610 Views
Машенька-Дьявол
Топорики …Топорики…
— «От кого беременна,
Красавица?»
— «От Толика.»
Касается животика.
А я выблевываю
Любви той скотской
Все животное.
Я через гроба-космос
Через не-бога-иную-Русь
Нутро Всего зрю,
Всма-
Три-
Ва-
Юсь.
Манным болотом,
Кошмарной кашей,
Гнилым логовом —
Родина наша.
Родина наша
Кошмарна, липка.
Душу распашет
Смерти трактор.
Кошмарна, Машенька,
Земли улитка.
Страшна, Маша,
Смерти ракушка.
Я постигаю
Ту хохломскую вязь.
В Суть Зла
Всма-
Три-
Ва-
Юсь
Узлом-Чудищем.
Лакает как лакомство
Клыками
Нас
НАС-
ТО-
ЯЩЕЕ,
ПРОШЛОЕ,
БУДУЩЕЕ.
Все оборачивается Пустотой,
Там, где твое повешенное пальто
Еще хрипит, рукавами машет…
Машенька,
Бытие и Ничто?
НИЧТО —
Машенька.
Вижу Нутро всего.
В гробу сиротки
Будут твои двойняшки.
Скоро как сироп
Выпьет нас
Бог там и мать сыра-земля…
Их похоть огромна,
Как тыщи полей наших.
Если бы они раскрыли свои пасти,
Разинули свои клыкастые щели,
Машенька, ты бы узнала —
Они и тебя хотели.
А Толик — лишь инструмент их власти.
Машенька, знаю, тебе с ним не будет счастья.
Толик —
Воли нолик.
Через годик
Он в котловане умрет.
Это шикарная смерть,
Если ориентироваться
На титры Юффита,
На архетипы Юнга.
А ты — Нефертити в тине,
В болоте мутируя,
Дезертируй
Эвредикой
Дикой
От некро-Орфея.
Машенька,
Если бы ты
Читала кого-нибудь
Из странных японцев,
Или Платонова — «Котлован»,
Ты бы знала — Толяна жизнь — скотство.
То-
Лян…
А смерть — Красота та ужасная,
Что затягивает туда, вглубь.
Машенька, если тебя ударить,
Руку пилой отрезать, ударить палкой,
Может быть, в тебе исчезнет
Всё это медленное, мякотное, бабье,
Эта тупь, болото ума, лень плоти?
Всё, что тебя так портит.
Ты же — красавица Васнецова,
С косой отличницы. Боже!
Лучше кинуться под электричку,
Лучше быть истеричкой
Толстого,
Чем раздвигать
Свои белые ножки
Перед ничтожеством.
Мамлеевским кичем
Увлечённый мальчик
Сойдёт с ума.
Тише, Машенька,
Ма…
Машенька, тебе не надо этого — как у всех.
Вся эта чёртова карусель
Несётся, несётся, а как остановится —
Глянешь в зеркало — и как зверь завоешь.
Руси кисель, Васнецовый Освенцим
Тебя обсосал как невкусную карамель.
Пинцет Конца, Цапля-Мертвец
Внутри Вещи-Тебя.
Будет шагалистость скошенная
В морщинах окрошка,
Тлеющий холодец
В кошмаристом скоморошье.
В блаженстве баженовом
Обретёшь девичью покорность.
Хочешь вечно
Выть в щах унижения?
Готовить блины в коме?
Окрошка пляшет в кокошнике.
Распылённой личности
Подпевают липкие гусли.
Люли-люли.
Смерть твоя скоморошиста.
Крошки людей клюют
Гуси-лебеди, лебеди-гуси.
Тебя имели как сучку,
Сосали как карамель,
Сосали сосочку,
Да жрали картошечку.
Тебя муча,
Емеля
Имел.
А ты — Амели —
Не для Емель.
Будут как гусли, как ленивые гусеницы
Бёдра твои — целлюлит улиток.
Люли-люли. Целуешь своих малюток.
А у них лица дегенератов.
Скрутись устрицей
Отвращения
И пулей выстрели
Злой и бездушной мудрости,
Обезумев,
Как Малюта Скуратов.
Твои малютки — слепки с Толяна.
Дурная наследственность
Пускает слюни в кисель.
Машенька, они же вырастут — станут
Растеньями пьяными, немыми кустами,
Они проклинают
Чёртову карусель.
Русское колесо, где ты распята хаосом ржавым.
Ты была невестой звероподобных оргий.
Машенька, твои малютки будут безжалостны,
Они пожрут тебя дырами морд своих.
Похотью нехорошей организм их медузно сочен.
Голод утробный уже щекочет нутро их. Хохочет бог,
Ибо он знает как маняще и безжалостно-сочен
Плоти твоей дурманящий до безумья почти кусок.
Машенька ты же трутень тени, ты уже куротруп.
