354 Views
АНКЕТА
Я, такой-то сякой-то, . . . . . . Ф.И.О. привести целиком
родился . . . . . . точное время, например, между пятью и шестью
там-то . . . . . . край, город, лагпункт, лесоповал, дурдом
(нужное зачеркнуть)
в семье . . . . . . попутчиков, врагов народа (указать статью)
каторжно-ссыльных (указать срок), служащих, рабоче-крестьян
(подчеркнуть ненужное)
Сведения о родителях . . . . . . отец, мать,
братья и сестры, прямые предки от обезьян,
от Адама и Евы, от пришельцев (всех указать)
Национальность . . . . . . перечислить 12 колен,
выбрать одну возведением в степень в строке
ИТОГО: . . . . . .
Партийность . . . . . . беспартийная сволочь, партийная сволочь, член
профсоюза, не член профсоюза, член чего
Правительственные награды . . . . . . какие именно, когда, где,
кем получены, за что конкретно, номера наград
На оккупированной территории, в концлагере, в пионерлагере и т.д.
. . . . . . проживал, не проживал, был проездом, откуда – куда
Родственники за границей . . . . . . есть, нет, если есть – зачем,
если нет – почему, пояснить, где именно нет
Ученая степень . . . . . . приложить список научных тем,
публикаций, компиляций, оценить причиненный вред
Под следствием и судом . . . . . . состоял, не состоял, был готов
состоять (если был готов – указать номера статей)
Семейное положение . . . . . . женат, уже холост, еще вдов
Дети . . . . . . в браке, вне брака, и те и те
Трудовая деятельность . . . . . . общий стаж, где, как занесло,
за что уволен, посажен, расстрелян, отправлен в печь
Отпечатки пальцев:
Левая рука. Правая рука.
Личная подпись . . . . . . Число . . . . . .
Совершенно секретно. Перед прочтением сжечь.
Ивангород. Таможня
А мне, представь, совсем не жаль империи.
Обидно только, что чины столичные
шагами петушиными отмерили
дистанцию. За линии граничные
нас развели. Но в их дуэльном кодексе
ни слова нет о памяти надежного;
и сам себя увидишь вдруг в «Ноорусе»
с подругою, влюбленно-заполошного,
ну да, в знакомом закутке Эстонии…
…Служивый в курточке широколиственной,
не жаль империи, пойми, но жаль истории
своей – ни чьей-нибудь еще – единственной.
Пятнистый мой, в фуражке нахлобученной,
оценишь ли, спросонья заторможенный:
я счастлив был там – за речной излучиной,
я молод был за той чертой таможенной.
Кому же мы так сильно не потрафили,
что здесь торчим весь день у ограждения?
Не жаль империи, твержу, жаль географии
и топонимики, привычной от рождения.
Но ты, солдат, оставь надежду дикую:
я не рвану незваным и непрошенным…
Одна душа – контрабандистка тихая –
на берег тот перелетит беспошлинно.
1991
Просто из истории…
Полосатая будка, полосатый шлагбаум, полосатый столб верстовой.
В полосатом клифту да по той дороженьке, по раскисшей той…
Что, милок, приуныл? Кто там в спину тебе оторопело глядит? –
Ватный будочник, да суконный стрелочник, да с пугачом инвалид.
Что былин у нас! Что сказаний-преданий! Мы с историей нашей на «ты»
Ни одно колесо – никогда до Казани… – сопрут через две версты.
Но везде на стрёме или на страже, или просто торчит пень пнём –
то бандит отмороженный, то мент заторможенный, то инвалид с ружьём.
Где-то между столиц по разбитому грейдеру громыхает «Газель» в ночи.
А вокруг темнота – вырви глаз, а вокруг – ни души, кричи – не кричи.
Только вдруг остановят (место не обозначено, разбитый фонарь скрипит) то ль омоновец пьяный, то ли рьяный гаишник, то ли с ружьем инвалид.
– Вы туда не ходите, там такое махалово: нож на нож.
Но сквозь чад и дым
кабака, словно шепот знакомый: «Ну, как же ты, братец, с адом таким?..»
«А вот так вот, Алёшенька, так вот и мучаюсь. И хихикают за спиной
чёрт акцизный, и чёртик зелёный махонький, и ещё какой-то – кривой…»
Вот такие видения нас морочат, такие вот странные сны.
Где страна, о которой ты знал бы, что любишь?.. Нету такой страны.
На обмылок похожий, лепила, однажды зашьёт тебя ржавой иглой
и… поехали мимо: будка, шлагбаум, покосившийся столб верстовой.
