420 Views
Опять донос. Жене Беркович
Опять донос и новый срок,
И птицы смотрят на восток,
А ястребы на запад.
Зарыв деньжат на дно сумы,
Скудеют лучшие умы,
Звереет только падаль.
А «повар» стряпает пирог,
Где от Артёмовска кусок,
Но нет совсем снарядов.
Грозит оставить свой рубеж,
Явиться к главному в Манеж
С Кремлём, который, рядом.
Опять готовится парад,
Москва «кипит», и каждый рад
В чаду проср@ть свой вечер.
А как там полк, бессмертный полк?
Увёл дедов бессменный волк
К победе красноречья.
Забит фанерою театр –
Судом объявленный антракт, –
С афиш смывают имя.
Пропьют эксперты свой оклад,
Доносчик слижет результат,
А зритель шоры снимет.
Но что мне эта кутерьма,
Я к тётке, в глушь, искать сома
На дне реки Исконы.
Пройду овраги и леса,
Почищу перья-паруса
Для отчуждённой зоны.
Мне чужд тот пир, где русский мир,
Где не подавится кумир
Глотком палёной водки.
Где ни Земфир уже, ни Лий,
И Алла топчет ИзраИль,
И Женя за решеткой.
Май 2023
Мне не уйти
Мне не уйти из психбольницы.
Наталья Крофтс
В решётках окон – отблеск фонаря,
Такая тишина – служи молебен.
Задраенное утро января
Висит подранком в сером низком небе.
Диагноз прост, как жизненный итог.
Мне выписан тугой пакет инъекций.
Пристанище блаженных главный Док
Не разглядит, как некогда — Освенцим.
Киваю хмуро, стянутый вокруг
Цепочкой санитаров и «колючкой».
Надежда греет – скоро старый друг
Сюда протащит красное и глючку.
Сосед по койке – родом из Варрав –
О казнях и распятии гнусавит.
С утра хлебнув медичкиных отрав,
Готовит речь на иудейский саммит.
За корпусом дорожка прямо в морг,
Где равенство и братство смерть оплатит.
Но я живой и верю: добрый Бог
Гоняет чертенят из-под кровати.
Глотаю молча кашу и Персен,
Бежать пытаюсь, но опять пасую.
Проснусь однажды и пойму, что стен
У психбольниц уже не существует.
За днями — дни, жизнь выгорит дотла
За этой дверью, растворённой настежь.
И что там отразится в зеркалах,
Убитое не насмерть?
Двадцатый
Когда ты нажмёшь update для второй половины двадцатого,
Не будет ни мамы, ни перебоев с ивл-аппаратами,
Не будет соседа напротив, шагнувшего в небо с балкона,
Великие бури и жребий укажут всегда на Иону.
Мы стали другими, с прежними ликами розовых ангелов,
С душой конформистов, и разумом, конформизмом отравленным.
Закрыты ворота лечебниц, где множилась наша «хроника»,
Стучите, пожалуйста, в «личку» сисадмина полковника.
Один чёрт – сгорать от старой болячки или приобретённой.
Он лучше осведомлён – избранник и очень большой учёный.
Открой нам границы, Боже, воспользуйся телефонным правом,
Куда-то на оконечность, где взгляд ласкают вода и травы,
Где горно-долинный ветер качает побеги акации,
Где жизнь не становится сделкой с дисконтом по скидочной акции.
Я завернусь в кромку берега, в илистые его канавки,
Забуду про «обнуление» с гарнирным словечком – «поправки».
А ты загружай наш двадцатый, как с фронта горячие сводки.
В угарном дыму отечества до неба всегда путь короткий.
март 2021
Начало
…А если Розенкранц и Гильденстерн придут,
Закрой ворота на засов, не открывай.
У них наполненный предательством сосуд –
Состава «Новичок», отравы – через край.
Опять начнут втирать про графство Уилшир,
Мол, город Солсбери, готический собор,
Они проездом там бывали, школяры,
А нынче с корабля на бал – был уговор.
