426 Views
Павел:
Вопросы от автора. Какой в среднем срок рассмотрения текстов? Можете ли вы кратко охарактеризовать критерии отбора текстов? Как стать постоянным автором сайта?
Редакция:
Тексты, присланные авторами на почту, мы рассматриваем сразу, как только читаем письмо. Ничего особенно сложного в этом нет: плохие тексты видно сразу, и мы всегда письменно отказываем в публикации, если для нас это очевидно. Если текст принят к публикации, мы можем задать какие-то уточняющие вопросы. Если вопросов нет, публикация ставится в план — но чаще всего приблизительно, без конкретной даты. Слабое место этой системы заключается в том, что автор не знает о нашем решении до момента публикации — да и после этого узнает только в том случае, если заходит на сайт или следит за анонсами. Увы, мы не можем пока ничего с этим сделать, не хватает рук.
Насчёт критериев отбора. Мы не являемся приверженцами какой-то определённой стилистики, для нас важен смысл текста. Мы не боимся любительской поэзии и публикуем примерно 3-5 раз в месяц стихи начинающих авторов, если они кажутся нам соответствующими концепции сайта. Мы считаем их, своего рода, народной поэзией, которую потом, возможно, будут изучать, как исторический источник. Впрочем, и мудрёный литературный авангард мы публикуем примерно с той же периодичностью. Но самое главное, что мы регулярно сами приглашаем по-настоящему интересных, крутых авторов, чьё участие двигает наш общий уровень вперёд. Нам важно, чтобы нас читали разные люди с разными литературными вкусами, поэтому и стихи мы публикуем очень разные.
Постоянным автором сайта можно стать только если постоянно присылать нам тексты, которые a priori находятся на уровне того, что у нас лежит в данный момент в очереди. Наверное, в первый раз у нас опубликоваться проще, чем во второй — потому что после первой публикации требования к тексту ощутимо повышаются.
Павел:
Заметил, что раньше вы постили очень много стихов в Фэйсбуке, а сейчас стали делать это значительно реже. Это вынужденная мера? Или вы как-то по-своему работаете с аудиторией?
Редакция:
И то, и другое. Наша политика на Фэйсбуке проста: мы предлагаем контент на любые площадки, а они уже сами решают, нужен он или нет, и в каких количествах. Иногда площадки по своему выбору прекращают размещать наш контент. Иногда нас банят боты, которым что-то не понравилось. Это объективные причины того, что мы сейчас менее активны в Фэйсбуке, чем раньше. Но на самом деле за последний год мы настолько популяризовали свой проект, что большего уже не добиться, и не особенно переживаем на эту тему. Сейчас было бы здорово продвигать наш телеграм-канал, но у нас нет человека, который смог бы взять на себя текучку по обмену постами с другими каналами и прочим. Если среди нашей аудитории найдётся такой человек, мы будем счастливы.
Ирина:
Не очень понимаю, почему, к примеру, так много публикаций Поэта Хренова, а Германа Лукомникова — всего одна. Это сделано по желанию авторов или является частью редакторской политики?
Некоторые авторы предоставляют нам право брать их произведения из открытых источников (телеграм-каналов, соцсетей). Это сильно упрощает работу — скажем, недавно мы сверстали публикации Вадима Фомина на год вперёд. Есть авторы, которые склонны сами тщательно составлять свои подборки, и они публикуются намного реже. Пожалуй, это единственная причина.
Елена:
Планируется ли издание книг антивоенных стихов в бумажном виде? Я так понимаю, издательство в Германии сейчас базируется? Значит, возможно (и целесообразно ли) издание бумажных книг там, для эмигрантской аудитории, скажем так?
Редакция:
У нас нет своего издательства как такового. У нас есть определённый пул авторов, который публиковался в виде издательской серии сначала в «Вест-Консалтинге», потом в «Маске» и, наконец, в «Алькор паблишерс», с которым мы сотрудничали лет пятнадцать. Но в 2022 году стало ясно, что мы не можем публиковаться в России по целой совокупности причин — причём речь не только о литературе, но и о нашем музыкальном каталоге. Сначала мы перерегистрировали наш сайт в Германии, а теперь ищем партнёрские издательства, которым было бы интересно с нами сотрудничать — и это не только немецкие издательства. Для начала мы взяли готовые книжные проекты пяти наших авторов и разослали по потенциальным партнёрам. Кто-то нас проигнорировал, а кто-то ответил — и мы начали диалог. Будем смотреть, к чему это всё приведёт.
Но это речь о русскоязычном контенте. Мы также работаем и над продвижением наших переводов на иностранные языки. Сейчас пока лучше всего получается заниматься этим в США — там вышли англоязычные переводы стихов ряда русских и украинских поэтов.
Сергей:
Можно ли изменить родине в стихотворной форме? Если да, то является ли такая форма отягчающим обстоятельством или квалифицирующим признаком? Формальный это состав (без потерпевших, без последствий, с момента сочинения) или всё-таки материальный, где есть покушение на преступление, соучастие, укрывательство и недонесение? Умышленное преступление или же неосторожное (в неосторожном не может быть соучастия)? И вообще, возникла мысль написать обзор «поэтических процессов».
