512 Views
Мефодий Кириллович взял упаковку за уголок, приблизил к глазам и зашевелил губами. Вместо аккуратных морозных кругляшков под пленкой лениво перекатывалась слипшаяся масса.
Мефодий Киррилович вздохнул и положил упаковку на место. Взял другую – она оказалась хуже предыдущей.
– Да что же это такое! – прошептал Мефодий Кириллович и огляделся. В магазине было пусто, лишь у кассы выясняла отношения какая-то бабуленция. Впрочем, не успел взгляд Мефодия Кирилловича зацепиться за детали ее сморщенного лица, как бабуленция испарилась – как будто не она только что грозилась все тут закрыть и всех пересажать. Кассирша, видимо, испарилась следом, и теперь в большом, ярко освещенном зале имели место быть только Мефодий Кириллович и охранник. Охранник, облаченный в черную униформу, сидел на потертом офисном кресле и держал спину прямо, как хорошо воспитанный ученик первого класса. Он с невероятной скоростью нажимал на клавиши своего мобильника и не проявлял никакого интереса к окружающему миру.
– Да что же это такое, – повторил Мефодий Кириллович, на этот раз погромче, еще немного потоптался у холодильной установки, и подошел к охраннику. Упаковка, которую он продолжал держать за уголок, болталась в руке, как дохлая крыса.
– Добрый вечер, – вежливо сказал Мефодий Кириллович. Охранник не моргнул глазом, но правое ухо у него заметно дернулось, Мефодий Кириллович мог бы поклясться, что так и было. – Добрый вечер, – сказал он еще раз, погромче, и кашлянул для убедительности.
– Простыли? – участливо спросил охранник. Его ясный, цепкий взгляд остановился на переносице Мефодия Кирилловича и оттуда начал последовательное и пристальное изучение черт лица.
– Нет, нет, что вы, – забормотал Мефодий Кириллович, устыдившись непонятно чего. – У меня все хорошо, спасибо. Вот… – он протянул охраннику упаковку пельменей. Тот брезгливо отстранился и нахмурился.
– Что это? – отрывисто спросил он, и в голосе лязгнул металл –с таким лязгом тяжелые, окровавленные лезвия мечей ударяются о вражеские латы. – Зачем?
– Это пельмени, – кротко сказал Мефодий Кириллович. Они… Слиплись немного. Вот.
– Это пельмени? – охранник поднялся со стула и сделал шаг назад. – Да. Вы правы. Это пельмени. Несомненно. Замороженные изделия из теста с мясной начинкой. Да.
В низу живота Мефодия Кирилловича возникло томление, хорошо знакомое и не сулящее ничего хорошего. Рука с упаковкой безвольно опустилась и вспотела.
– Суть вашей жалобы мне понятна, – чистый и звонкий голос охранника зазвучал над самым ухом Мефодия Кирилловича. – Но с некоторым сожалением я вынужден сообщить, что не могу отреагировать на ваше обращение адекватным образом в силу ряда обстоятельств, на изложение которых мне бы потребовалось время, превышающее разумные пределы.
– Да что вы, не надо, не надо, – Мефодий Кириллович засуетился и сделал шаг в направлении выхода. Охранник загородил ему дорогу.
– Тем не менее, – как ни в чем не бывало продолжил он, – Одно из упомянутых мною обстоятельств заслуживает некоторой детализации, так как без нее вы окажетесь вне контекста происходящего. Я понятно излагаю?
– Да, – прошептал Мефодий Кириллович, – В целом. Но я бы хотел…
– Конечно, вы бы хотели, – широко улыбнулся охранник, – Разумеется, вы бы хотели. А как же. Но вынужден задержать вас – совсем ненадолго – и все-таки разъяснить. Это необходимо.
– Ну, раз необходимо, – тихо сказал Мефодий Кириллович, – Тогда конечно. Я понимаю.
– Ввиду неясных, но непреодолимых обстоятельств, имеющих прямую связь с алгоритмом квотирования, я лишился этого места и столь приятного моему сердцу вида трудовой деятельности, – из левого глаза охранника вытекла большая слеза и медленно поползла по щеке. – Уволили меня, короче. Так что я тут, но меня уже как бы нет. Вы меня понимаете?
