1206 Views
18 октября 2023 года исполнится десять лет со дня самоубийства поэта и музыканта Андрея Ширяева. Не знаю, вспомнит ли кто-нибудь сейчас об этой годовщине, уж больно много всего произошло в мире за последние годы. Ширяев покончил с собой в Эквадоре, где жил два десятка лет — достаточно долго и достаточно далеко, чтобы стать забытым в России. Хорошо, что собрание текстов на www.shiryaev.com до сих пор доступно — можно зайти и почитать стихи, прозу, переводы с испанского.
Так и будет. Вымокнет сирень,
смолкнут скрипки, выгорят обои,
и поманит пением сирен
этот мир, покончивший с тобою.
И не хватит воска. А дожди
не способны вылечить от жажды.
Я когда-то вспомню — подожди —
это тело, данное однажды.
Заструится сладкое вино,
наполняя жертвенную чашу,
дух поймёт, что так заведено,
и ягнёнок удалится в чащу.
Тело оправдается строкой;
угадать в любимой Саломею
и познать от рук её покой
только этим телом и сумею.
Не затем ли в небо нас вели
медленные скрипки на концерте,
чтобы притяжение земли
нам понять, как притяженье смерти,
мне понять, от смерти уходя,
что любовь страшнее и священней.
И последним выдохом дождя
оборвать цепочку воплощений.
Причиной решения уйти из жизни было то, что Ширяев болел тяжёлой формой диабета, перенёс два инфаркта и просто не хотел цепляться за земное существование. Обсуждение, имел ли он право поступить с собой так, велось после его смерти довольно бурно. Но самоубийства существовали во все эпохи и, видимо, будут существовать в будущем. Значит, и споры о них будут возобновляться снова и снова.
Недавно мы с одним знакомым поэтом обсуждали, может ли человек, находящийся в безнадёжной ситуации, распоряжаться собственным телом — вплоть до суицида и эвтаназии — и, в принципе, сошлись на том, что да, имеет — иначе зачем Бог дал человеку свободу выбора. Не будем касаться самоубийств, совершённых под воздействием алкогольной, наркотической зависимости или психических заболеваний — говорить о свободе выбора в этом случае не приходится, тут требуется терапия. Ещё, наверное, бывает сложно найти другой выход, если самоубийство совершено под воздействием агрессивных внешних факторов (в тюрьме, в армии, в результате перенесённого насилия). Но другое дело, когда человек физически и психически здоров, или его заболевание (не важно, физическое или психическое) поддаётся лечению. Неудачная попытка самоубийства, совершённая в тяжёлом эмоциональном состоянии — зачастую не что иное, как экстремальный призыв о помощи. Однако завершённый суицид во многих случаях — это результат инфантильности, нарциссизма, нежелания приложить усилия для решения своих проблем. Неудивительно, что христианство всегда отвергало добровольный уход из жизни, считая его аморальным.
Позиция христианских церквей в этом вопросе вполне последовательна. Осуждая самоубийство, христиане противопоставляют его страданиям, которые добровольно приняли на себя Иисус и святые мученики. Стоит также вспомнить тех, кто, последовав за Иисусом, уверовал в вечную жизнь и исцелился, а в особенности — Лазаря из Вифании, который после воскрешения прожил ещё тридцать лет и был епископом на Кипре. Очевидно, что самоубийца дозволяет себе распоряжаться своей жизнью, потому что не доверяет Богу. То есть, как удачно выразился Питер Сандерс, председатель Христианского медицинского сообщества Великобритании, легализация эвтаназии — это свидетельство того, что «общество утратило христианскую надежду».
Эвтаназия разрешена только в протестантских странах, да и лишь в немногих. В 2020 году Ватикан, напротив, опубликовал документ Конгрегации доктрины веры по этому вопросу, подтвердив, что эвтаназия считается «серьёзным грехом»; то же самое можно прочесть в уставах ряда лютеранских церквей разных стран. Однако, несложный мониторинг прессы показывает, что дискуссия среди протестантов за и против эвтаназии всё-таки существует. К примеру, в 2023 году в её поддержку высказался пастор евангелическо-лютеранской церкви Эстонии Март Салумяэ. Архиепископ Латвийской евангелическо-лютеранской церкви Янис Ванагс в 2016 году, напротив, выступил против эвтаназии. К сожалению, средства массовой информации умалчивают об аргументации в обоих случаях. Попробуем задать вопрос: а если человек не только принимает от Бога призвание на Земле в том смысле, как её понимает Мартин Лютер, может ли он осознать также и завершение этого призвания? Земная жизнь Христа и мучеников, безусловно, не предполагала уклонения от насильственной смерти. Но их жизнь была активной, требовала поступков — всего того, на что прикованный болезнью к постели человек не способен. Зачем требовать волю к жизни от человека, физический и психический ресурс которого исчерпан? Интересно, как ответили бы на эти вопросы сторонники и противники эвтаназии в лютеранских церквях.
