399 Views
Разговор с Богом
Заря вечерняя огнём
Палила край небес,
А мы ни вечером, ни днём
Давно не ждём чудес.
В тот вечер я покинул дом
Не как весёлый франт —
За зарешёченным окном
Уехал арестант.
И я взмолился: «Боже мой!
Неужто я так плох?
Прошу, верни меня домой!»
И мне ответил Бог:
«Сашок! Ты мой любимый сын,
Не разводи тут вонь,
Да, ты заметил чёрный дым,
Но пропустил огонь.
Да, Мною крепко ты любим,
Как прочие сыны,
Давай же вместе посидим
С виной и без вины».
Но серой птицей автозак
Летел за облака.
Обняв, как женщину, рюкзак,
Сидел я там пока.
И вновь взмолился: «Отче мой!
Со мной моя сума,
Но не пугай меня тюрьмой,
А вдруг сойду с ума?».
Ответил Отче так: «Сынок!
В тюрьме особый прок,
Пора бы дать тебе пинок
На справедливый срок.
Возился долго я с тобой,
А ты перечил мне,
Смирись же со своей судьбой
Хотя бы и в тюрьме».
К чему, лукавя и темня,
Ведёт Он разговор?
Два стража повели меня
Сквозь тёмный коридор.
Я прошептал: «Тебе зачёт!
Признайся честно хоть:
Ты мой Спаситель или чёрт?».
И отвечал Господь:
«Смирнов! Стыдись! Для пастуха
Ты волк или овца?
А если сам не без греха,
Не искушай Отца!
В порядке стадо — будет толк!
Но стаду нужен страх,
И если даже ты не волк,
Завоешь просто так».
Замок защёлкнулся. Привет,
Приехали — тюрьма!
Здесь стены выкрашены в цвет
Кровавого дерьма.
Я на колени пал: «Прости,
Но плоть моя слаба,
О Господи, прошу, спаси
Покорного раба!
Признаюсь я во всех грехах,
За всё приму вину!».
И мне Господь ответил: «Ах!
Давай, как в старину,
Поставишь подпись ты, Сашок,
На документе, да?
И этот каменный мешок
Откроется тогда».
Меня подняли, дали стул,
Всего один момент —
И кто-то ручку протянул,
А после — документ.
Я подписал: число, ФИО,
Как провалился в топь,
Из ручки сильно потекло,
Чернила? Или кровь?
Поплыли буквы прочь с листа…
Все как в туманной мгле.
И застонал я: «О, Созда…
Ты где? Ты где? Ты где?».
Гудела сильно голова,
Болело под ребром.
Я ждал Всевышнего слова,
И молнию, и гром,
Я ждал Начала всех Начал,
На небесах дворец…
Но мой Творец молчал, молчал,
И это был конец.
[20.02.2020]
Москва бомбит Одессу
Москва бомбит Одессу. Чего?
Звучит как шутка Жванецкого.
Дрожит от взрыва этаж.
«Мамочка, страш…»
– Дима, вы живы?
– Как за пазухой Шивы!
– Держитесь там… (Звучит глупо.)
– Держимся за ложку из супа:)
Москва бомбит Одессу. Да как?
В Кремле кому-то снесло чердак.
«Шахед» жужжит как мопед.
Гаснет свет.
На сцену выходит представитель Минобороны РФ,
Передёргивает шестёрку на даму треф
И что-то бубнит, но ничего не понят…
(Бурные овации взрываются как снаряд.)
– Одессу? Бомбит? Москва?
– Уже не раз и не два,
Например, ракетами типа «Калибр»…
– Скучные ямбы! Напишите-ка лучше верлибр!
Но это не ямбы
Это российские бомбы
И нет никаких верлибров
Кроме
Москва бомбит Одессу
Москва бомбит Одессу
Москва бомбит Одессу
Москва бомбит Одессу
От гула в небе впадаешь в ступор.
Точка, в которой заканчивается юмор.
Разрывы — как огненные слова:
ОДЕССУ. БОМБИТ. МОСКВА.
[18-19.07.2023]
Крыла
На холмах Грузии лежит не мгла, а тяжесть,
Нависший холод ледяной стены,
Я крыльями хотел взмахнуть, их у меня шесть,
Но рухнул в виноград израненной страны.