– Надеюсь, что да, – проговорил Мефодий Кириллович и сделал еще одну неуверенную попытку двинуться к выходу. Охранник пресек ее немедленно.
– Но ведь я еще здесь! – радостно воскликнул он. И, коль скоро я на данный момент являюсь единственным представителем данного учреждения общественной торговли, сочту своим долгом…
Тут он решительно взял Мефодия Кирилловича под руку и повлек к холодильной установке. Мефодий Кириллович повиновался.
– Итак, – перед нами холодильная установка, она же исполняет функцию витрины, долженствующей радовать глаз покупателя видом правильно замороженных продуктов. Пока все ясно? – Вопрос был из категории риторических, охранник не стал дожидаться ответа и перешел к сути дела. – Вам, надеюсь, известна фундаментальное различие между переменным и постоянным током?
В глазах Мефодия Кирилловича раненой птицей металась тревога, которую охранник интерпретировал по-своему.
– Не волнуйтесь, это очень просто. Буквально в двух словах.
Из объяснений охранника Мефодий Кириллович вынес тупую боль в затылке и нехорошее желание, которое нарастало в нем с каждой секундой, заполняя мозг кровавой мутью. «Сейчас я его убью. – размышлял Мефодий Кириллович. – Непременно убью. Жестоко и извращенно.»
И тут зазвонил мобильник. Охранник прервал объяснения на полуслове и изменился в лице.
– Да, Сергей Сергеевич? Так точно, Сергей Сергеевич. Сию минуту-с. – указательный палец левой руки (правая продолжала прижимать к правому же уху мобильник) взметнулся к небесам. – Вот. Наконец-то. Сергей Сергеевич специально прибыл, чтобы иметь с вами разговор. Я провожу вас , и на этом мои полномочия истекут. Вместе с моими должностными обязанностями.
– Какой Сергей Сергеевич? Ради бога… – Энергия ненависти покинула Мефодия Кирилловича, немолодой его организм как будто опустел, внутренние органы притихли, и лишь тупая боль в затылке напоминала о том, что у Мефодия Кирилловича сохранились кое-какие жизненные функции.
Охранник, не говоря ни слова, мягко, но решительно подтолкнул Мефодия Кирилловича к боковой двери. Дверь была невероятно массивна. Мефодий Кириллович раньше ее не видел или просто не обращал на нее внимания. Охранник нажал невидимую кнопку, дверь медленно и бесшумно распахнулась. Из просторного помещения, находившегося за дверью, волной нахлынул запах мороженой рыбы не первой свежести.
\- Прошу. – Охранник поклонился /Мефодию Кирилловичу и втолкнул его внутрь. Дверь закрылась автоматически.
Мефодий Кириллович затравленно оглядывался. Помещение действительно было огромным и практически пустым. Лишь на задней стене висел огромный экран, чуть ниже — портрет, а под портретом располагался массивный стол красного дерева. Стол тоже был пуст — за исключением большой и очень яркой лампы. Рядом стоял человек, смотрел Мефодию Кирилловичу прямо в глаза и улыбался. Был этот человек среднего роста и возраста, атлетического сложения, узкогуб и лицом скорее приятен. Правда, впечатление несколько портили узко посаженные глаза, как будто тот, кто вырезал лицо Сергея Сергеевича, случайно сделал дырочки в неправильном месте, а потом плюнул и решил ничего не переделывать. На портрете Сергей Сергеевич выглядел лучше — моложавее и внушительнее, но в остальном был точной копией живого Сергея Сергеевича.
– Да вы проходите, проходите, Мефодий Кириллович, зачем же у дверей стоять? Вот, прошу в кресло. – Сергей Сергеевич манил пальцем и улыбался, и Мефодий Кириллович пошел к столу, не чувствуя ног, и неловко плюхнулся в холодное кресло. «Откуда он знает\, как меня зовут? » – пронеслось у него в голове, и тут же прозвучал ответ.
