301 Views
* * *
глядя из последнего столетья
накануне дроновой войны –
жругр их знает, что у нас на третье.
передайте пшёнку, пацаны.
затыкали дыры уицраором,
засмолили крепкий самосад,
пали смертью храбрых-под-забором –
как вернулись на сто лет назад:
женщина забыта в центре фильма.
волосы подвиты на висках.
деньги платит страховая фирма
не за совесть? – стало быть, за страх.
вечер придаёт ей вид товарный,
чтобы не зазря звалась вдовой.
и туман, туман ползёт над марной.
и над всею первой мировой.
* * *
заяц с санитарными глазами,
волк с неповоротливым лицом
бегают бессменно круг за кругом,
лёгкими затравленно звеня.
– видишь как заветная лопата
входит в подставляемую жизнь?
– вижу. ну а дьявол? где же дьявол?
он же должен вечно зеленеть?
– загляни в готовые детали –
вдруг его засунули туда?
– вдруг война придёт, а мы устали?
– вдруг война уйдёт, а мы – орда?
* * *
в прошлом году, когда сбрасывали с колокольни,
нам не хватило кутьи.
шире шагай, потому что шарнирам не больно.
сердце и печень – свои,
вынули неповреждёнными, ибо не фраер –
бог, не эмпаер стейт билдинг – наш скромный ветряк,
раз тебя вновь смастерил наш губернский шванкмайер –
значит, всё будет ништяк.
в этом году всё в забавах, и казни – на третье.
много кутьи про запас.
острой травинкой кого пощекочет столетье –
тот и пускается в пляс.
пляшет округа, вздымая фабричные трубы
в небо.
кто слышит их звук – тот доселе живой.
да, мы инкубы, и все, кто милы нам и любы –
выданы нам головой.
* * *
1.
бесспорный двойник на высокой сцене,
зовёшь остальных к невеликой цели:
писать клевету, прекратить работу.
легко тебе тут вместо самого-то?
о прошлом скорбя как о снеге талом,
он делал тебя по своим лекалам –
гонять и шпынять, кто тут недовольный,
и мир подчинять чепухой и вонью.
весёлых, суровых, слепых, капризных,
оставь нас в покое, нелепый призрак.
не гипнотизируй солёным матом,
иди к деревянным своим солдатам.
когда-нибудь выроют это войско,
раскрашенным выглядевшее геройски,
потешную армию не из глины,
гондоны, раздутые в цеппелины.
а там, где домА вы с землей ровняли,
откуда вас, неживых, прогнали,
построят новые, краше прежних,
для всех свободных, смешных и нежных.
2.
по краю зренья, пестря, зевая,
напротив сидя на кольцевой –
откуда сам? – да из фрязина я,
пока доехал, стал неживой.
а тут, смотрю, всё кривые выи,
слепые руки, унылый парад.
– да мы и сами тут все неживые,
нас срочно отрыли, вливайся, брат.
лежали как люди, а тут этот лысый
ввинтился в землю издалека,
да с ним пиджачник повадки лисьей
со значком на лацкане “чвк”.
и сразу всякий вдруг стал, как упорот,
а они нам шепчут “вперед, орда!
сначала захвАтите великий город,
а после – малые города.”
лица румяные все позеленели.
запахло ладаном от местных стерв.
и хлипкую глину в конце туннеля
роет поезд, гигантский червь.
[танго]
прыгнув из клети,
ищейки смерти
возьмут вчерашний след,
и на рассвете
закроют дети
глаза твоих газет,
и из бумаги
цветные флаги
как обёртки вранья
подхватит ветер –
об этом рейсе
пусть напишу не я.
ушиб всей бабки,
расход всех денег,
гибель большой страны –
а., гипотоник,
б., неврастеник –
пусть сочинят они,
и под их крики,
вчерашний ангел,
я с полпути сойду
и стану призрак,
и стану август
в тихом глухом саду.
на всякий случай,
обзвон всех моргов,
объезд районных больниц
не нужен. помнишь
вдвоем нас торкал
запах книжных страниц?
вот что-то в этом
иль схожем духе
пусть прозвучит, когда
ты молча рухнешь,
мир молча рухнет
в зимние холода.
пройдёт не время –
пройдёт пространство,
но не пройдёт вовек
то удивленье,
когда ты “здравствуй,
медленный человек!” –
скажешь с усмешкой
и белой пешкой
снова начнёшь игру,
и навсегда я
очнусь средь рая,
а там, в аду, умру.
* * *
в белом венчике из роз,
набухавшись за весь форт-росс –
механический дед мороз,
электрический дед мороз.
он сдаёт прошлогодний пост.
ай эм лост, – говорит,-
ай эм лост.
в белом лепете из снов.
в целом лете из жалких слов.