И кровь моя рекой текла по древним скалам,
Я чуял каждый лист на деревах,
Пытался приподняться, встать, но снова падал,
Как черепаха, полз на сломленных крылах,
И растворился в охряных камнях, в магенте
Магической земли, в слепом зерне
Граната, в тишине, в забытой киноленте,
В непрекращающейся медленной войне.
Как мне взлететь опять? Из глины сделать тело
Да замесить с оранжевым вином,
Когда весной зазеленеет Сакартвело,
И станет целым дом, и я взмахну крылом.
[20-22.07.2023]
Ханна Арендт
Ханна Арендт выходит из дома,
Из травинки зелёной в саду,
Из огромного снежного кома,
Под который я сам упаду,
Из такси, где скрипящая дверца,
Из рекламы ненужной херни,
Из ребра, а точнее, из сердца,
Что отсчитывает наши дни,
Из сухой апельсиновой корки,
Из толпы, распевающей гимн,
Из страницы журнала New Yorker
Прямо в древний Иерусалим,
У неё, как у цепкой акации,
Руки-корни и листья-глаза,
Но от праздничной иллюминации
Уклонясь, как от глупого зла,
Там, где солнца багряный фалафель
Брошен в масла лазурного таз,
И на коже ожоги от капель,
Что летят через годы на нас,
Где бухгалтер по ящикам шарит,
Мертвецов беспокоя в земле,
Сквозь меня пролетит Ханна Арендт
И исчезнет в шмелином крыле.
[22.07.2023]
Дым над трубой
Она ни в чём не ведала сомненья,
Невинно и доверчиво дыша,
И думала, что Холокост — варенье,
ГУЛаг считая видом гуляша,
А в баре есть шампанское и крабы,
И пятница подходит под загул,
Она смеялась: «Чёткие арабы,
Такой себе отстроили Стамбул!»
На лбу едва заметные морщинки
И родинка под нижнею губой,
А жизни сыплют густо, как снежинки,
И дым клубится сладкий над трубой.
Она стремилась прижиматься близко
И называла спальню «кибинет».
И обижалась: «Я же не расистка,
Но чёрные все пахнут, разве нет?»
А в клубе даже плакала немножко,
Когда с ней вдруг поссорился дружок,
Но вдаль ведёт изящная дорожка,
И утешает белый порошок,
Ведь если очень хочется, то можно,
А если и нельзя, то Бог с тобой,
Но жизни вылетают из-под ножниц,
И дым клубится сладкий над трубой.
Она любила, чтобы было мило
И называла блёстки «красотой»,
Не ввязывалась в споры из-за Крыма
И радовалась музыке простой,
А улицы засыпало порошей,
И улыбалась ласково она:
«А я читала, Сталин был хороший,
В каком году там кончилась война?»
И тянутся гирляндой дни за днями,
Пока идёт борьба борьбы с борьбой,
А жизни — как огонь очередями,
И дым клубится сладкий над трубой.
Так смерть выходит в сумерках на кухню
И пьёт свой чай из чашки голубой,
А печка то зажжётся, то потухнет,
И дым клубится сладкий над трубой.
[21.11.2016]
Столкновение
Наш воздушный шар
Летел уже четвёртые сутки
Капитан Гумилёв браво подкручивал ус
Но все понимали: что-то не так
Куда мы летели?
Или, правильнее сказать, куда занесло нас?
