520 Views

* * *

Это дивный новый мир
Раскрывает нам объятья,
Он с ракетами-людьми,
Чудо-бомбами-людьми,
Каин, Авель – тоже братья!
Оратория проклятья
С третьей цифры, с ноты “ми”,
За закрытыми дверьми.

Начинаем “Оду к радости”,
Будем город до утра трясти!
Дирижеру глуховатому –
Грунт могилы стекловатою!

Здравствуй, дивный новый мир,
Все до основанья сносим,
Смерть одним, другим – доносы,
“Вас бомбят? Дышите носом!” –
Пишут с виллы в Сан-Реми.
На сочувствие лимит,
Пращуров своих срамит
Всяк, кто знает слово “нонсенс”.

Оппоненту вырвем ливер мы
“Искандерами”-“Калибрами”!
Говорят, одна планета нам?
То проблема оппонентова!

Славься, дивный новый мир!
Славься залпами орудий!
Многомерен, многотруден
Переход от “ми-ми-ми”
К бомбе – вот уж загремит!
Мы за бомбу встанем грудью
И обеими грудьми.
Голова лежит на блюде,
Саломея, дочь, прими
Запевай-ка, тенор, дискантом!
Как котят, нас жизнь тискает,
А натискается досыта,
Так утопит для видосика.

Принимай скорей, YouTube,
Новый клип про новый труп!
Не сходи с щеки, румянец,
Не сходи, улыбка, с губ!

* * *

Был день багров и рвался как тесьма,
И от пожаров ночь сошла с ума,
А кто-то возглашал: “Да будут взрывы!”
И хохотал: мол, хорошо весьма.

Над телом сына каменел отец,
Развалинами делался дворец,
А кто-то возглашал: “Да будут взрывы!”
И хохотал: ну чем я не Творец?

Вот облака подсвечены огнём,
Вот мчится время бешеным конём,
А вот хохочет кто-то: “День четвертый,
И сто четвертый, то есть день за днём!”

Под этот хохот в явленном аду,
В Эдемском разрушаемом саду
Тянулся к небесам росток зелёный.
То яблоня? Да нет, пожалуй, дуб.

* * *

Когда выясняется, что безопасность – фантом,
То думаешь: “Выжил? Спасибо уже и на том”,
А если семья и друзья, и все близкие живы,
То счастлив, как будто сидишь на крыльце золотом.

* * *

Дождь бродит по земле, петух трубит зарю,
Пора бы что-нибудь сморозить декабрю,
Мне говорят: “Стихи? Как можно в наше время?!”
Я не пишу стихов, я ими говорю.

* * *

И светит свет во тьме, и не объяла тьма
Дрожащий лепесток, наивный и могучий,
Я не могу сказать, чему нас это учит,
Но я могу сказать, что это жизнь сама.

* * *

Ты катись, колечко, катись туда,
Где двенадцать месяцев сидят меж
руин,
В их сердцах вражда,
Позади их вода,
Перед ними костер
Ородруин.

Ты бросайся, кольцо, с разбегу в костер
И гори огнем так, чтоб не спасти,
Ибо путь далёк,
Ибо меч остер
И нет больше силы тебя нести.

А когда ты сгоришь, ночь станет темней,
Закричит сова, рухнут города,
И воссядут месяцы
На черных коней
И разъедутся кто куда.

Вот тогда я тихо пройду к костру,
Наберу я пепла да в обе горсти,
Посижу до рассвета,
Уйду к утру,
Ты прости, колечко мое, прости.

Баллада солдат

Жил-был художник, писал картины, лепил из глины бойцов,
А тут война – подошла, скотина, стоит и дышит в лицо,
Смеется: “Ты же, Ван-Гог, семейный? Не слышишь, дети галдят?
Рисуй подсолнухи на скамейке, какой из тебя солдат?”

Жил-был айтишник, админил сайты, затачивал сервера,
А тут война разбросала байты, и не возразишь ни хера,
Хохочет, тварь: “Ты на удалёнке! Пузат, мордат, бородат!
Куда такому ползти в зелёнке, какой из тебя солдат?”

Жила-была медсестра в роддоме, где мамочки да малыши,
А тут война: “Ешь у меня с ладони! Замри, – говорит, – не дыши.
Сиди и бойся, ходи и бойся, и детям нужен пригляд,
За все остальное не беспокойся, какой из тебя солдат?”