Редакция:
Мы считаем, что литература — это форма выражения мысли и чувства. Поэтому «измена родине в стихотворной форме» — это мыслепреступление, наказуемое лишь в диктаторских режимах. Однако проблема в том, что большая часть авторов «Точки зрения» является заложниками одного из них. И с этим приходится считаться. А идея обзора «поэтических процессов», скажем честно, нам не нравится — потому что в России судят за политическую позицию, а не за стихотворную форму. Раз так, получается, поэты ничем не отличаются от других жертв режима.
Павел:
Бывало ли так, что автор был против войны, а потом вдруг внезапно стал за войну? Что вы делаете в таких случаях?
Редакция:
Да, к сожалению, так произошло уже четыре раза. Застраховаться от этого невозможно: у нас нет службы безопасности, которая проверяла бы всех. Но когда какой-то поэт засвечивается в каком-нибудь одиозном литературном конкурсе или проекте, мы об этом быстро от кого-нибудь узнаём. К примеру, публикацию Н.Б., сделанную до 24 февраля 2022 года, мы просто сняли, как только узнали о её пропагандистской деятельности. Так же мы сделали ещё в двух случаях. С четвёртым автором всё оказалось сложнее — эта женщина играла у нас важную роль, и «переметнулась» далеко не сразу. Пока что она позволяла себе лишь дурные стихи и двусмысленные комментарии в соцсетях, но в пропагандистских проектах, вроде бы, не участвовала. Мы не стали убирать её антивоенные стихи с сайта, поскольку они соответствуют нашей концепции, но больше публиковать её не будем. И вообще внимательно следим за тем, что она делает. Если пойдёт по пути Н.Б. — снимем её публикации тоже.
Павел:
У вас есть какие-то стоп-темы, стоп-слова?
Редакция:
Да. По возможности, мы не упоминаем российских пропагандистов — кроме тех, кто уже стал героем мемов, как Рогозин — и избегаем фамилии боевиков. Нам просто неприятно, что они есть, это единственная причина. Кроме того, мы не публикуем стихи, призывающие к агрессии по отношению к русским — во-первых, потому что следуем христианским ценностям, выраженным в заповедях «не убий», «не укради» и прочих, а во-вторых, потому что не надо уподобляться захватчикам, перенимая у них худшее. В этой войне (как и в любой другой конфликтной ситуации) мы на стороне человечности.
Даша Полякова:
В публичном пространстве случаются ситуации, когда украинцы отказываются делить площадку с россиянами (последний случай — Prima Vista и Линор Горалик). На «Точке зрения» есть много украинских авторов. Были ли какие-то конфликтные ситуации, как удаётся выстраивать диалог?
Редакция:
Мы не следили за ситуацией с Prima Vista и не знаем, что там случилось. Мы — русское антивоенное издание, исповедующее ценности гуманизма и христианского милосердия, каждый украинский автор сам решает, единомышленники мы ему или нет. Можем сказать, что мы по-дружески общаемся с несколькими одесскими и харьковскими ребятами, которые отдают себе отчёт в том, что война закончится, а 150 миллионов русских останется, и с ними надо будет общаться как-то иначе, кроме как на языке ненависти, иначе вспыхнет новая война. Конечно, можно пойти другим путём и заканселлить русских, бросив их на произвол судьбы, но что-то подсказывает, что 150 миллионов людей с кризисом мировоззрения могут оказаться опасной стихией. Причём после войны нам, русским пацифистам, будет кое в чём даже сложнее, чем украинцам: они-то будут отделены от России границей, а мы будем жить внутри страны, пытаясь дальше осуществлять свою просветительскую деятельность — скорее всего, в обстановке риска, как и сейчас. Наши украинские авторы, скорее всего, это понимают, и у нас никогда не было с ними ни малейших спорных ситуаций — только сотрудничество, только взаимопомощь. И да, мы молимся за них при любой возможности, потому что по ним стреляют, а по нам — пока ещё нет.
Даша Полякова:
Есть ли какой-то план действий на случай доносов и преследования авторов/редакции властями РФ? И вообще, не страшно? Если вопрос провокационный, то не надо отвечать; просто вечно в голове крутится, когда вижу дерзкие стихи с триколором возле имени.
Редакция:
Наша концепция безопасности разработана ещё в середине нулевых. Мы не можем её пересказывать в открытых источниках, но, поверьте, она работает. Правда, часть наших активистов её не соблюдает, действуя на свой страх и риск — но это их личный выбор. Ну а насчёт того, страшно или нет — это всего лишь эмоция. Каждому человеку бывает иногда весело, иногда грустно, ну и страшно, разумеется, тоже. Но в целом мы делом заняты, это отвлекает нас от эмоций. Так что давайте просто будем дальше работать.