671 Views
В самой гуще кустов сидел Вислоухий и тужился. Пересушенное мясо старого гбздыра – страшная штука, и Вислоухий отлично об этом знал. Пересушенное мясо старого гбздыра медленно распухает в желудке и еще медленнее движется по кишкам. Пересушенное мясо старого гбздыра – это почти всегда смерть. Вислоухому сильно повезло, он не помер, ему просто было очень плохо.
Он не помнил то время, когда его хорошо кормили. Может быть, оно и было, такое время, только давно когда-то. Так давно, что считай, будто и не было вовсе. Вислоухий, сколько себя знал, всегда был на службе у Большого У, который на всю округу прослыл скрягой. В последнее время Вислоухому вообще ничего не доставалось, кроме тщательно обгрызенных костей. А уж обгрызать кости, да высасывать содержимое Большой У умел, тут надо правду сказать. Чего уж там, умел.
Вислоухий уже почти собрался помереть с голоду, но ему несказанно повезло. Большой У поутру растолкал его раньше обычного, а сам отлучился из капища по неизвестной надобности. Вислоухий едва дождался, пока стихнут шаги, и тут же бросился к Извечным Их было много, на капище уже давно не хватало места. Поначалу Вислоухий сильно трусил, и всего-то и спер, что маленький, почти невесомый кусочек мяса у Знающего Мхи. Этот, самый безобидный из Них, ведал мхами и мокрицами. Зла от него никто не видел, наоборот, польза одна. Если у кого рана не заживает, к примеру, надо принести Знающему Мхи мелочь какую-нибудь – да хоть сухую палочку – тому и довольно. А после в лесу мха надергать, к ране приложить – заживет как на гбздыре. Вот.
Голод гнал Вислоухого от изваяния к изваянию, у каждого он брал совсем понемногу и сам не заметил, как добрался до каменных ступней Того, Кто Есть Смерть И Конец Всему. Этот был самый страшный. Настолько страшный, что лицо его заматывали черными тряпками – это чтобы какой-нибудь глупец случайно не посмотрел в его бездонные глаза (так Большой У говорил) и не отправился в Верхние Леса раньше времени.
Вислоухий жадно смотрел на огромный кусок мяса – приношение от всего племени – лежавший совсем рядом, только руку протяни, и млел от ужаса. Взять, да что там взять – просто коснуться –за это Тот, Кто Есть Смерть не просто в Верхние Леса отправит, а еще и назад вернет, и снова отправит, и так много раз, причем разными способами. И в самих Лесах будешь до скончания веков ютиться в грязной норе, где-нибудь в самой глуши.
С другой стороны, рассуждал Вислоухий, он и так уже натворил дел, у каждого хоть понемногу, а спер. Все равно ничего уже не поправишь, ну так хоть наесться от пуза, раз в жизни, всего раз, а уж потом, с полным пузом – прямиком в Верхние Леса, если что.
Вислоухий протянул руку к мясу и немножко подержал ее на весу, не дотрагиваясь до самого куска. Тот, Кто не реагировал. Вислоухий отщипнул маленький кусочек и проглотил не жуя. Ничего. Тогда он осмелел и съел еще кусочек, и еще – и остановился только тогда, когда от приношения осталось не больше трети.
Черное тряпье не всколыхнулось, Тот, Кто Есть Смерть и Конец Всему, стоял неподвижно. Не заметил? Вислоухий отполз подальше и погладил надувшийся живот. Да, съел он немало, явно больше, чем следовало. Теперь нужно было быстренько навести порядок, чем Вислоухий немедленно занялся. Работа несложная, но аккуратная. Каждому надо свежих цветов принести, да каждому свои, не вздумай перепутать – Большой У так вздует, что имени своего не вспомнишь. Дальше – кому губы свежей кровью намазать, кому мокрицу поймать, кому другое что. Вислоухий свое дело знал хорошо и управился быстро. Когда послышалось тяжелое топанье Большого У, все было готово, а сам Вислоухий скрылся в кустах, ибо обжорство и кощунство не прошли ему даром.
Вислоухий вытер холодный пот со лба и с трудом поднялся с корточек. Он еще постанывал для порядка, но уже понимал, что обошлось, поживет пока. Его слегка пошатывало, но идти он мог, а идти было уже пора. Большой У долго ждать не любит. Кликнет раз, другой, не дозовется – сто раз пожалеешь, что не услышал. Вислоухий сделал несколько шагов и вдруг замер. Он был тут не один, он чувствовал это всем своим телом. Кто-то был совсем рядом. Гбздыр? Нет, не может такого быть. Во-первых, не ходят они сюда в засуху, прячутся у водоемов, а тут даже лужи поблизости нет. Во-вторых, последних местных перебили пять светил назад, и за жертвенным мясом теперь приходится ходить за Дальние Холмы. Нет, не гбздыр это.
Больше всего Вислоухому хотелось броситься через кусты напролом, да еще и заорать во всю глотку, но он молчал и не двигался с места. Ощущение присутствия кого-то чужого не проходило, а, наоборот, усиливалось с каждым мгновеньем. Вислоухий не выдержал.
– Ты кто? –спросил он, еле ворочая распухшим, сухим языком
– Я тот, кто может все.
Голос шел откуда-то сверху.
Вислоухий бросился на землю и закрыл голову руками.
– Встань. – приказал голос. Он был холодный, бесстрастный и очень-очень чужой. – Встань и отряхни грязь с одежды. Я не говорю с теми, кто грязен.
Вислоухий вскочил на ноги и начал поспешно смахивать травинки, песок и всякую мелкую дрянь со своего тряпья.
– Так хорошо. Теперь я буду говорить с тобой. – в этом голосе не было ни одной живой нотки, и это было пострашнее, чем замотанное черными тряпками лицо Того, Кто Есть Смерть и Конец Всему. – Твое имя. Назови.
Вислоухий еле слышно прошептал свое имя. На самом деле, не имя это было, а кличка. Таким, как он, не давали имен – не по чину.
– Глупое имя. – сказал Тот, Кто Может Все. – Я дам тебе другое. Не сейчас. Сейчас ты не достоин имени. Ты все равно грязен и одежда твоя в твоих нечистотах. Я знаю, чем ты болен.
– Прости! – пискнул Вислоухий и снова бросился на землю, уткнувшись лицом в самую грязь (Большой У очень любил, чтобы перед ним простирались именно так). По спине и лбу Вислоухого стекал холодный пот. Его накажут за то, что он сделал, только совсем не так, как он мог предполагать. Все будет гораздо хуже.