Пружина жизни ржавеет уже во лжи.
Машенька, они высосут твою грудь
И выжрут ее как грушу, их зубы — почти ножи.
Они твари, скверные звери.
Их отвергни!
Матрицу материнства вырви с корнем и урони во тьму!
Забудь их лица. Не будь покорна более никому!
Жалости не растрать на безликую эту тлю.
Молитвою может стать брезгливое «Не люблю!»
Стань Снегурочкой в хлорке снежной
Стерильностью истери.
Эти монстры с рожденья грешны.
Память о них сотри.
Черви иуд
Они уйдут
В Аида Догвилль.
А твои ладони
Будут бездушны
Как пластмассовые ландыши,
Что распустились распятыми пальцами
Из паралично-отчаянных рук,
Плеч горбатые коромысла
Расправив, стала красавица,
И выпустила из уже изысканных рук
Вдруг
Дьявольское отродье —
Своих детишек.
Ладушки-адушки.
Падающих подтолкни.
Подтолкни падающих,
Да похорони.
Ладушки-адушки.
Мгла на кладбище.
Это гетто русских пустот,
Где стоги гнилого сена,
Где гибельный злой народ,
Где неизбежность болот и тлена,
Где каждый уже обречен Иван
Упасть когда-нибудь в котлован,
В горящий, кипящий. Машенька,
Ты заслужила счастье.
А я — есть излишество, есть изъян.
Русская нищета — вот истинное ницшеанство.
Машенька, подтолкни меня в котлован.
Платоновским персонажам не оставляет шанса
Родина русского языка, вырванного с хрящами из смысла.
Я кровью ненастоящей выхаркиваю не ор — ох.
Я даже мертвец — творенье постмодернизма.
Симулякром смерти отвергаю тебя — не-бог.
Мне гнить в черноземе, где ад разинут
Черных дыр моей родины, что завлекают в сакральный разврат пустот.
Адских ворот инсталляцию безлицый мутант из мертвецов изобразил и
Ангел к нему явился как денди Энди Уорхол.
Метафизика моей родины собою являет грязь.
Мародерами тьмы наши матери кормят свои утробы.
Маша-Ницше моя, истина только в стремленье пасть.
Пусть платоновский котлован смотрит в меня как в пропасть!
Давно б случился Русский бунт
Мы все учились понемногу, Но смысл знаний был распят. Вот здесь верхи — они не могут. Вот здесь низы — они молчат. Но тут почти как с верой в бога, Не тот в конце нас ждет расклад. Вот здесь верхи — пока что могут. А вот низы — они хотят. Они хотят, но как-то робко. Вот бунт пригожинский как фарс. Вот карта как татуировка, где Путин в профиль и анфас. Да не в…ы, то карта мира, В ней взято все, да за три дня, Все в бомбочках, все в черных дырах. Не для меня… Не для меня. «Прощай, немытая Россия…» — Писал поэт лет сто назад. А мы ему в ответ такие — «Тебя теперь же не простят». Хороший русский, идеальный, какой бы русский ни был ты, ты суздально-суицидальный среди всей этой х…ты Стоишь, как бытия изгнанник, И согнанный со всех границ, не разберешь где кнут, где пряник, и будет ли Аустерлиц. Когда в кремле сидит с гарантом Кадыров после всяких дел, плохой бы русский эмигрантом Уже б заделаться хотел. Но было поздно, денег мало, бежать теперь — напрасный труд. Спроси сегодня у менялы — сколько за жизнь твою дают? А в 90-е б, в лихое, давно б случился русский бунт, а Вы кричите ну такое…, Про «банду Ельцина под суд!»
Алина Витухновская
Родилась в 1973 году в Москве. Публикуется с 1993 г., автор нескольких книг стихов и прозы, в том числе «Аномализм» (1993), «Детская книга мёртвых» (1994), «Последняя старуха-процентщица русской литературы» (1996), «Собака Павлова» (1996; 1999), «Земля Нуля» (1997). На немецком языке вышла книга «Schwarze Ikone» (2002), «Чёрная Икона русской литературы» (2005), «Мир как Воля и Преступление» (2014), «Чёрная Икона русской литературы» (2014), «Сборник стихов А. Витухновской ДООС-Поэзия» (2015), «Человек с синдромом дна» (2017), «Меланхолический конструктор» (2017), «Записки материалиста» (2019), «Постмодернистские постстихи» (2020), «Девочка и козел» (2020). Член Союза писателей Москвы, член ПЭН-Москва, член Международного ПЕН-Клуба. Была награждена литературной премией Альфреда Топфера (Германия). Стихи переводились и публиковались в немецкой, французской, английской, шведской и финской прессе. Её стихотворение также прозвучало в сериале "Школа" авангардного российского режиссёра Валерии Гай-Германики.