Вторая причина отрицательного отношения к эвтаназии — это заповедь «не убий». Об этом говорит православный митрополит (и врач) Антоний Сурожский: «Просто — называя вещи своими именами — убить человека мы не имеем права, хотя понимаем, что смерть всё равно предстоит. Врач не призван прерывать жизнь, он призван делать жизнь выносимой. В данное время есть такое количество способов облегчения страданий, что лучше прибегать к этим средствам. И надо принимать в учёт, что большей частью эти средства уменьшают сопротивляемость больного, уменьшают его способность жить долго. То есть как бы ускоряют смерть. Христианин верит, что со смертью жизнь не кончается, человек просто переходит в иную жизнь, в иное существование. Не помогает ли это как-то иначе осмыслить ускорение смерти? Христианин знает, что за пределами смерти есть жизнь. Но имеет ли он право как бы за Бога решить, когда это момент должен прийти, — это вопрос другой». Хорошо, предположим, что не человеку решать, когда умирать. Но тогда логично спросить: а чем паллиативная помощь отличается от эвтаназии, если она также предназначена влиять на продолжительность жизни — просто в другую сторону?
Хорошо говорить о греховности эвтаназии, когда ты не умираешь. В 1950-х годах швейцарский католический теолог Ганс Кюнг потерял своего брата Георга, который умер в муках от опухоли головного мозга. «Шесть месяцев боли и хрипов», — рассказывал он об этом впоследствии. Начиная с середины 90-х годов, страдавший от болезни Паркинсона Кюнг издал ряд работ в защиту эвтаназии, после чего прожил ещё четверть века, так и не решившись добровольно уйти из жизни. Отношение к эвтаназии у Кюнга, по его словам, было основано на «вполне разумном доверии к Богу», «глубокой вере в Божью реальность», желании повысить качество жизни и вере в вечную жизнь.
Невозможно ожидать от литераторов того же, что от теологов — им положено быть непоследовательными и импульсивными. Вспомним самоубийство Стефана Цвейга, которое он совершил вдвоём с женой Лоттой после эмиграции в Латинскую Америку (в Бразилию, а не в Эквадор, как Ширяев). Известно, что писатель страдал хронической депрессией, но, к сожалению, помочь самому себе он не смог бы при всём желании: первые по-настоящему эффективные антидепрессанты были изобретены лишь десятилетием позже. Вдвойне жаль, что Лотта, по-видимому, совершенно не стремилась жить своей собственной жизнью и покорно ушла вместе с мужем, как только он проявил такую инициативу.
Уход из жизни Андрея Ширяева, напротив, был спокойным и продуманным. Об этом говорит отрывок из его предсмертной записки: «Мне пора. Последняя книга дописана, вёрстка передана в добрые руки. Алина, Гиви, Вадим, дорогие мои, спасибо. И спасибо всем, кого я люблю и любил — это было самое прекрасное в жизни. Просить прощения не стану; всегда считал: быть или не быть — личный выбор каждого».
«Закончил книгу, оплатил счета, подготовил костюм. Оставил записку коронёрам, на испанском, чтоб не было лишних вопросов к тем, кто будет с ними говорить… Написал одно письмо в ФБ, чтоб не мучить близких вопросами: почему. Попрощался с музой благодарным письмом, чтоб не осталось незаконченных разговоров. Застрелился в ванне, чтоб не доставить лишних хлопот и тем, кто будет потом приводить в порядок дом», — написала в ФБ подруга поэта. Неужели это не достойный уход из жизни? А как тогда иначе?
И ещё. «Семя двудольное, космополита, меня, // пусть закопают в космос. Я так хочу». «Где мир, подобно мне — короткометражен // А я — всего лишь пепел над океаном» — писал в своих стихах Андрей Ширяев. Всё это не случайно. Когда мы с моими друзьями-музыкантами ездили этим летом на могилы Егора Летова и Янки Дягилевой, прозвучала мысль, что не хочется, чтобы тебя хоронили в землю, потому что этим ты привязываешь своих родственников к точке на карте. Память о человеке состоит не в уходе за могилкой, а в фотографиях, стихах, песнях, воспоминаниях о жизни. Значит, и тела лучше хоронить в космосе — то есть, в небытии. Ну а память об ушедших пусть остаётся среди людей, пока в ней есть какой-то смысл.
В далёкой дали, за орбитами планет
танцует женщина, похожая на свет.
А рядом — там, где сушится бельё,
танцует свет, похожий на неё.
Играет сын, похожий на неё.
Кружится мир, похожий на неё.
Танцует женщина. И на её плече —
танцует космос в тоненьком луче.
Запомните Андрея Ширяева, например, по этим строчкам, и тогда он останется с нами ещё на какое-то время. Уверен, он хотел бы этого.