– Встань, говорю тебе – голос по-прежнему звучал совершенно бесстрастно, – Встань. Или я не буду помогать тебе.
Вислоухий вскочил на ноги и снова принялся отряхиваться. В голове было мутно, Звуки окружающего леса как будто глохли прямо у него в ушах.
– Протяни руку и подставь ладонь, – приказал голос.
Вислоухий немедленно повиновался.
Откуда-то сверху ударил луч света. Он был толстый, как ляжки Большого У. Внутри луча приплясывали золотистые пылинки, и даже трепыхалась какая-то пролетавшая мимо мошка. Но глаза Вислоухого были прикованы к небольшому предмету, который скользил вниз в самой толще луча и мягко опустился ему на ладонь. Луч погас. Предмет лежал на ладони, а Вислоухий так и стоял с протянутой рукой. Это была совсем небольшая штука – ну вот как будто берешь съедобные корень и режешь его ножом поперек на небольшие кругляшки. Она блестела и слегка холодила ладонь.
– Открой, – сказал голос.
Вислоухий поднес предмет к глазам, повертел его, но ничего не понял.
– Ты глуп. – Вислоухому показалось, что в голосе появились нотки раздражения. Он судорожно вертел злосчастную штуку в руках, и вдруг раздался легкий щелчок. Она открылась! Несмотря на то, что Вислоухого все еще мутило от страха, он все-таки заметил совсем маленькую выпуклую точку, на которую случайно нажал.
Внутри лежали совсем маленькие продолговатые штучки одинакового размера.
– Возьми одну. Положи под язык. Жди. – приказал голос.
Вислоухий сделал, как было велено. На мгновенье промелькнула мысль, что вот сейчас у него перехватит дыхание, лицо посинеет – как случилось с одним из его племени, которому Большой У поднес отравленный напиток в наказание за некие прегрешения – и все, поминай как звали. Но нет, ничего такого не случилось, а наоборот, брюхо вдруг отпустило, а тело наполнилось легкостью и чистотой, какой не знало с того дня, как Вислоухий себя помнил.
– Остальное возьми себе, – сказал Тот, Кто Может Все. – Теперь благодари.
Вислоухий рухнул на колени и прижал руки к груди. Это у него получилось совершенно неосознанно, он так никогда не делал. На капище нужно было лежать лицом вниз, и не иначе.
– Хорошо. – сказал голос. – Так делай, когда захочешь благодарить меня. Сейчас иди и обо мне не говори. Иди.
Вислоухий закивал, неловко поднялся с колен и, пятясь, стал выбираться из кустов. То, что произошло, не укладывалось в голове. Он был виноват, он украл, он нарушил. И его не наказали. Его вылечили. Значит… Значит, это кто-то другой, кто-то посильнее Извечных. Почему он, Вислоухий? Он, грязный, никому не нужный, тощий, с вечно пустым брюхом? От этих мыслей у Вислоухого совсем помутилось в голове, и он перестал думать. Он вообще редко думал, потому что мысли, иногда посещавшие его, были невеселые, голодные и злые. Вислоухий боялся их, ему казалось, что однажды Большой У узнает, что у него на уме, и тогда придется пить из маленького кожаного бурдюка, который всегда висел у Большого У на поясе. Напиток, плескавшийся в этом бурдюке, отправлял в Верхние Леса, но не сразу. Сначала нужно было помучаться, причем достаточно долго. Вислоухий знал, из чего готовится это зелье, и сам иногда помогал Большому У растирать ядовитые травы, которые старый жрец собирал невесть где и высушивал прямо на капище, у ног Того, Кто Есть Смерть и Конец Всему. Однажды этот напиток поднесли родителям Вислоухого, которых Большой У (тогда еще не очень старый) сильно невзлюбил. Злые языки, которых теперь уже почти не осталось, говаривали, что это в отместку за то, что мать Вислоухого плюнула Большому У в глаза, когда тот среди бела дня схватил ее за руку и потащил в кусты. Отец, случившийся рядом, порядком отделал Большого У, отбил ему все, что можно было, включая охоту и способность таскать в кусты кого бы то ни было. Большой У долго валялся в своей хижине, а потом оклемался и пополз жаловаться Вождям. Вожди его побаивались, потому что только Большой У знал, как правильно просить Извечных о дожде и добыче, как залечить раны, оставленные зубами или когтями, как принять роды. И как отправить в Верхние Леса кого надо –без лишней крови. Поэтому Вожди совещались недолго и приняли единственно правильное решение. На следующий же день племя проснулось от ритмичных ударов, производимых колотушкой Большого У по особым образом высушенному и натянутому на костяной каркас пузырю гбздыра. Тех, кто не успел продрать глаза, личная охрана Вождей пинками выгоняла из хижин на Поляну. Вислоухого мать несла на руках (он сам ничего не помнил, мал был, но нашлись те, кто рассказал). Родителей вытолкнули на середину, и один из пяти Вождей прокричал приговор. А потом Большой У проклял сначала мать, потом отца. Каждого три раза, хотя обычно ограничивался одним. Потом… Потом он отвязал свой бурдюк и, улыбаясь (Вислоухий почему-то был уверен, что он улыбался) поднес его сначала матери, затем отцу. Удивительно, но отец, один из самых сильных охотников в племени, ушел в Верхние Леса первым. Можно сказать, убежал, даже не помучавшись толком, чем, должно быть, порядком расстроил Большого У. Зато мать не подвела – она последовала за мужем только к ночи. Так рассказывали. Вислоухого, вообще-то, должны были отнести в лес и там бросить, как было принято в подобных случаях, но Большой У сжалился над ним и публично объявил, что оставляет его с собой, вырастит и даже научит кое-чему из того, что знает сам. Смысл и силу этой жалости Вислоухий испытывал на себе все последующие светила. Оказалось, что отбитое его отцом отбилось не до конца и просыпалось иногда – каждый раз неожиданно, но, спасибо Извечным, редко. Кормили Вислоухого очень плохо, били часто, учить толком ничему не научили – разве что наводить порядок на капище да растирать ядовитые травы. Правда, Вислоухий был довольно наблюдателен и многому научился сам, подглядывая за Большим У.
Вислоухий почти выбрался из кустов, но вдруг вспомнил, что в руке у него штука, которую подарил ему Тот, Кто Может Все. Нет, ее никак нельзя приносить с собой, нужно зарыть ее здесь и запомнить место. Вислоухий так и сделал, а потом отряхнулся (раньше никогда не обращал на это внимание, ходил замурзанный, а тут вдруг обратил) и заковылял к капищу.
