443 Views
ПТСР
День победы приходит затемно,
По углам, словно вор, таясь.
Черной меткой в него впечатана
Неизбывная боль твоя.
И сквозит беспощадной памятью,
Иссушая тебя до дна,
Страх смертельный, пещерный, каменный,
Накрывающий, как волна.
Цепки когти кошмаров прошлого –
Не забыть и не отогнать.
И стирает нам душу в крошево
Ледяною рукой война,
Выжигает на сердце пятнами
Окровавленный след стальной…
Мы остались навек солдатами,
Не вернувшимися домой.
Предвоенное
Из какой невозможной, немыслимо легкой ткани
Соткан был довоенный мир, как воздушный плед?
И мещанский уют местечковых его страданий,
И наивный восторг незаметных его побед.
Как сиял он огнями гирлянд, как мерцал свечами,
И кострами горел, и дыханием лед топил!
И казалось, что жизнь растянулась в ее начале
И искрила избытком свершений, надежд и сил.
Все казалось так важно, так просто и так знакомо –
Как трамвайный маршрут, переулки и адреса,
Как весенний морщинистый снег и качель у дома,
И немые слова, что читались в твоих глазах…
Из какой невозможной, бездушной драконьей пасти
Зародилась война, пропоров нашу жизнь до дна,
Чтоб врасти в ее плоть, чтобы в душу навек впитаться,
Чтобы землю вокруг пропитать, раскалив докрасна?
Растекаясь пятном, разъедая, как ржа железо,
Проникая везде, словно яд в кровяных тельцах,
Наползла слепота, пелена дымовой завесы,
И твердит эту ложь, что не будет войне конца.
Как легко вы смогли, заразившись пустым величьем,
Наше счастье продать за пустой проржавевший грош,
Чтоб седой истукан: трусоватый, смешной, циничный, –
Его втаптывал в грязь легким взмахом своих подошв!
Разговор с ребенком
И снова не дали поспать с утра…
Родная, что же ты плачешь?
Это же просто такая игра –
Что с неба падает мячик.
И вновь недолет, и опять не в нас –
Видишь вот, мы везучие.
А это не дым и совсем не газ,
Лишь небо покрыто тучами.
Давай мы сыграем в прятки теперь –
Вон видишь, там ямка вырыта.
Я просто закрою за нами дверь,
А ты молись, чтобы выиграть…
Давай запомним свет…
Давай запомним свет, рассеянный и блеклый,
Ведь каждое «теперь» важнее, чем «потом» –
Пока еще огонь не бросился на стекла,
И стены не дрожат, ломаясь, как картон.
Смотри, как солнца луч метнулся по балкону,
Как вспыхнул, заискрив, и замер на полу –
Пока еще волна железа и бетона
Его не погребла под пыльную золу.
И даже если свет в подвалы не пробьется,
И снова вой сирен звучит издалека –
Мы просто будем знать, что где-то светит солнце,
И все еще под ним клубятся облака.
И если нет домов, останутся каркасы,
И если нет воды, останутся снега.
Мы просто будем жить – как прежде, час за часом,
И знать, что счастье есть – пока еще, пока…
Сторонникам войны
Если в огненный час агонии
Вам предъявят за всё счета –
Не твердите, что вы не поняли,
Или поняли всё не так.
Про раскаты сирен над крышами,
Про последний кусок пайка –
Не кричите, что вы не слышали,
Что не видно издалека.
Про оставшихся под завалами
И про холод подвальных стен –
Не внушайте нам, что не знали вы,
Что поверили вы не тем.
Про ракеты, что мчатся по небу,
Про разорванные тела
Вы, конечно, солжёте что-нибудь,
Объясняя, что не со зла,
Что политика – дело чёрное,
Что сегодня никто не свят,
Что мы все виноваты поровну,
Коль в окно залетит снаряд…
Но когда чернота рассеется
И расступится долгий мрак,
Не твердите, что вам не верится,
Что вы думали – всё не так.
И когда отшумят пожарища
И пробьется в золе трава –
Не просите у нас о жалости,
Не расходуйте зря слова.
Не надейтесь, что станем братьями,
Что когда-нибудь всё пройдет.
Полусвастикой, как проклятием,
Заклеймили вы весь народ.
И никто не склонится к горестям
Ваших жалких гибридных бед,
Когда в огненный час агонии
Вы дадите за всё ответ.
* * *
Если б можно было вдохнуть
Жизнь – в то, что разрушено,
Искупить чужую вину,
Прикоснуться душами;
Переплавить, перестрадать
За других – не выживших,
Шар земной откатить назад,
Чтобы стали ближе мы;
Из бессонных своих ночей
Время каплями выжать…
Почему же, мой Бог, зачем
Мы не можем быть ближе?!
Не умеем идти на крест,
Умирать ежечасно,
Даже просто отдать, что есть,
Не умеем мы часто.
Как хотелось отдать бы жизнь,
Силы, воздух и время,
Чтобы кровью протечь в чужих
Обескровленных венах;
Чтоб коснуться открытых ран,
Чью-то боль иссушая,
И исчезнуть потом в туман,
Ничему не мешая;
И невидимый ад терпеть,
Помогая вам выжить…
Почему же, мой Бог, ответь,
Мы не можем быть ближе?!
Мариуполь
Это смерть ползет по стене,
Не узнать ее невозможно.
Тень ложится на талый снег,
Незаметно скользя к подножью;
Детский крик заглушает свист,
Фейерверком взлетают стекла…
Смерть задумчиво смотрит вниз
И сбивается вновь со счета.