Хозяйка в парке кафе держала и тоже жила-была,
А тут война с облаков упала, сгорело кафе дотла,
Война сплясала на пепелище, кричит: “Что, хорош снаряд?
Иди, скитайся по свету нищей, какой из тебя солдат?”

Жила-была война, да, конечно, и очень неплохо жила,
Играла с жизнью в орла и решку, стреляла, пила, жрала,
Мешала в кучу слова и даты, а в шахматах вечный пат,
И вдруг солдаты, кругом солдаты, и некуда отступать.

Плечом к плечу, неприятны, хмуры, небриты, вооружены,
Какое тут кистью писать с натуры и роды принять у жены,
Какой там сервер, лети он прахом, какой там бокал вина?!
Впервые в жизни дрожит от страха, дрожит от страха война.

Зажата в клещи, забита в угол, старушью скалит десну –
Не обратиться с вопросом в Google и финкой не полоснуть! –
Обмякла, сбросила вес, вспотела, и голосит невпопад:
“Я здесь случайно, я не хотела, какой из меня солдат?”

* * *

Здравствуй, здравствуй, Новый год,
Кролик ты или не кролик,
А возьми мешок забот
И умножь его на нолик!

Начинайся, Новый год,
Начинайся, новый месяц,
Вот, возьми мешок щедрот
И помножь его на десять!

Будь здоровым, будь небедным,
Мирным, радостным, победным!

* * *

Сидели как-то свет и темнота,
Беседовали, гладили кота,
Печеньку ели, пили чай с малиной…
Ты приглядись, какая красота!

Баллада Вия

— Эй, ко мне, — говорит она, — упыри! Эй, ко мне, мои вурдалаки!
Восстают: их щёки в седой пыли, ногти-когти в кровавом лаке,
Лица дико повернуты вспять, назад, и от петли шеи кривые.
— Эй, вы “за”? — она спрашивает.
Они “за”.
— Ну, тогда позовите Вия.

— Поднимите мне веки, — велит им Вий. — Поднимите мне, чтоб вас, веки!
У меня в глазах нет живой любви, нет заботы о человеке,
У меня под стылым железом век глаз такой, что печёнку выест,
И хоть первый, хоть двадцать первый век — я их вижу насквозь, навылет!

А у алтаря стоит Брут Хома,
Этот Брут Хома, он сошел с ума,
Он вперяет взор во кромешный мрак,
Во кромешный мрак, в мертвый Виев зрак,
Он глядит и нехорошо глядит,
Сразу видно — Хома сердит.
И в руках Святое писание
Для прицельного в глаз бросания.

Что там дальше было, не знает никто, никакие гоголи-моголи,
Церковь билась в падучей, мявчала котом, будто черти ей пятки трогали,
И бежала прочь упырей орда по проселкам визжащей полночи,
И гремело вслед: “Вы куда? Куда? Опустите мне веки, сволочи!”

* * *

Погадай мне, цыганка, по левой руке!
Видишь трассу на Сватово? Взрыв в Токмаке?
Мост под Новой Каховкой? Блиндаж под Бахмутом?
Чем утешится сердце, что ждёт вдалеке?

* * *

То, что меня не убило, тебя не убило, её,
Их не убило – убило кого-то другого,
В яме забыло, оставило в доме нагого,
В фарш изрубило, швырнуло в сухое быльё.

То, что его не убило, тебя не убило, меня,
Делает нас, говорят, и сильнее, и крепче,
В небе под облаком кличет зарю сизый кречет,
Крылья измазаны в пепле сгоревшего дня.

То, что сильнее нас делает, жизнь до поры сохранив,
Может, и делает, спорить не стану, не стану,
Заперты двери, закрыты оконные ставни,
В щель пробивается свет, мы не гасим огни.

То, что убить не смогло, тихо шастает в бархатной тьме,
Делать сильнее нас вовсе не хочет, не хочет,
Хочет добить, пока слабы мы, гибель пророчит,
Сотню смертей записало, а десять в уме.

Вечный, бессмертный вопрос, словно колокол: быть иль не быть?
Призрак идёт по стене, презирая ненастье,
Дверь открывается, ставни распахнуты настежь,
Вот мы и вышли навстречу тому, кто нас хочет убить.

Олег Семёнович Ладыженский — украинский писатель-фантаст. Вместе с соавтором Громовым Дмитрием Евгеньевичем известен под псевдонимом Генри Лайон Олди.

Редакционные материалы

album-art

Стихи и музыка
00:00