– Да как мне вас не знать, дорогой Мефодий Кириллович! Как же мне вас не знать-то? Вы ходите сюда каждый день, приносите прибыль (совсем небольшую, правда, и об этом стоит поговорить, но позже, если вы не против) нашей торговой точке, а я не должен вас знать! Смешно, ей-богу. Впрочем, к делу. Ваш паспорт, пожалуйста.
– Паспорт? Бога ради, зачем? – У Мефодия /Кирилловича моментально вспотела спина.
– Формальность. Я прекрасно знаю, кто вы такой, но протокол, знаете, требует. Соблаговолите.
Мефодий Кириллович дрожащей рукой извлек паспорт (господи, как хорошо, что он взял его с собой, ведь обычно никогда не брал!) и протянул его Сергею Сергеевичу. Тот поблагодарил и приступил к изучению документа. Время остановилось.
– Ну что ж, – сказал Сергей Сергеевич, наконец захлопнув паспорт и откладывая его в сторону. – Все в порядке. Пока. Подпись, конечно… Подпись, Мефодий Кириллович, нехороша, это я вам скажу прямо и честно. Какая-то она неуверенная, рабская, я бы сказал, подпись. Обычно вы лучше расписываетесь, размашисто так.
– Это ручка, – пискнул Мефодий Кириллович- Ручка. Я ей говорил…
– Кому? – Сергей Сергеевич напрягся и пристально посмотрел на Мефодия Кирилловича. – Кому говорили?
– Этой… В паспортном столе. Я ей говорил, что ручка плохая, бумагу рвать будет. А она…
– Успокойтесь, Мефодий Кириллович. Не надо так волноваться. Вы совершенно правы. Нельзя плохие ручки людям давать. Это нехорошо. Евгении Михайловне мы поставим на вид. Обязательно, не сомневайтесь.
– Не надо, что вы, – вяло сопротивлялся Мефодий Кириллович, – Она не виновата.
– Не виновата? А кто тогда виноват? Вы? Ну, если вы так считаете, тогда, конечно, совсем другое дело. Тогда и разговор у нас будет другой.
– Нет!- вскрикнул Мефодий Кириллович — Нет!
– Ну вот и хорошо, – любезно улыбнулся Сергей Сергеевич. – Ну вот и славно. Тогда давайте перейдем непосредственно к вашему делу. Сейчас я вам кое-что покажу, прошу отнестись к этому максимально внимательно. Да что вы, право, как будто замерзли. Кивните хотя бы.
Мефодий Кириллович кивнул, чувствуя, что шея повинуется ему с трудом.
Сергей /Сергеевич извлек из внутреннего кармана пиджака пухлую записную книжку и электронную указку, очень похожую на ту, что Мефодий Кириллович недавно подарил внучатому племяннику.
– Одобряю ваш выбор, – ласково сказал Сергей Сергеевич, – и Сашеньке очень понравилась. Он вам не говорил? Нет? Ну, вы не удивляетесь, подростки, они такие ершистые, знаете ли. Он вас все равно очень любит. Ну что ж, не будем отвлекаться.
Сергей Сергеевич нажал на какую-то кнопку под столешницей, экран зажегся. Мефодий Кириллович никогда не видел карты страны, выполненной с такой любовью и тщательностью. Сергей Сергеевич направил указку куда-то в район Курской области. Выделенный фрагмент карты начал разрастаться, и дорос до большого, приземистого бетонного здания, занявшего почти весь экран.
– Это ферма, на которой родился бык Матвей, – раздался голос Сергея Сергеевича. Голос звучал гулко, раскатисто, почти как голос диктора Левитана, памятный Мефодию Кирилловичу с детства, – Не буду перегружать вас подробностями. – пальцы Сергея Сергеевича быстро перелистывали листы записной книжки. – Итак, бык Матвей. Имя получил от скотницы Усольцевой, сорока шести лет, разведена, имеет дочь и пагубное пристрастие к алкоголю. Да, к сожалению, это большая проблема. Люди пьют, и это не может нас не беспокоить. Вот, посмотрите, на этой фотографии бык Матвей в возрасте трех месяцев. Очаровательное существо, не правда ли? Так, что там у нас дальше… В общем, все как обычно. Корма как положено, никаких излишеств. Выпас. Несанкционированный половой акт с коровой по кличке Машка, вот она, кстати. Так… Ну что ж, перейдем к главному. Забит в соответствии с месячным планом забоя. Смотреть будете?