Хижина Большого У стояла на краю – там, где капище соединялось с лесом. Рядом с хижиной горел огонь, у огня сидел сам Большой У, а рядом расположились Вожди.
– Пшел отсюда – цыкнул Большой У, – Мокриц принеси еще. Разленился совсем. Принесешь мокриц, положишь кому надо. Вечером побью.
Вислоухий прошмыгнул мимо костра и бросился в лес. “Вот пожалуюсь Тому, Кто Может Все, он из тебя знаешь, что сделает?” – пронеслось у него в голове. Вислоухий даже присел на пень и с явным удовольствием представил, что можно сделать с Большим У, и что можно сделать из него. Оказалось, что имеются самые разнообразные возможности. Удивительно, но в этот момент Вислоухий совсем не боялся того, что старому жрецу станут известны эти его мысли.
Когда он вышел из леса с полным мешком мокриц, уже стемнело, но Вожди еще сидели у огня. Похоже, разговор затягивался, значит, бить будут не сейчас. Может, удастся дотянуть до утра, а там мало ли что случится, вдруг и пронесет.
Вислоухий прокрался на капище и начал раскладывать мокриц тем из Извечных, кому они были положены, и в том количестве, которое определил древний закон. Вислоухий не спешил, передвигался от изваяния к изваянию беззвучно и изо всех сил прислушивался к разговору у огня. Впрочем, особых усилий для этого не требовалось, поскольку и хозяин, и гости уже порядком набрались. Рецепт веселящего зелья, как и рецепт смертельного, был известен только жрецу, и раздобыть его можно было только у него. А уж большой У был большой мастер варить это самое зелье, к нему даже из соседних племен приходили накануне больших праздников.
Судя по тому, как у Вождей заплетались языки, выпили два больших бурдюка, не меньше. Большой У еще держался, но голос его звучал громче обычного.
– Говорю вам, Извечные сердиты на нас (тут жрец громко икнул). Охота плохая стала. Болеют много. Дети рождаются уродами через одного. Что, не так?
– Так, – высказался старший из Вождей и тоже икнул. – Верно говоришь. Верно. Только это… как его… Чем прогневили? – Последняя фраза явно далась Вождю с трудом.
– А я скажу. Я скажу. Только сначала выпьем. Выпьем вот, а потом скажу. Сначала выпьем, а потом я, значит, скажу.
– Ты умный, – в голосе старшего сквозило уважение. – Выпьем.
Вислоухий подполз поближе и теперь не только слышал каждое слово, но и мог разглядеть лица.
– Извечным жертва нужна. Хорошая жертва. Чтоб довольные были. Народ чтоб боялся, опять же. Не будет бояться – уважать не будет.
– Это ты верно говоришь, – сказал старший Вождь. – Должны бояться. Скоро на соседнее племя нападать надо. У них земли лучше, у них гбздыры водятся. А как нападать, если воины разленились? Никак.
– Вот, – Большой У торжественно воздел к небесам толстый палец с черным ногтем. – Вот! Значит, так будем делать. Принесем жертву. Завтра.
– Кого? – спросил младший из Вождей. – Кого принесем-то? Охотников нельзя, мало осталось. Воинов нельзя. Детей, что ли? Или бабу какую?
– Нет. – ухмыльнулся Большой У. – Детей не будем. От них проку нет, Извечным на один зуб. Баб тоже нельзя, бабы самим нужны. Вислоухого отдам.
– Ты чего?- старший Вождь мотнул головой и уставился на жреца. – Он же тебе, вроде как ученик или, это, как его… Наследник.
– Плевать. – Жрец махнул рукой, – Отдам, раз больше некого. Завтра глотнет он у меня отсюда. – И Большой У довольно заухал, постукивая пальцем по бурдюку, висевшему у него на поясе.
Вожди встрепенулись и заговорили разом. Вислоухий с трудом разбирал их речь, которая с каждым мгновением становилась все бессвязней. Внутри у него было пусто и холодно. Вот, значит, и все. Завтра отправляться ему в Верхние Леса. А что? Ему там лучше будет. Там отец и мать. Там…
Вислоухому отчаянно захотелось жить. Пусть так, как он жил всегда. Пусть бьют, пусть смеются, пусть кидают ему только обглоданные кости и больше ничего. Пусть Большой У, кряхтя и облизываясь, снимает свой пояс и… Тошно, тошно, но Вислоухий готов терпеть, только не надо его убивать, не надо!
Именно сейчас Вислоухий вдруг засомневался – а что если и Верхних Лесов никаких нет? Бежать надо, а куда тут убежишь. Одному здесь не выжить, у него, малохольного, точно не выйдет. В соседнее племя податься? Выдадут, тут можно не сомневаться, обязательно выдадут. Вислоухий отполз подальше, к самой границе кустов, прижался к мокрой земле лбом и заплакал.
“Слушай, – беззвучно просил он, – ты бы спас меня, а? Прошу тебя, сделай что-нибудь. А я – я все для тебя сделаю, все, что захочешь. Я тебе одежду свою отдам, бери – мне не жалко. Миску мою возьми, хорошая миска, сам сделал. Я для тебя мясо красть буду, так нельзя, но я все равно буду. Я… Я дом тебе построю, хочешь? Хороший дом, я умею. Тебе там хорошо будет, удобно, честное слово. Будешь там жить, когда захочешь. Только спаси меня, только спаси меня, пожалуйста.”
И тут Вислоухий сам понял, к кому обращается. Никого из Извечных он бы не посмел просить. Он перед ними виноват, но даже не в этом дело. Те из них, что послабее, все равно не помогут (сколько раз просил, не помогли ни разу). А самые главные только наказывают. Так всегда было. Значит, просил он Того, Кто Может Все. Вот, значит, кого он просил.
Вислоухий прислушался – не будет ли ему какого знака. Знаков не было. Ветки деревьев все так же покачивались от вечернего ветра. Прямо рядом с ним все так же копошилась в траве какая-то съедобная мелочь, от гаснущего костра несло дымом. Не было знаков. Никто его не услышал. Или услышал, но решил, что такой бессмысленной твари, как Вислоухий, помогать незачем. И правда, не нужен он никому. Одним голодным брюхом меньше. Голодным брюхом…
Вислоухого как будто подбросило. Ну как он мог забыть, это каким же надо быть дураком, чтобы забыть! Совсем рядом, под корнями зарыта чудесная штука, которую дал ему Тот, Кто Может Все. Сам зарывал и сам забыл. Ну надо же. Вислоухий еле удержался от того, чтобы расхохотаться во весь голос, и на всякий случай зажал себе рот рукой. Вот как он сделает. Возьмет несколько этих… Ну, маленьких таких, которые внутри той, что побольше – он же знает теперь, как она открывается – и незаметно запихнет в рот, когда придет время. Кто знает, может, и выживет. Кто знает? Почему-то Вислоухий был уверен, что ему повезет.