Просчитайся – хотя б на метр!
Проскользни серой тенью рядом.
Зимний воздух горяч и светл
От летящих вокруг снарядов.
Мы теряемся в пустоте,
Исчезаем в подвальной нише.
Вот уже не осталось стен,
Только смерть, как и прежде, ищет,
Тянет пальцы свои в окно,
Задевая косой ступени.
Мы виновны пред ней в одном:
В том, что мы родились «не теми»;
Не склонив своей головы,
Не скормили страну убийцам…
Мы, наверно, уже мертвы,
Мы тенями скользим по лицам.
Город-призрак, город-герой,
Закопченный в костях и тлене!
Мы в тебе прорастем травой –
Самой первой травой весенней!
Мы родимся в твоих цветах –
Одиноких цветах на саже,
Мы впитаем всю боль и страх,
Сквозь века про нее расскажем,
Чтобы пришлые палачи,
Оккупантов трусливых банды
Нас встречали потом в ночи
На осколках своих снарядов.
Чтобы видели в каждом сне
День, когда к ним придет квитаться
Смерть, ползущая по стене
И считающая на пальцах.
К Пасхе
Если правда, Господи,
Ты спускался в ад,
Видишь – там в песочнице
Два креста стоят.
Над песчаным холмиком,
Как на куличе,
Крест стоит надломленный,
Робкий и ничей.
Под березой гибкою
Проржавела сталь.
Детскою могилкою
Двор уютный стал.
И восходит буднично,
Словно смерти нет,
Над кровавой Бучею
Огненный рассвет.
Если правда, Господи,
Ты прошёл сквозь смерть –
Как забыть нам прошлое,
Как его стереть?
Где елозя пальцами,
Бормоча своё,
Разрывало платьице
Пьяное зверьё…
Всё, конечно, кончится,
Но скажи, зачем:
Детская песочница,
Дворик и качель?
Только тьма ползучая
Пожирает свет
Над кровавой Бучею –
Там, где смерти нет.
Война обнажает…
Война обнажает бездну открытых душ,
Вскрывает нас догола, словно трупы в морге.
Она научает жизни в своем аду,
Где рваный подвальный сон и паек убогий.
Война обнажает запах открытых ран,
Вскрывает, как пахнет гарь на сожженном теле.
Она научает нас, что такое рай –
Увидеть рассвет и проснуться в своей постели.
Война обнажает подлость во всей красе –
Трусливую ложь, прикрытую за речами.
Она научает нас, что такое «все» –
Все те, что, конечно, знали, но промолчали.
Война обнажает ангелов во плоти –
Водителей-женщин, уставших, немного резких,
Что едут по минам и гибнут порой в пути,
Наверно, устав и вернувшись в свой сад небесный.
Война научает нас, что такое Бог –
Задиристый парень, выведший из подвала,
Встречающий в кущах приютов и синагог,
Творящий уют на холодном полу спортзала.
Война научает ждать, как никто другой,
Она приучает верить, не ждать ответа,
И снова молиться за наших людей-богов,
Таких же, как мы, беззащитных на фоне смерти.
Веймарская республика
Сейчас, когда всё пропитал неприкаянный страх,
Ты вспомни тот мир – он сегодня почти нереален,
Но он для меня в каждой мелочи будет сакрален,
Он дорог мне весь – от дворцов до последних развалин,
Он чист, как стекло, и в притонах его, и в церквях;
В ошибках и пробах, в дождях и сугробах – пускай!
Пусть в нем, как в мальчишке, кипят и обиды, и страсти,
Он беден и глуп, он наивен, местами несчастен,
Но он довоенный – и только лишь этим прекрасен,
Ведь там, где не ад, так легко зарождается рай.
И реют надежды, и окна в Европу прорублены,
И трудно поверить, что тысячи будут загублены.
Что стало с тобою, Веймарская республика?!
Что будет с тобою, Веймарская республика?..
А город шумит, погружаясь стыдливо в огни,
Всё, вроде, как прежде, но всё же – немного иначе,
Друзей больше нет, но ведь главное – враг обозначен,
А тот, кто не выжил, всего лишь попал под раздачу,
И важно запомнить: мы правы, ведь мы – не они.
И рушится свет, обнажаясь и гноем, и ранами,
Ломая границы меж миром, войною и странами,
И в сердце стучится: «Что стало с тобою, Германия?!»,
И сердце томится, что будет с тобою, Германия?
И вот Александровский сад, а за ним и Рейхстаг,
И литера Z, что красуется на перекрестке,
А путь от Рейхстага к Лубянке идет по Никольской,
Ваш путь на Лубянку, как прежде, идет по Никольской,
И вслед над Рейхстагом трехцветный колышется флаг…
И рушится свет, обнажаясь и гноем, и ранами,
Ломая границы меж миром, войною и странами,
И в сердце стучится: «Что стало с тобою, Германия?!»,
И сердце томится, что будет с тобою, Германия?..
Ксения Кириллова
Ксения Кириллова – журналист, писатель, поэт, эксперт ведущих американских аналитических центров, специализирующийся на анализе политических и социальных процессов в современной России и международной политики. Родилась в Екатеринбурге, последние 9 лет проживает в США. Автор нескольких романов, изданных в России, Украине и Америке, включая роман «В паутине безумства» – первое художественное произведение, отражающее подлинные реалии советской карательной психиатрии и противоракетной обороны. Книга была издана на трех языках и дважды попадала в несколько перечней рекомендуемой литературы известных украинских изданий. Другие подробности биографии - в интервью на Точке.Зрения.