– Нет, – выдохнул Мефодий Кириллович. – Пожалуйста, не надо.
– Как хотите, – равнодушно согласился Сергей Сергеевич, – это, в общем-то, и не обязательно. Пойдем дальше.
На экране замелькали регионы и города, поселки и проселочные дороги. Мефодий Кириллович во всех подробностях узнал о перемещениях замороженной туши быка Матвея, месте и точной даты производства упаковки — как той, которую Мефодий Кириллович взял сначала, так и той, что, как оказалось, до сих пор была у него в руках. Узнал он также некоторые особенности биографий тех людей, что имели отношение к отдельным этапам производственного процесса.
– И наконец, – гремел голос Сергея Сергеевича, – Наконец упаковка пельменей, содержащих элементы пашины быка Матвея, попадает в этот магазин. Вот, видите, на этом кадре. Вам стыдно?
– Мне? – прошептал Мефодий Кириллович, – Мне? А почему?
– Вы не умничайте, не надо. – Взгляд Сергея Сергеевича вбуравливался в глаза Мефодия Кирилловича, отчего боль в затылке становилась все сильнее, хотя куда уж сильнее-то…- Не надо умничать. Вся страна, огромная страна, страна великой и не изведанной до конца судьбы, работала для вас. Столько людей, разных, заметьте, людей, посвятили часы своей жизни заботе о вашем питании. А вы, из-за нелепой ошибки Марины Витальевны… Вы шевелите губами, вы ими как-то подозрительно пожевываете, что-то такое сквозь зубы, у меня есть запись!
– Какая Марина Витальевна? – У Мефодия Кирилловича кружилась голова, а сердце начало выдавать опасные перебои. – Какая Марина Витальевна?
– Вот видите, вы даже не знаете /Марину Витальевну, вы незнакомы с ее одинокой и, поверьте, очень непростой жизнью, но готовы предъявлять претензии!
– Я ничего…
– Молчать. – сказал Сергей Сергеевич таким тоном, что язык Мефодия Кирилловича прилип к небу. – Ни слова более, Мордехай Карлович. Ни слова, слышите?
– Меня зовут Мефодий Кириллович, – прошептал Мефодий Кириллович, еле справляясь с непослушными органами ротовой полости.
– Я знаю, как вас зовут. Я знаю также, что по сути своей, гнилой, замечу, совершенно гнилой сути, вы — Мордехай Карлович. И не надо отпираться. Нам предстоит серьезный разговор о ценностях. И мы приступим к нему сейчас. Прямо сейчас. Прошу, коллеги.
Абдуллай Абдуллаевич, Исаак Исаакович и даже Чойбалсан Чойбалсанович были точными копиями, практически клонами Сергея Сергеевича. Их сделали по одному лекалу и лишь в последний момент внесли некоторые национально-культурные коррективы. Коллеги Сергея Сергеевича беседовали с Мефодием Кирилловичем и по очереди, и одновременно. Чем дольше длилась эта беседа, тем тверже становилась уверенность Мефодия Кирилловича в том, что он — не кто иной как Мордехай Карлович. Кстати, Исаак Исаакович намекнул ему на то, что в этом, в сущности, нет ничего дурного, а даже наоборот, бывает и гораздо хуже.
– Семейные ценности, вот что главное на сегодняшний момент, – внушал Абдуллай Абдуллаевич. – Крепкая, здоровая семья. Правильно воспитанные дети. Послушание и осторожность в половых связях. Вы, Мордехай Карлович, кстати, когда последний раз вступали?
– В половую связь? – прошелестел посеревший лицом Мордехай Карлович, который уже смирился с тем, что он более не Мефодий Кириллович.
– В том числе, – кивнул Абдуллай Абдуллаевич, а Сергей Сергеевич тонко улыбнулся и что-то пометил в записной книжке.