* * *
Памяти моего финского переводчика Аксели Кайанто, убитого в Москве
Как же так, говорю, как же так, бессильные сжав кулаки.
Все слова бесполезны, когда в ночи остаешься один.
Знаешь, я полжизни учился любить эту страну вопреки
равнодушию ее прибитых тоской равнин.
Но зачем же и ты прильнул к этой тоске?
Никогда никакая речь шелестящая не потрясет здесь основ,
где о братской любви пелись песни на сто одном языке
и о дружбе навек гремели трубы со всех столбов.
А когда от этой любви прогнившей повалил смрад,
и когда уже выцвел напрочь краснознаменный шёлк,
оказалось: человек человеку – не друг, товарищ и брат;
человек человеку – волк.
За копейку продаст, за две удавит, за три – удавится сам,
то ли молясь при этом навзрыд, то ли зло матерясь…
Боже мой, ничего не поправить уже… И Москва не верит слезам.
Оперá безучастные привычно декабрьскую месят грязь.
И тебя наш великий-могучий – твой любимый – окаянной ночью не спас.
Да и мне его не хватает – так стыдно – чтобы каяться за других…
И все же переведи эти строки в той жизни, где ты сейчас;
все слова однажды достигают небес… Знать бы, каких?..
* * *
Эти выходы в свет и хождения эти в народ
со спецназом на крышах и крупнокалиберной сворой
по бокам – мифотворчество наоборот;
никаких превращений ни с фауной нашей, ни с флорой.
Превратился бы лучше в быка или, скажем, в слона.
Нет, спускается к нам добрым дядей и молний не мечет.
А скажи-ка нам, дядя, какого-такого рожна
примеряешь к себе наш язык и масштаб человечий?
Это косноязычие – вязкий, раздерганный слог, –
он еще и под нас ладит речь, и врубаться не хочет,
что и самый догадливый вряд ли понять его смог:
смертный так не гремит, не трещит, не рычит, не грохочет.
Словно палкой по жести за сценой и молотом в рельс,
словно Бог из машины – блестящей своей многодверной…
Он нас так приласкает, как Ио покорную Зевс;
сохрани и помилуй от этой любви непомерной.
Несмотря на…
Раздербанив подвеску на федеральной трассе М 5,
вспоминая всуе и Бога, и черта, и мать,
от беспомощности сатанея, в колдобину вперясь,
я на что же надеюсь еще, на что надеюсь?
Несмотря на гаишника с его идиотским смехом;
несмотря на ночь, на мерзостный дождь со снегом;
на загаженный лес, на болотистые излоги.
Несмотря на дороги, черт побрал бы эти дороги!
Несмотря на «Кайены» дающих-берущих в лапу;
на гламур, однополый амур; не смотря на «папу»,
содержащего девок на наши с тобой налоги.
Несмотря на дороги, окаянные наши дороги.
Несмотря на сосульки, сугробы, пожары, завалы;
на мигалки на встречке, на все их базары-вокзалы;
на распилы, откаты, растраты, захваты, залоги.
На дороги! Ну, да – на треклятые эти дороги.
Несмотря на начальную, среднюю, высшую школу,
на науку в загоне; на сборную по футболу –
на зажравшихся молодцов, на словарь их убогий.
И опять на дороги, мать твою; твою мать, на дороги!
Несмотря на Чечню, на херню по ТВ, на брехню ведущих;
несмотря на грызню ведомых, на жрущих-пьющих
непонятно чего, отдающих концы в итоге…
Несмотря на дороги, дороги, дороги, дороги, дороги.
Несмотря на часы Патриарха, позабывшего Слово;
несмотря на Михáлкова и братца его Михалкóва;
несмотря на пару медведей в одной берлоге;
и опять, и опять на дороги, всегда на дороги…
Надвигается ночь, надвигается стылая ночь.
Никого, кто бы мог мне помочь, кто хотел бы помочь.
Я стою на дороге один, злостью собственной греюсь…
Несмотря ни на что, я на что-то еще надеюсь.
Александр Фролов
Поэт, прозаик, драматург. Стихи и рассказы печатались во многих журналах и альманахах как в России, так и за рубежом. Автор 9 книг стихов, сборника рассказов и нескольких инсценировок. Стихи переводились на французский, английский, финский, китайский, арабский, киргизский языки. Лауреат нескольких престижных литературных премий. Участник Всемирного конгресса поэтов и многочисленных фестивалей поэзии в России, Украине, Канаде, Финляндии, Египте. Член Союза писателей Санкт-Петербурга, Российского союза писателей и Санкт-Петербургского Пен-клуба.