«Я не инженерка! Я — женщина-инженер!» –
Раздражённо бормотала
Глава научной экспедиции Ахматова
Но её никто не слушал
В гондоле было тепло
Продуктов хватало
Но шар нёсся как пуля
Над бесконечными просторами Terra Incognita
Серо-сизые тучи разевали нестабильные пасти
Тёмные небеса пульсировали меж клубящихся зубьев
Жуткие нежилые пейзажи проносились далеко внизу
На страшной высоте дули немыслимые ветра
И постепенно ледяными тонкими щупальцами
Нас опутывал ужас
«Я спрыгну…» – прошептал доктор Пастернак
Но все понимали: он никуда не спрыгнет
И вот стемнело в пятый раз
В облачных прорехах хищно засияли незнакомые звёзды
Гондола слегка вибрировала
Потрескивали переборки
Вся команда собралась в кают-компании
Мы были бессильны
Нас просто несло
«С какого момента потеряно направление?» –
Спросил старший механик Кручёных
«Мы не знали его никогда!» –
Хотела крикнуть я
Но тут
Произошло столкновение
Грохочущий удар
Толчок адской мощи сбросил всех со своих мест
Иллюминаторы разлетелись вдребезги
Стены гондолы сплющивались
Воздух стремительно уходил
Меня швырнуло в сторону
В глазах потемнело
Хрипя и задыхаясь
Последней вспышкой взгляда
Я успела заметить
Как на фоне неправдоподобно алой луны
Проплывает
Оторванный ус капитана
Сырая земля
Где родился я, там и помер бы,
Да родился я из земли сырой,
Из земли сырой еле выбрался
И пополз ужом между травками,
Между травками да листочками,
Да грибочками ядовитыми,
А куда пополз, то неведомо
Не дыре земной, ни звезде с небес,
К остановке выполз автобусной,
«Не подскажете, – говорю, –
Как доехать до куда-нибудь?»
«А вам куда надо, мужчина?» –
Спрашивает девчушка такая в джинсах, лет 18-ти.
«А мне до места до какого-нибудь», –
Говорю ей.
«Так может вам никуда и не ехать?» –
Смеётся она,
Тут и автобус подошёл,
Залезли мы в него и покатились.
По дороге да сквозь лес, через полюшко,
Через речку по мосту по-над берегом,
То на кочке тряханёт, то ровнёхонько,
То вечерняя заря, то рассветная,
Как мы едем-то, как мы катимся,
Обнимаемся да знакомимся,
И так по прошествии некоторого времени
Прибыли мы на автовокзал в месте не столь отдалённом,
Но уж и не из самых близких,
А так чтобы точнее быть — где ангелы поют, у самого чёрта на рогах.
Вылез я из автобуса и говорю девчушке, только уж и не девчушке никакой,
А воистину цветущей женщине от 25 до 35 лет:
«Будьте моей женой родоспособной! – говорю, –
Давайте создадим с вами ячейку государствоподобную,
Во имя Отца, и Сына, и Матери!»
А Наталь Николаевна смеётся звонко-заливисто да и соглашается!
Тут и свадьбу справили.
Вот и жизнь пошла, чисто праздничек,
Колокольный звон да под черепом,
И детишки тут годовалые,
А подалее — так тинейджеры,
А ещё на шаг — под призыв годны,
Под призыв годны под октябрьский.
«Ой, иди, сынок, убивать врага, – говорю, –
И друзей под «ура» за собой веди, – говорю, –
Убивать не грешно, убивать смешно,
И такую ощутите вы наполненность,
Словно и нет никакой души,
Правда, ненадолго, потом ещё доза будет нужна,
Ну, так ведь это же потом», –
Шепчу последние слова тихим шёпотом.
А у нас на кухне всё как у людей:
Холодильник, плита да стиралочка,
А в гостиной кресла глубокие,
Кружевная салфеточка на телеке,
И супруга моя Наталь Николаевна,
Как идёт в нашу спальную комнату,
Так покачивает бёдрами привлекательно,
Я её нахваливаю: «Ты у меня, – говорю, – как ракетный крейсер!»
А за окном с 12-го этажа обзор далёкой,
До самого конца земного диска,
А оттуда наши боги русские выглядывают, улыбаются:
Бог-Отец, Мария-Мать и сын их Иисус Христос,
И никто, никто, никто не догадывается,
Что под землёю-то у них тело одно червяное, мглистое да влажное,
МОЁ ТЕЛО! ОДНО НА ВСЕХ!
Ведь родился я из сырой земли,
И в сырую землю всех к себе возьму,
И детишек своих, «ура» орущих,
И Наталью Николаевну, девчушку постаревшую,
Всех к себе во тьму
Уведу!
[31.07-1.08.2023]
Обидные слова
«У тебя репутация клоуна, –
Залетает послание в чат. –
И дурная башка размалёвана,
И дурных накатал ты стишат,
Только это, дружок, не поэзия,
А нелепый и скомканный крик,
Где сплелись болтовня и агрессия,
А по правде ты конченый фрик!»