– Я… Не помню. Мне бы воды. – Мордехай Карлович начал задыхаться. Он забыл, когда последний раз вступал в половую связь, он вообще обо всем забыл.
– Воды можно, – кивнул Сергей Сергеевич. – Но только воды и не слишком холодной.
В ящике стола нашелся и графин из толстого стекла, с желтоватой теплой водицей, и граненый стакан. Мордехай Карлович пил жадно, два раза захлебывался, и дважды Чойбалсан Чойбалсанович легонько похлопывал его по спине, а Исаак Исаакович даже заботливо вытер Мордехаю Карловичу мокрый подбородок.
– К семейным ценностям мы еще вернемся, – вступил Чойбалсан Чойбалсанович, а я бы хотел поговорить о любви более высокого порядка, о верности, о единстве. О патриотизме, в конце концов.
– И о среднемесячной сумме ваших покупок, – попытался было встрять Исаак Исаакович, но Сергей Сергеевич метнул в его сторону такой грозный взгляд, что Исаак Исаакович поперхнулся и замолк.
Разговор о патриотизме длился вечность. Карта страны вспыхивала разными цветами, счастливые лица разного возраста и национальной принадлежности радостно улыбались Мордехаю Карловичу, возникая то на фоне города Орла, то среди пейзажей далекой Тюмени и еще более далекой Еврейской Автономной Области. Представители всех народов и даже совсем небольших народностей обращались к Мордехаю Карловичу с наказами, упрекали его за инертность и эгоцентризм (Сергей Сергеевич кивал), журили за неопрятность и невымытый холодильник.
– Вы знаете, – тихо сказал Мордехай Карлович, – Мне кажется, я сейчас умру.
– Ну, знаете – обиженно протянул Сергей Сергеевич, – Так не годится. Мы к вам со всей душой, мы с вами о первостепенном, а вы помирать. Нет уж, увольте.
И тут зазвонил мобильник. Сергей Сергеевич выслушал чей-то взволнованный, квакающий голос и посуровел лицом.
– К сожалению, коллеги, – сказал он, – Нам пора. Отдыхайте, Мордехай Карлович. На сегодня достаточно. Надеюсь, мы еще увидимся с вами. Да, за пельмени можете не платить. Подарок от заведения.
Черты лиц Абдуллая Абдуллаевича, Исаака Исааковича и Чойбалсана Чойбалсановича вдруг как-то искривились, поплыли, поблекли, а потом и вовсе растворились в воздухе. Сергей Сергеевич держался чуть дольше, но и он понемногу испарился, успев пожелать Мордехаю Карловичу крепкого здоровья, счастья и успехов в личной жизни.
– Обязательно заведите скидочную карту нашего магазина, обязательно! Всегда рады вас видеть, – с этими словами Сергей Сергеевич исчез окончательно. Дверь открылась, и Мордехай Карлович, шатаясь и хватая ртом провонявший рыбой воздух, вышел в помещение магазина, а потом на улицу.
Неслышно падал снег – первый за эту странную зиму. У выхода стоял охранник, который радостно подмигнул Мордехаю Карловичу.
– Мужик, я домой ехать. Родина. Жена, дети ждать. Кушать совсем нет. Я деньги везу, большой деньги, у нас такой заработай нет.
Мордехай Карлович молча кивнул и протянул охраннику упаковку пельменей. Тот сморщился.
– Говно твой пельмени. Урна бросай. До свидания, брат!
Охранник тоже исчез, и Мордехай Карлович остался совсем один. Ему почему-то расхотелось домой. Ему вообще никуда не хотелось.
“Потеряться, что ли?” – вдруг подумал он. А потом подумал еще немного и потерялся.
Михаил Горелик
С марта 2022 г. живёт в г. Ашкелоне, Израиль. До этого жил в Санкт-Петербурге с самого рождения, а именно с 1964 г. Решение покинуть Россию пришло 25 февраля. 24-го был так оглушен, что сложно теперь вспомнить. о чем думал в тот день. Ни о чем хорошем, это точно. Сложившуюся систему власти не любил никогда. Многое из того, что написал еще в России, именно об этом, об опасениях, которые стали явью. О том, что уехал, не пожалел ещё ни разу.