363 Views
Елабужские стансы
Татьяне Вольтской
Сказал бы: здесь жить бы и жить не спеша;
здесь равно в почете хозяин и гость.
Когда бы не место, где стынет душа,
Где наши реликвии: балка да гвоздь.
Кузнец был – что надо: ковал, так ковал!
Остыло горнило, поковка черна…
Здесь жизнь основательна, я бы сказал,
когда бы не знал, как она непрочна.
Холодный на нас надвигается май.
А в августе знойном, что вспомнится нам?..
Сказал бы: вот теплый бревенчатый рай,
когда бы не смерть, что идет по пятам.
Безымянный полустанок
Проскрипела дрезина на третьем,
простучал тепловоз на втором…
Не угнавшись за новым столетьем,
мы опять очутились в былом.
Словно время кульбит совершило,
развернулось и бросилось вспять,
и под лозунгом «Знание – сила»
вышел некто вещать и стращать.
В темно-сером партийном реглане
и в каракулевом пирожке –
он вчерашние бредни затянет
на суконном своем языке.
И вернется тоскливая одурь,
прежней жизни свинцовая муть…
Кто захочет опять в эту воду
безоглядно повторно нырнуть?
Флаг вам в руки – адептам халявы,
возмечтавшим о новой заре!..
Вам ни денег не будет, ни славы
в этой богом забытой дыре.
Полустанок наш, ветхим забором
обнесенный, несбывшийся рай…
Жизнь проносится мимо на скором.
Остановки не будет. Прощай.
К Нике
Что, отцеубийца, пора отдохнуть тебе, право,
от пыла сражений, от грозной заботы старинной.
А ты все паришь, награждая почетом и славой
не павших, но падших и падких до крови невинной.
Какого ты монстра теперь привечаешь? Взгляни-ка,
на этого… этого… Ну и чего в нем нашла ты?
Тебе ли, дочь страха и мрака, крылатая Ника,
тебе ли не знать, чем любые победы чреваты?
Вот он ‒ победитель ‒ в пурпурной, по случаю, тоге:
лавровый венок и в усмешке надменные губы…
Тактический гений! И что он оставит в итоге:
поруганный мир, мертвый город, и трупы, и трупы.
История с правдой не дружит. История служит
любому прохвосту, что празднует нынче победу.
Сегодня ‒ герой. Завтра ‒ проклят, забыт и засужен.
И кто его вспомнит, навек погруженного в Лету?
Солдат неудачи
Какой же ты бравый – с измазанным сажей
лицом, в серо-буром своем камуфляже,
увешанный амуницией злой!..
Куда ты, зачем ты, солдат неудачи
шагаешь? Никто по тебе не заплачет.
Тебе никогда не вернуться домой.
Тебе всё равно, в мясорубке кровавой
кто прав, кто неправ. Не за воинской славой
ты вышел в смертельный поход.
Ты скажешь: да ладно, такая работа,
работа и всё… Пополнение счета.
Но счет лишь на жизни идёт.
Кому эта быль, для кого эта небыль?..
Над головою картонное небо –
из «калаша» пробитая твердь;
сыплет в прорехи вонючее нечто…
И где же тебе, мой обманутый, лечь-то
последний свой сон досмотреть?
* * *
– Где твой брат, Каин? И что же ты сделал с ним?
– Разве сторож я брату?.. Там на пажитях дым,
да такой – ни черта не видно: ни вперед, ни назад…
– Не богохульствуй, Каин! Где твой брат?
– Ты убил его, Каин? – Нет, это не я – они;
саранча необоримая налетела… и огни, огни
и такой невыносимый грохот и вой…
Я не герой ведь, отец мой, нет – не герой.
– Ты оставил его там на поле – одного умирать.
И не смей мне врать, я всё знаю, не смей мне врать,
ты, засранец!.. Твоей зависти черной нет преград.
Где твой брат, отвечай мне Каин. Где?.. Твой!.. Брат!..
– Я хотел кричать… но дым и гарь… я не мог кричать…
Ах, зачем же эта на лбу моем печать?
– А за тем, чтобы сеял ты омерзенье и страх,
чтобы каждый убить тебя мог на твоих путях.
Бремя жизни несущий, хранящий её уклад –
вот мой сын, вот мой сущий…
Каин, где твой брат?
* * *
– Подожди, вот пройдут дожди и пойдут грибы…
– Да какие грибы, когда здесь одни гробы!
Да и не гробы, а просто гниющее мясо
в степях Донбасса,
где нынче надолбы, рвы.
– Подожди, подожди, скоро зима придёт.
Не сходил бы с ума ты. На новый год
Всё укроет она своей пеленой прекрасной
под Мариуполем, под Попасной…
– Не затыкай мне рот!
Я сорвал с моих уст вековую твою печать.
Всё, что мне остаётся – это слова кричать.
И кричу, давясь гневом, позором и страхом:
Ты, удобрив чужие поля только прахом
и засеяв их смертью, что ты можешь пожать?
* * *
…а птицы все ушли куда-то вверх,
Борис Слуцкий
куда-то вправо и куда-то влево…
Мы растеряли важные слова,
постигнув страх и ужас одичанья.
И нам теперь – одна полынь-трава
в полях войны – расплата за молчанье.
Слов нужных не осталось нам для тех,
кого сразила горькая отрава…
И вот – слова ушли куда-то вверх,
куда-то влево и куда-то вправо.
Вернутся ли они опять, бог весть,
отвоевав у смерти первородство,
когда-нибудь – пусть не сейчас, не здесь,
спасая нас из пропасти немотства?