Вислоухий разрыл землю под корнями, вытащил таинственную штуку, добыл оттуда несколько маленьких штучек и спрятал в потайной мешочек, который давно пришил к изнанке своего тряпья. Пришил, чтобы хранить еду, украденную со стола Большого У. Еды туда влезало всего ничего, но сейчас мешочек пригодился по-настоящему.
Аккуратно зарыв штуку, Вислоухий тенью проскользнул к жилищу Большого У и улегся на своей лежанке у входа. Спать он не мог и всю ночь пролежал на спине, глядя на звезды. И лишь когда наступило утро, а в хижине завозился Большой У, Вислоухий закрыл глаза и притворился спящим. А может быть, и действительно на мгновенье-другое провалился в сон.
– Вставай, сынок. – Большой У никогда раньше не разговаривал с ним так, а называл все больше отродьем, уродом, а то и вообще никак не называл, а только отвешивал пинки и давал затрещины. – Вставай, сынок. Сегодня большой день. Поешь со мной.
Если бы Вислоухий не знал, что затевается, он бы, наверное, решил, что Большой У спятил. Он бросился на землю ничком и принял позу максимальной покорности. Большой У должен видеть, что он, Вислоухий, полон изумления и благодарности.
– Поднимайся, нам надо спешить, – Большой У подал ему руку, приобнял и повел к погасшему костру, вокруг которого были разбросаны остатки вчерашнего пиршества. Наметанный глаз Вислоухого сразу подметил, что хозяин и гости обглодали кости неаккуратно, оставили полно мяса – ему бы на три дня хватило.
– Выбирай, – Большой У обвел широким жестом кости, – Смотри, сколько там мяса!
Вислоухий взял самую маленькую из предложенных и снова рухнул на землю, изображая благодарность.
– Ешь быстрее, – в голосе Большого У появилась нотка раздражения. Я сейчас приду. Чтоб доел к этому времени. – Он подобрал самую большую кость и, грызя ее на ходу, зашагал к своей хижине.
С Поляны уже доносились ритмичные, гулкие удары. Вислоухий понял, что все случится очень скоро. Время пришло. Он запустил пальцы в потайной мешочек, выудил все штучки до одной и запихал себе в рот, стараясь разместить их так, чтобы ничего не было видно, и чтобы они не рассосались во рту раньше срока.
Он все сделал вовремя, потому что через мгновенье ему на плечо легла тяжелая рука Большого У.
– Бросай кость. Пошли. – Жрец стоял сзади, огромный, страшный – в самом страшном из своих обличий, с лицом, тщательно вымазанным черной кровью мокриц, в головном уборе из тонких костей. – Что встал? Идем. Сегодня твой день, сынок. Сегодня ты, наконец, поможешь своему племени.
Племя ждало на Поляне. Воины, охотники, женщины, старики и дети – в жилищах не осталось никого. Вожди вышли вперед и поклонились жрецу. Большой У похлопал их по затылку, как было заведено с давних времен, а потом воздел руки к небу, и его зычный голос разнесся по всей округе.
– Слушай меня, племя! Слушай меня! Пришел большой день, важный день, страшный день. Сегодня я буду просить Извечных о великой милости. Пусть избавят они нас от болезней, которые истощили нас, высосали соки из лучших воинов и охотников наших; пусть не дадут утробам наших женщин вынашивать уродливых и слабых, пусть пошлют нам победы в битвах и удаче в охоте. На землю, племя! Лицом вниз! Просите Извечных вместе со мной.
Один за другим бросились члены племени на землю, утыкаясь лицом – кто в низкую, жесткую траву, кто прямо в грязь. Большой У проследил, чтобы никто не посмел уклониться. Никто и не посмел. Тогда жрец, кряхтя, тоже опустился на землю, приложился к ней лицом, а потом вновь поднялся и продолжил:
– Слышите ли вы меня, Извечные? Слышите ли вы меня? Скажите мне, чем провинились мы все мы перед вами. Скажите мне, за что наказываете нас. Скажите мне, а я, ничтожный слуга ваш, передам прочим, и никто не уйдет от наказания, если заслужил его. Здесь, у ваших ног, лежим мы в грязи и ждем ответа.
На Поляне стояла мертвая тишина. Даже младенцы не плакали. Вислоухий потерял счет времени.
– Встань, племя – вдруг рявкнул Большой У. – Встань и слушай, что сказали Извечные. Проклято наше племя, проклято трижды, и первое проклятие – за лень. Воины не совершают набегов и не убивают врагов наших. Охотники ленятся отойти от жилищ дальше, чем на два светила пути. За жадность – второе проклятье, оно пострашнее будет. Жадность, племя! Кто делит пищу? Вы забыли? Я напомню. Вожди и я, слуга Извечных. Только нам известно, кому сегодня полагается жирный кусок, а кому – обглоданная кость. И что же? Знаю я, знают Вожди, знают Извечные, что многие из вас утаивают пищу, не приносят ее к дому Вождей, а прячут в своих жилищах! Но и это проклятье не так страшно, как последнее. Слушай племя, знай, за что прокляты мы в третий раз. Непослушание! Что говорит древний закон? Отдай лучшему, на что тот укажет, не препятствуй, принеси ему сам. Убей чужого, чуть только вступит во владенья твои, убей другого, что не похож на тебя. Чти Вождей и Жреца, ибо без Вождей нет племени, а без Жреца нет пути к сердцам Извечных. Кто скажет мне, что исполняет древний закон, как того требуют Извечные? Или думаете, что неизвестно мне, как отпустили охотников соседнего племени, что забрели сюда? Или не знаю я, что перестали приводить дочерей своих в дом Вождей? Что самим Вождям приходится ходить по жилищам? О, горе нам всем, горе! Болезни съедают нас, голод мучает нас, но это лишь начало. Скоро, говорю вам, скоро сорвет с себя черное покрывало Тот, Кто Есть Смерть и Конец Всему. Сорвет покрывало и заглянет в глаза каждому из вас! Страшен будет этот взгляд, и никто не выдержит его – ни охотник, ни воин, ни женщина, ни ребенок. Вы слышите меня? Поднимите головы и смотрите на меня. На меня!