прикрываясь бедной весной,
тощей визой невыездной,
тёщей немощной, рыжей хной,
непрокрашенной сединой –
ай, февраль, прошлогодний снег! –
смерть, которую
построил джек.
литотрипсию зачеркнём.
эвтаназию зачеркнём.
мир забытый перевернём.
то-то лодки плывут вверх дном.
мутновато твоё стекло.
мутновато моё стекло.
все законы зимы и тьмы,
всё, чего так пугались мы –
не пугайся, произошло.
вне сомненья,
произошло.
и теперь уже только вверх.
под мелодию “сладок век”.
опустите мне руки век.
поднимите мне веки рук.
этот ужас – мой лучший друг.
этот монстр – мой лучший друг.
все законы плывут на юг.
все закаты плывут на юг.
все загары
все замеры
все изомеры
все полимеры
всё просрали
всё засрали
все феррари
все ламборгини
всё другое
все другие
механические
электрические
паровые
пропади он
пропадом
этот мир
аминь
* * *
солнце закрывалось облаками из дыма
от происходящего, идущего мимо.
офисный стакан, покрытый чайным налётом,
дребезжит слегка в такт воздушным налётам.
что-то помпа старая вослед просипела
колесу, что катит без велосипеда.
стулья, хоть рассохлись, идут на прогулку
по вчера лишённому людей переулку.
говорил нобелиат, что вещи приятней.
вещи и останутся, всего вероятней.
будут жить. производить стихи и потомство.
осуждать неведомое им вероломство.
* * *
1.
будет сон спокойным? – никогда.
кажется, навек
поселилась синяя слюда
на изнанке век.
будут мир и счастье? – чёрта с два.
ведь со всех сторон
шествует по свету синева
на высокий трон.
как скрипят подошвы синевы,
что я так любил!
как хрустим под ними мы и вы,
рассыпаясь в пыль,
разлетаясь в мелкую печаль,
в тонкую вражду,
проложив дорогу по ночам
снегу и дождю.
2.
запрокинув головы ягнят,
накормив ножи
тёплой кровью, что они бубнят
по ТВ, скажи?
заслонив от ропота толпы
торопливый смрад
в слабой доле рифменной стопы,
что они бубнят?
кто их гонит по оврагам сна,
по теням лощин,
этих женщин, что поют “война”,
шерстяных мужчин,
оборотней мира, что в миру
не нашли покой?
только кровь и почта поутру.
ветер под рукой.
3.
запирай ворота, питер пен.
приспусти зенит.
сеткой маскировочной вдоль стен
щели затяни.
тёмные приходят в неверленд,
медленные дни.
* * *
развязали войну заглянули внутрь
там во тьме в отражённом свете
глаза её мерцали как перламутр
написали о ней в социальные сети
тут пошли пожертвованья концерты
пресмыкания тел в пыли
вы зачем говорите “черти”? –
мы же сделали всё что могли
завязали войну чтобы больше её не видеть
кинули на дно отдалённых вод
отвернулись сделали выдох
повернулись вновь
а она всплыла
и плывёт
* * *
помощник осветителя, заняв место заболевшего шефа,
нервно тычет в кнопки пульта, постоянно сбиваясь.
руки его дрожат. недокуренная папироса
в пепельнице дымится.
и когда на сцену выходит изысканный сладострастник,
алым светом он освещён, как в прошлой сцене – убийца.
то покрываясь пятнами, словно шкура оленья,
то наполняясь теменью, то мерцая подводно,
замысел отрывается от замыслившего, и созданье
начинает жить своей жизнью.
нынче в отчизне то холодно, то жарко, то несвободно,
но так же – и вне отчизны.
помощник осветителя, недоучка и рохля,
окружённый циническими очертаниями предметов,
мы всё спрашиваем себя и друг друга – кто ты?
а надо, конечно – где ты?
давно ли ты растворился как кофе в разбитой чашке,
как водка в сливном бачке, как в потоке времён – чернила?
кто сочинил тебя – уже над тобой не властен,
и сам считает, что так и было
от начала всего, от первых дней творенья,
выхватывая софитом то то, то это.
во. за .кн.. ка..ю.ся с..рач..е д.ре.ья –
им н. х..та.т с..та.
Геннадий Каневский
Геннадий Каневский (р. 1965) — московский поэт и эссеист. Окончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. Автор восьми поэтических книг, выходивших в издательствах Санкт-Петербурга, Москвы и Нью-Йорка, и книги избранных стихотворений «Сеанс». Публикуется во многих российских и зарубежных изданиях. Лауреат премии «Московский наблюдатель» за заметки о литературной жизни (2013), премии журнала «Октябрь» (2015), спецпремий «Московский счет» за книгу «Сеанс» (2016) и за книгу «Всем бортам» (2019).