В те времена, когда из дома уходил,
Был чище и светлее взгляд твоих друзей,
Тогда еще никто не осквернял могил,
И ядом не травил заснувших королей.
А нынче знаешь, Гамлет, царствуют разбой,
Любовь — за мзду и продвиженье за донос.
И если ты не рвач, не лизоблюд – изгой,
Под свист толпы распят, как некогда Христос.
Принюхайся – не новичок? – ты дока, принц.
Тебя ни запахи, ни тени не смутят,
Ни тайное пересечение границ,
Ни даже десять умервшлённых негритят.
Как пахло время – то, когда ты юным был:
Пронзительно – весной, бегущим вдаль ручьём.
— Мой бедный Йорик, замолчи, умерь свой пыл…
Давай сначала разберёмся с королём.
Декабрь 2018
Сюр у дуба
У Лукоморья дуб зелёный,
А рядом с дубом – ни души.
Был некто солнцем наречённый
В мундире, с трубкой, рост в аршин.
Ему служил отряд Кащеев.
Хватали зайцев, белок, птиц.
У дуба на поляне ели
Тех, кто не падал в страхе ниц.
А остальных свозили в чащу.
Там, за избушкою Яги,
Котёл кипел, и главный Ящер
Варил звериные мозги.
Потом осилили Кащеев
И, проклиная Самого,
Дуб объявили просто елью,
Морковь – и мясом, и зерном.
Вдруг зажили без пессимизма:
У дуба водят хоровод,
И речи говорить речисто
Повадился лесной народ.
Край оградили частоколом,
Вокруг – клыки, кругом — враги.
Но там, где лес видений полон,
Всё также парили мозги.
Лес поделили на участки,
А чащу отдали Яге:
Кикиморы из прежней сказки
Сердца сжигали на костре.
Опять роптали, бунтовали,
Пустили в чащу своего.
Самих себя обворовали,
И со «своим» не повезло:
Плясал цыганочку, пророков
Грел на груди, но был могуч.
Пол века минуло до срока.
Тут и закончу. Крест. Сургуч.
А что теперь: закрыт законом
И цепью золотой обвит
У Лукоморья дуб зеленый,
Народ во власти Змея спит.
Февраль 2018
Пушкинская площадь
«Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы».
А. С. Пушкин
А Пушкин снова беспокоит
Власть предержащих.
Опять идут к нему с конвоем,
Мол, соучастник…
Вокруг решетки и заборы,
Как куклу — в ящик.
Но знают жулики и воры:
Он – настоящий.
Ему припомнили свободу,
Сердца для чести.
«Закрыли» в злобе на полгода
Из чувства мести.
Но взгляд поэта сквозь столетья
Такой же мудрый.
И вновь в несломленном сюжете
За ночью – утро.
Нету хереса
Сказано же тебе русским языком: нет у нас хереса!
Венедикт Ерофеев. «Москва – Петушки»
Раздели со мной, Господи, этот путь,
Пляску старых вагонов под звуки марша.
Сядем, Венечка, утолим по чуть-чуть,
«Русской», «Старкой», «Кубанской»… Ну, где же чаша?
Нету хереса, сух он, твой бутерброд.
Песнь от ереси есть, по закону – «двушка».
Запостим отчаянье под небосвод,
«Год условно», спасибо, так где же кружка?
Видишь, Венечка, грустно бредут стада –
Комсомольцы те же, партийцы разные…
Им приспичило строем идти назад:
Генетический код у предков заразный.
Нету хереса, Венечка, вечный стресс.
Тянут дрянь насосы ассенизатора.
Выливается запах в рвотный рефлекс,
Как ни прячь, он горло сжимает адово.
Я ведь тоже не знаю, где этот кремль.
Песнопения, поднятые на штыки,
Проникают под корку. На уши – шлем.
Встань и выйди, Венечка, слышишь, –
п-е-т-у-ш-к-и…
Март 2018