В толпе заплакал ребенок. Сначала совсем тихо, было слышно, как мать пытается его успокоить. Через мгновенье плач усилился и превратился в пронзительный крик, который подхватили сразу несколько женщин, а потом и все до единой. Охотники и воины крепились, но им тоже было страшно, и, когда не выдержал самый молодой, и его крик влился в общий хор, заголосили даже самые сильные и опытные мужчины.
– Смотрите на меня! – грохотал Большой У. – Плачьте и смотрите, я должен видеть ваши глаза, я должен рассказать Извечным о том, что отражается в них.
Он подходил то к одному, то к другому, хватал узловатыми, сильными пальцами за подбородок, заставлял поднять голову и смотрел в глаза, смотрел, смотрел.
Крик стал еще громче. Большой У поднял руку.
– Теперь молчите. Лицом вниз, племя, и пусть никто не издаст ни звука. Я расскажу Извечным о том, что увидел в глазах каждого.
Вислоухий, как и все остальные, опять лежал, уткнувшись лицом в землю, и слышал, как некоторые его соплеменники глухо мычат, пытаясь задушить рыдания.
Опять прошла вечность.
– Встаньте все – приказал Большой У. – Встаньте все и радуйтесь. Тот, Кто Есть Смерть И Конец Всему сказал мне, что пока не снимет покрывала с лица своего. С этого дня каждый будет выполнять древний закон так, как велено. Как велено, слышите! Но мы не прощены, нет. Извечные требуют жертвы. Им нужен тот, кого труднее всего оторвать от сердца. И я найду его. Найду и отдам Извечным. И тогда они, может быть, простят нас.
Большой У медленно прохаживался по Поляне. Перед некоторыми членами племени он останавливался и оглядывал их с головы до ног.
– Кто там прячется у тебя за спиной? Пусть выйдет и покажется. – Жрец навис над невысокой женщиной, которая тщетно пыталась загородить собой совсем маленькую девочку, замурзанную донельзя. Девочка была так напугана, что даже не плакала, а только часто-часто икала.
– Дай ее сюда, – приказал Большой У. – Дай.
Он схватил девочку за руку, выдернул ее из толпы и поднял высоко над головой.
– Вот – крикнул он – Вот хорошая жертва. Правда, племя?
Племя молчало. Женщины всхлипывали, мужчины отводили глаза.
– Это хорошая жертва. И вы знаете, что я прав. И вы радуетесь, что мой выбор пал не на вас. Так, племя? Так?! Вот что скажу вам – это хорошая жертва, но сегодня Извечным нужно большее. – С этими словами жрец швырнул девочку обратно в толпу. – Сегодня я отдам им то, без чего будет вечно страдать мое сердце . Я отдам лучшее из того, что есть у меня. Своего ученика, своего наследника. Я отдам его, потому что люблю вас, мое племя. Подойди ко мне, сынок.
Вислоухий вздрогнул. А ведь он ждал, все время ждал этого, но как неожиданно прозвучали слова жреца! Оказалось, что он, Вислоухий, не готов, совсем не готов. Ноги одеревенели, во рту стало сухо, язык прилип к небу и почти перекрыл дорогу воздуху. Вислоухий сделал шаг и чуть не упал.
– Скорее, сынок. Племя ждет. Извечные смотрят на тебя. Иди ко мне.
Голос жреца звучал ласково, но глаза его не улыбались. Почему-то Вислоухий подумал, что у Того, Кто Есть Смерть и Конец Всему, должны быть именно такие глаза.
Он шел медленно, очень медленно, но все равно с каждым шагом неотвратимо приближался к Большому У, а тот уже отвязал бурдюк от пояса и держал его наготове.
– Слушай, племя. Сейчас мой ученик выпьет Напиток Мертвых и отправится в Верхние Леса. Там он будет счастлив, говорю вам! У него всегда будет много хорошей еды. У него будет большая хижина, больше, чем у Вождей, больше, чем у меня. Сейчас он сделает глоток и упадет на землю. Его тело будет лежать здесь до завтрашнего вечера, но дух полетит туда, куда каждый из нас отправится, когда придет время. Не мешайте его духу. Не тревожьте его тело до срока, не смейте подходить к нему. Помните, что говорит древний закон. Каждый, кто ослушается, будет проклят. Возьми, сынок. Пей.
Руки Вислоухого отказывались слушаться. Пальцы свело. Он принял бурдюк из рук Большого У и чуть не выронил его. Племя молчало, все глядели себе под ноги. И только девочка, которую Большой У вернул матери, смотрела на Вислоухого во все глаза, а по замурзанной щеке стекала слеза. Вислоухий пошевелил языком, проверил, что штучки еще не рассосались окончательно, подмигнул девочке и сделал глоток из бурдюка.
Несколько мгновений он стоял, прислушиваясь к ощущениям. Ничего. Дыхание не перехватило, голова не закружилась. Он стоял, не шелохнувшись, и смотрел на Большого У, а тот в некотором изумлении смотрел на него.
– Пей еще. – приказал Большой У. – Пей все. Пей (тут он понизил голос – так, что только Вислоухий мог его услышать). Пей, ублюдок, или я вырву из твоей груди сердце и съем его. Тогда твой дух никогда не доберется до Верхних Лесов. Пей!
Вислоухий опрокинул себе в рот все содержимое бурдюка и тут же почувствовал страшное жжение в глотке, а потом и ниже, в животе. Теперь у него действительно перехватило дыхание. Ноги стали мягкими, а потом Вислоухий вообще перестал их чувствовать и осел на землю. Звуки постепенно глохли, но Вислоухий еще успел услышать слова жреца:
– Горе мне, горе! Мой ученик ушел от меня. Я отдал лучшее, что имел. Теперь вы простите нас, Извечные? Да? Да!!!
Больше Вислоухий ничего не слышал.
Звуки возвращались постепенно, очень издалека, а потом вдруг нахлынули разом, и Вислоухий понял, что выжил. Он лежал, не открывая глаз, и прислушивался. Было тихо. Значит, племя уже разошлось. “Спасибо тебе!” – прошептал он одними губами.
– Ты живой? Ты не ушел в Верхние Леса?
Вислоухий приоткрыл один глаз и осторожно повернул голову. Рядом сидела та самая девочка – замухрышка. Все ее лицо было в грязных разводах, распухшее от слез.
– Уйди, – прошептал Вислоухий. Тебе нельзя здесь быть. Большой У проклянет тебя, если узнает.