Я нашёл это в спаме — па-бам! —
И открылся обидным словам.
Так накатит психический оползень,
Сердце рушится в чёрный провал,
Тебе сразу назначили роли все,
Но в аду провели карнавал,
Зло горит обжигающей лампочкой,
Над тобою имеющей власть,
И ночной обезумевшей бабочкой
Ты стремишься в огнистую пасть.
Сжалась жизнь до пробела в стишке —
Получай же по глупой башке!
Годы склеились в десятилетия
Биполярной и прочей трухи,
Но как будто живые соцветия,
Распустились над прахом стихи,
Подчиняясь таинственной логике,
Что бессмыслице звёздной сродни,
То снисходят, как боги жестокие,
То тебя вдруг возносят они,
И летишь ты, не чуя свой вес,
Словно облако слов и чудес.
[3-4.08.2023]
Гори, Москва
Гори, Москва, гори! Не “третий Рим”,
А “третьего рейха” нелепый косплей.
Военкор ведёт людоедский стрим,
Видно красную кнопку PLAY.
А народ безмолвствует, ватный жмых
Набрав в миллионноязыкий рот.
Над землёю победоносцевых
Нависает чёрный солнцеворот.
Полк умертвий из русского гроба
Растоптал Кавказ и Донбасс,
Пока ты что-то делал там для хип-хопа,
Прописывая злой бас.
Воняет горелым торфом. Из нор
Лезут стендаперы-говнари,
Зал ухохатывается!.. Повтор:
Гори, Москва, гори!
А пока она жрёт себя натощак,
Гендиректор в законе — Грев.
Беспилотник влетает в святой общак,
Блестит золотом кнопка DEATH.
[11.08.2023]
Всё не так однозначно
Говорят, если ты здоров, зачем тебе врач, но
Всё не так однозначно.
Целовались, а дальше — больше за станцией возле дач, но
Всё не так однозначно.
Старый перец подохнет, подскочит тёртый калач, но
Всё не так однозначно.
Вы считаете, это стихотворение неудачно?
Всё не так однозначно.
Когда закончится война,
Один воскликнет: «Наконец-то!»
Другой в спагетти бацнет песто
И осушит стакан до дна,
Когда закончится война,
Кивнут эксперты с умным видом,
И на балконе с дивным видом
Вздохнёт красавица одна,
И выйдет видео в ютуб,
И к микрофону выйдет идол,
Расскажет, где бывал, что видел,
That’ll be repeated as a loop.
Говорят, мы в пятизвёздочном лофте развели нереальный срач, но
Всё не так однозначно.
Барабанщик спит, пьян басист и убит трубач, но
Всё не так однозначно.
Элегантно на плаху поднялся юный палач, но
Всё не так однозначно.
Вы считаете, это стихотворение неудачно?
Всё не так однозначно!
В небе солнце, словно дырка,
По земле ползёт алкаш,
Танк застрял в воротах цирка —
Это ад знакомый наш.
Бодро зеки ходят строем,
Поп-певец сосёт осу.
Мажь, мужик, жирнее слоем
Майонез на колбасу.
В нашем деле — калды, балды! —
Спиздил и присел на стул,
Если что, удар кувалды
Тем, кто лишнее спизднул.
Говорят, наше общество наполовину бардачно, наполовину барачно,
Но всё не так однозначно.
У корыта столичного хрюкал и в стойле мычал я жвачно,
Но всё не так однозначно.
Гуляли смачно, торчали злачно, закончили как-то мудачно,
Но всё не так однозначно.
Считаю, что это стихотворение очень удачно!
Крайне удачно!
Суперудачно!..
Но всё не так однозначно.
[13.08.2023]
Александр Дельфинов
Александр Александрович Дельфинов (Смирнов-Гринберг) - поэт, музыкант, журналист, перформер. Родился в 1971 году в Москве. Учился на историко-филологическом факультете РГГУ, а также в университетах Бохума, Вены, Берлина. Поэт, музыкант, журналист. Автор поэтических сборников «Веселые нечеловечки» (2000), «Анестезия 2084», «Воробьиный атом» (2013). В 2017 году в Берлине вышла книга под названием #TriggerWarningPoetry. Живёт в Германии с 2001 года, проживает в Берлине и Кёльне.