– Не узнает – тоже шепотом ответила девочка. Он с Вождями у костра. Уже три бурдюка опустошили и еще будут. А больше тут никого нет.
– Ты давно тут сидишь? – Вислоухий приподнялся и помотал головой. Голова была очень тяжелая, но он был уверен, что скоро все пройдет.
– Давно. Как все разошлись, я сюда прибежала.
– Зачем?!
– Не знаю. Мне было тебя жалко. Лежал тут совсем один. Так нельзя, чтобы один.
– А может быть, я в это время в Верхние Леса летел.
– Может быть. Ты их видел?
– Кого?
– Леса эти.
– Нет, – честно признался Вислоухий, – Не помню.
Девочка вздохнула.
– Куда ты теперь? – спросила она, пытаясь стереть грязь с лица. Получалось это у нее, надо сказать, скверно.
– Не знаю. Буду в лесу жить.
– Далеко?
– Пока нет. Есть тут одно место. Там отлежусь.
– Покажи. Я буду туда приходить.
– Вот еще. Зачем?
– Должен же кто-то приносить тебе еду. Ты же охотиться не умеешь, да и не на кого тут охотиться.
– Откуда возьмешь? Нет же лишней ни у кого.
– Найду. Я съедобные корни знаю. Они невкусные, но есть можно.
– Тебя поймают и убьют. Большой У прикажет, и убьют.
– Не поймают и не убьют. А если и убьют, я все равно жива останусь.
– Как это?
– А вот так. Ты же не умер.
– Я – другое дело.
– Почему это другое?
– Ладно, – вздохнул Вислоухий, – пошли со мной. Я тебе там все расскажу, только ты все равно не поверишь.
– А вот и поверю!
– Где там мой последний бурдюк? – издалека послышался крик Большого У. Он уже изрядно набрался. Что-то загорланили Вожди. Праздновали прощение, дарованное Извечными, что ли?
– Все. Бежим. – шепотом приказал Вислоухий, рывком поднялся с земли и бросился к лесу. – Мне тут еще кое-что вырыть надо.
Когда они добрались до того места, где с Вислоухим говорил Тот, Кто Может Все, уже стемнело.
– Ты хотела узнать, почему я не умер? – И Вислоухий рассказал о таинственном голосе, о чудесной штуке, которую подарил ему Тот, Кто Может Все, и о том, как маленькие штучки спасли ему жизнь. Девочка слушала, не проронив ни звука, не отрывая глаз от губ Вислоухого.
– Ну вот. Так все это было. Зря я тебе рассказал, мне было велено никому не говорить.
– Ничего. Мне можно, – уверенно сказала девочка. – Я маленькая. Покажи мне эту штуку.
– В руки не дам, – быстро сказал Вислоухий. – Так смотри.
Он разжал ладонь, в которой все время сжимал штуку, и поднес ее к глазам девочки.
-Красивая какая, – выдохнула девочка. – Значит, правда все.
– Правда, – солидно кивнул Вислоухий.
– А где он?
– Не знаю. Где-то там, наверху. Может быть, сейчас на нас смотрит. А может, спит или охотится где-нибудь.
– На кого?
– На гбздыров, на кого же еще! Глупости спрашиваешь.
– А ты можешь его попросить?
– О чем?
– Пусть он сделает так, чтобы мама не болела. Плоха совсем.
– Я попробую, – обещал Вислоухий. – Только сначала дом ему построю. Я обещал.
– А ты умеешь?
– Не очень, – признался Вислоухий. – Но я попробую.
– Я буду помогать.
– Тебя хватятся. Искать будут.
– Не хватятся. И искать не будут. Кому я нужна. Все говорят, что я лишний рот.
– Хорошо, – разрешил Вислоухий, – Приходи. А сейчас домой. Только тихо. Дорогу помнишь?
– Помню. – Девочка погладила Вислоухого по щеке. – Живой…
Она ушла, ступая так осторожно, что под ее ногами не хрустнула ни одна ветка. Вислоухий остался один. Он опустился на колени, прижал руки к груди и стоял так долго, пока не заныли колени. Тот, Кто Может Все, молчал. Наверное, все-таки охотился где-то. Вислоухий прилег и мгновенно уснул.
На следующее утро он приступил к строительству. Точнее, насобирал веток, сломал несколько гнилых стволов, поставил их под углом и связал верхушки. Потом, как умел, оплел стволы тонкими ветками, в дырки натыкал травы. Получилось хорошо. Вислоухий отошел на несколько шагов и осмотрел строение. Хорошо!
– А вот и нет. – Девочка стояла сзади и хитро улыбалась. – Криво все. Дырки везде. Ему холодно будет.
– Умная какая, – рассердился Вислоухий. – Ничего не криво!
Но он уже и сам понял, что криво. И еще как – если честно.
– Ладно, – сдался он в конце концов, – Помогать будешь?
– А то! – хихикнула девочка. – Только поешь сначала.
Вислоухий ел жадно, дважды чуть не подавился, а потом облизал пальцы и громко рыгнул.
– Где взяла?
– У костра валялось. Да ты не бойся, никто не заметил. Они спят и еще долго спать будут. Давай дом делать.
К вечеру, они, совсем обессиленные, шлепнулись на землю рядом со строением. Теперь все получилось действительно красиво. Ветки были связаны аккуратно, трава не торчала из дырок. В таком жилище Вислоухий сам бы пожил с удовольствием.
– Хорошо получилось, – сказала девочка. – Красиво. Завтра цветов принесу, будет еще лучше. Тогда можно будет его звать.
– Да, тогда позовем. И попросим, как ты хотела. И вот что, это… Спасибо! Ты молодец.
– А ты на мне женись. Я лишним ртом не буду. Мы хорошо будем жить, я знаю.
– Какое женись?! – прыснул Вислоухий. – Ты же маленькая совсем!
– Ну и что? – Девочка совсем не обиделась и говорила серьезно. – Сейчас маленькая, потом вырасту. Не пожалеешь. Ладно, я пойду.
– Цветов побольше принеси, – буркнул Вислоухий.
– Ага, – отозвалась девочка, помахала ему рукой и исчезла в темноте.
В эту ночь Вислоухий даже видел сон, хотя обычно ему ничего не снилось. Правда, о содержании этого сна он не рассказал бы никому, хоть его режь.
Утром пошел дождь. Вислоухий промок до костей. Он бы с радостью забрался в только что построенное жилище, но оно принадлежало не ему. Так и сидел, то и дело смахивая с лица струйки воды. Девочки не было.
“Поймали? Или решила больше не приходить?” Разные мысли теснились в голове Вислоухого, и все они были какие-то невеселые, тревожные. Вислоухий пытался гнать их от себя, но получалось у него плохо.
– А вот и я! – Кусты раздвинулись, девочка выкарабкалась из чащи, прижимая к груди огромную охапку цветов. – Еле дотащила. Красивые, правда?
– Ага. – Вислоухий поймал себя на том, что улыбается во весь рот. Вообще-то он почти забыл, как это делается.
– Сейчас все красиво расставим и будем приглашать. Давай, ешь, только быстро. Маме хуже.
Вислоухий кивнул, запихал в рот все, что ему принесли (не много и было) и проглотил не жуя.
Работа получилась веселая. Цветы были расставлены внутри жилища, часть воткнута в оставшиеся дырки, а часть девочка разложила перед входом. Дождь кончился, на небе снова появилось светило.
– Ну вот, – она по-хозяйски оглядела преобразившийся дом. – Давай приглашать. Только я не знаю как.
– Я знаю, – сказал Вислоухий. Делай как я. – Он встал на колени и прижал руки к груди. – Ему понравится.
– А говорить что-нибудь нужно?
– Пока не будем ничего говорить, просто подождем. И вот еще, наверное, что нужно. – Вислоухий достал блестящую штуку, вытянул одну руку вверх и начал ритмично размахивать ею над головой. – Может быть, увидит, как она блестит.
– Махай сильнее, – попросила девочка, – Пусть уже скорее придет.
Вислоухий сделал несколько энергичных движений и уже собрался просто позвать Того, Кто Может Все, но не успел. Страшный удар по затылку свалил его с ног. В глазах померкло.
Когда, через некоторое время, Вислоухий пришел в себя и с трудом приподнял голову, первое, что он увидел, было лицо Большого У.
– Так ты, значит, живой, сынок? Обманул меня, ублюдок? – Большой У пнул Вислоухого в бок. – Живой. Ничего. Это ненадолго, я тебе обещаю.
Рядом послышался стон. Девочка лежала в нескольких шагах. Глаза у нее были закрыты.
– И ее тоже прикончу. Древний закон нарушила – никому это не позволено. Дура тоже – цветов набрала больше, чем унести может. Разроняла половину. По ним и нашел. Я вас обоих убью. Прямо здесь. И племя ничего не узнает, незачем ему об этом знать. Вот только вы мне сначала расскажете, что это.
Толстые пальцы Большого У сжимали блестящyю штуку.
– Отдай, – прохрипел Вислоухий. – Отдай. Это мое. Он придет, он накажет тебя.
– Это кто придет? – Большой У наклонился к самому лицу Вислоухого, из его рта шел отвратительный запах – память о вчерашнем пиршестве. – Кто это придет? Я тебе, гаденыш, расскажу, кто придет. Тот, Кто Есть Смерть и Конец Всему – вот кто придет. Сейчас придет. Говори, что это!
– Чтоб ты сдох – Вислоухий сам не верил собственным ушам. Это чтобы он, вечно забитый, да самому жрецу!
– Это ты сейчас сдохнешь- ухмыльнулся Большой У и достал нож. И чуть не выронил его, потому что в этот самый момент девочка изо всех сил вцепилась ему зубами в руку.
Жрец вскрикнул от боли, вырвал руку, и, не глядя, ткнул ножом.
– Потом добью, – прохрипел он, – Но сначала этого, сначала его.
“Ну где же ты?!” – только и успел подумать Вислоухий, и в этот миг Большой У нанес удар. Должно быть, чудодейственные штучки, проглоченные на поляне, все еще сохраняли свою силу, поэтому Вислоухий не умер сразу. Он лежал на спине, смотрел в небо и не чувствовал боли. Над ним нависал жрец и, похоже, готовился ударить еще. Вислоухий уже ничего не боялся.
Луч появился так же неожиданно, как и в первый раз, только теперь он был тонкий, синеватый, холодный. Луч ударил Большого У в спину (тот как раз наклонился над Вислоухим, чтобы прикончить его наконец). Большой У очень удивился, очень. Его пальцы разжались, нож упал на землю, но жрец не обратил на это никакого внимания. Он смотрел Вислоухому прямо в глаза, как будто спрашивая: “Это ты меня, что ли? Как?!”, а потом протяжно выдохнул и повалился на Вислоухого, придавив его своей тушей, от которой все еще воняло костром и дрянью из бурдюка.
И тогда с неба вновь прозвучал Голос, но Вислоухий его не узнал. Это был совсем другой голос – взволнованный, испуганный и, как показалось Вислоухому, детский.
– Эй, послушай, ты живой? – спрашивал голос – Ты живой?
Вислоухий и рад бы был ответить, но все его силы ушли на то, чтобы выбраться из-под тела Большого У. Он закашлялся и сплюнул кровь.
Девочка лежала совсем рядом . Она была еще жива, но Вислоухий сразу понял, что дела ее совсем плохи.
– Прости меня, прости – в голосе с небес явно звучали слезы. – Это я во всем виноват. Это я…
– Ты… Ей помоги… – прошелестел Вислоухий. – Ей. Не мне…
– Я не могу! У меня сейчас ничего нет, – прокричал голос. – Я не могу ей помочь!
– Черт. Дьявол! Что такое?! – Томас, ничего не понимая, смотрел на монитор. Там мерцала красная надпись: “Нарушение параграфа 19. Нарушение параграфа 19. Немедленно покиньте орбиту.” Те же слова, повторенные системой громкой связи, разносились по всем отсекам.
– Берта! Берта, где вы?
Голос его жены звучал неестественно спокойно и ровно.
– Я потом все объясню. Мы с Тэдди возвращаемся. Слышишь меня? Не волнуйся, мы возвращаемся.
Блестящая штука, дар Того, Кто Может Все, лежала на земле рядом с телом Большого У. Вислоухий пополз, ему казалось, что он ползет очень быстро, но это ему лишь казалось. Тело теряло силы и отказывалось слушаться. До штуки осталось совсем недалеко, но Вислоухий уже понял, что ползет зря. Штука была пуста. То ли он сам второпях выгреб все ее содержимое, то ли Большой У, сам того не заметив, нажал в нужном месте и просыпал на землю.
Будь у Вислоухого чуть больше сил, он бы заплакал. Но сил у него почти не осталось. Их хватило только на то, чтобы запустить пальцы в потайной мешочек и тщательно ощупать его изнутри. Да! Одна, последняя, маленькая штучка, была там, на самом дне. Она чудом не выпала, не затерялась в складках одежды. Вислоухий сжал зубы и снова пополз – к девочке. Она лежала, чуть повернув голову набок, с приоткрытым ртом, и Вислоухий не мог понять, дышит она или нет.
Теперь Вислоухий точно знал, что успеет, у него хватит сил. Он сделает то, что должен, а больше он все равно ничего не может. Он осторожно вложил последнее, что осталось от чудодейственного дара, в рот девочки, под язык. Все.
Вислоухий откинулся на спину, посмотрел на небо и улыбнулся Тому, Кто Может Все.
– Имя, – еле слышно прошептал он – Мое имя. Ты обещал.
– Тэдди – так же тихо ответил Тот, Кто Может Все. – Я называю тебя Тэдди. Слышишь?
– Тэдди… – повторил Вислоухий. А потом еще раз улыбнулся, вытянулся и затих.
Он уже не увидел, как раздвинулись ветки, и из чащи выступил старший Вождь в сопровождении личной охраны. Он все видел, он был изрядно перепуган, но старался выглядеть подобающе.
Вождь легонько пнул тело Большого У. Жрец не пошевелился – он уже разгуливал по Верхним Лесам. На Вислоухого и девочку Вождь даже не посмотрел. Его интересовало только одно – блестящий предмет, лежащий в траве. Вождь наклонился, поднял его и приблизил к глазам. Предмет таинственно поблескивал, обещая своему новому обладателю такое, что у Вождя захватило дух.
Сверху послышался гул. Шарообразный сгусток света стремительно поднимался вверх, уменьшаясь в размерах, пока не исчез совсем.
Охрана рухнула ничком на землю. Вождь твердо стоял на ногах, сжимая в руке дар того, кто, судя по всему, был куда могущественнее Извечных.
Томас стоял спиной к жене и сыну, прижавшись лбом к толстому стеклу.
– Как же ты мог – повторил он, наверное, в десятый раз. – Ну как ты мог?
Тэдди молчал и шмыгал носом.
– Я не хотел, – наконец выдавил он. – Я не думал, что так будет. Я хотел ему помочь.
– Ты хотел поиграть. – Томас пытался сдержать волнение, но оно все равно слышалось в его голосе. – А с ними нельзя играть, Это люди. Другие, совсем другие люди. Это не игрушки, понимаешь?
– Они такие маленькие, такие смешные, – всхлипывал Тэдди. – Как гномики.
-Да. Как гномики. – повторил отец. – Только гномики в сказках не умирают.
– Папа, я же его убил. Того, старого. Я его убил…
– Успокойся, Тэдди, – тихо сказала женщина. – Ты этого не делал. Его убила я.
Томас тяжело вздохнул, подошел к жене, обнял ее и погладил по голове.
– Берта, Берта… – только и сказал он.
Холмик, под которым спал Вислоухий, уже порос травой. Там даже завелись цветы, но девочка все равно каждый день приносила новые. Она совсем поправилась, а страшный шрам, оставленный ножом Большого У, на удивление, затянулся очень быстро. Даже на гбздырах раны заживают куда медленнее. Чудо, одно слово.
– Эй, ну расскажи нам про Того, Кто Может Все, – канючил малыш, который изо дня в день таскался за ней на могилу Вислоухого. Впрочем, он был не один – теперь за девочкой постоянно тянулся хвост из детворы. – Расскажи, ты же его видела.
– Ничего я не видела. – отрезала девочка. И не буду я вам про него рассказывать, вы лучше Вождя слушайте – он теперь все про него знает. Я вам буду рассказывать про Вислоухого, я всем буду про него говорить. Все будут знать, какой он был смелый. И добрый.
– Да ну, – разочарованно протянул малыш, – Подумаешь, добрый. Кому эти добрые нужны-то? От них только болезни одни. Так Вождь говорит.
– Мне нужны, – тихо, но очень твердо сказала девочка. – И тебе нужны. И всем нужны.
Малыш сплюнул – длинно, умело, по-взрослому и ухмыльнулся.
– Ерунда это все. Пошли лучше Вождя слушать. Сегодня большой сбор на Поляне.
Вождь оглядел племя, прокашлялся и начал.
– Слушай меня, племя! Слушай. Волей Неба наказан Большой У. Он обманывал нас. Он пугал нас Извечными, а сам просто жрал, сладко ел и приставал к нашим женщинам, пока мог. Его покарало само Небо, я свидетель этому. И мои воины видели это. И могут поклясться своей кровью, что было так, как я говорю. Вот! – Вождь вытянул вперед руку. В руке поблескивал Дар Неба. – Это было оставлено мне. Теперь я буду говорить с Небом. Я буду передавать вам его слова. Слышите? Я!
Племя молчало, но по всему было видно, что все отлично слышали.
– Слушайте меня, – продолжил Вождь. – Больше не приносите Извечным ничего. Они не заслуживают нашей заботы. Мы сломаем их изваяния, а того, кто посмеет поклоняться им, я убью, как Небо убило Большого У. А теперь – на колени, племя! Вам больше не нужно валяться лицом в грязи. На коленях вы будете благодарить Небо. Небо и меня.
Племя разбрелось по своим хижинам. На Поляне остались только двое Вождей – старший и младший. Охрана почтительно мыкалась поодаль.
– А как же древний закон? – робко спросил младший Вождь.
– А я что-нибудь про него разве говорил? – ухмыльнулся старший. – Я про изваяния говорил. А закон пусть остается. Хороший закон.
Старший Вождь блаженно потянулся – так, что захрустели суставы.
– Пора на соседнее племя набег делать. Давно собирались, еще когда Большой У был жив, помнишь?
– Помню, – сказал младший. – Как не помнить? Вот только их больше, да и воины у них посильнее наших будут.
– А про это забыл? – Старший Вождь поднес Дар Неба прямо к носу младшего. – Не бойся. Теперь мы их всех перебьем.
Михаил Горелик
С марта 2022 г. живёт в г. Ашкелоне, Израиль. До этого жил в Санкт-Петербурге с самого рождения, а именно с 1964 г. Решение покинуть Россию пришло 25 февраля. 24-го был так оглушен, что сложно теперь вспомнить. о чем думал в тот день. Ни о чем хорошем, это точно. Сложившуюся систему власти не любил никогда. Многое из того, что написал еще в России, именно об этом, об опасениях, которые стали явью. О том, что уехал, не пожалел ещё ни разу.