263 Views
1
А игру несметных сил
Бог не понял, не простил –
вавилонская упала
наша башня, ждать не стала
дуновения ли, труса,
беса черна, беса руса…
* * *
Нам упала разом тьма,
тьма, сводящая с ума, –
все на всех теперь воюем,
жить не можем, смерть не чуем,
непонятными словами
сказанную между нами.
2
Я видел, как там будет. Никакой
пророк, я понимаю ход недальний
событий, понимаю и как шатко
все равновесье наше!
Я там был!
Я был там!
В этом будущем и в том,
где всем придется… может, не придется…
Да… вариантов…
Сад тропой тропу
подстегивает и переплетает.
* * *
Три варианта видел, как бы в трех
был областях, водил меня вожатый –
двойник мой. Кто, любимая, послала –
Россия, что ли, мне грехи прощая?
* * *
Три варианта будущего.
Вот
второй, срединный: нам с небес сочится
свет тусклый, как сквозь воду; покаянья,
прощенья путь – не наш, не православный,
но только ли по вере нам дается?
* * *
Какой из вариантов предпочтется
Историей?
3
Все было так… Я сам почти не верю
в свои походы. Время расступалось,
двоилось и троилось – за года,
десятилетья шел, смотрелось дальше,
чем ходу было…
Я б так не придумал…
4
И время окружило,
как мертвая вода,
и время пропустило
сквозь толщи, сквозь года;
шагнул – и за спиною
так плотно, что – куда
обратно? Вся за мною
минувшая беда.
* * *
Ты погуляй, покуда
отставшая в пути
страна сюда – откуда
ей с места не сойти –
пребудет. В знанье многом
и скука, и печаль –
с ее недальним сроком
страну уже не жаль.
5
Страна распалась. Пять теперь земель
нашили себе флагов, нацепили
гербов.
А мы по-старому зовемся –
Московией.
Еще Кубань, Сибирь.
Еще дальневосточная столица
Хабаровск, что не занято Китаем,
подмял. На крайнем западе, где Питер,
где Новгород и Псков, теперь Ижора,
а по-другому – Ингрия.
Вот пять
нас, русскоговорящих. Есть другие,
но не о них речь…
Пять кусков России,
стесняющихся близкого родства,
чуть одуревших от сознанья полной
свободы…
И все действия пока
с оглядкой друг на друга. Ничего,
привыкнут и обтешутся. Пойдет
политика у них, у нас не хуже,
чем у других, таких же суверенных.
6
По границам или так,
как пришлось, ломали; как
разломилось – так живи:
на Москве душой криви;
по Сибири добывай
нефть и мехом промышляй;
на Востоке у земли
правь большие корабли;
сей богатую пшеницу
по Кубани, по станицам;
в скудной Ингрии устрой
скандинавский рай земной.
7
Особенной своей физиономией,
лица необщим то есть выражением,
мы как-то сразу различаться начали.
Нетрудно стало отличить горюхинца
от друга – от великороссиянина.
8
Мы как-то удивительно легко
восприняли разрыв. Как будто были
под слоем краски, пыли – расходились,
пересекались трещины. Удар
несильный или – холод? жар? – и всё
с неслышным треском…
Ухнуло, осело
строение…
История страны,
наверно, стала впятеро сложнее,
наверно, стала в пять раз меньше, проще.
9
Мы как-то поделили (я не знаю
подробностей) посольства, остальные
богатства заграничные. Как мало
мы спорили, как быстро оценили
и согласились! Всем скорей хотелось
разделаться и получить кусок.
* * *
С другим наследством хуже. Вот хоть Пушкин –
он чей будет? Ижора или мы
права предъявим?
Скоро языка
ошибки и особенности будто
окостенеют, в правила войдут.
* * *
Диалектизмы, жаргонизмы, говор
нам станут языком. Еще увидим
мы десять словарей…
Непониманье
чужих наречий – значит своему
служение и преданность.
Чухонский
пусть учат свой. Написан по-московски
«Онегин» и вся классика другая…
* * *
Мы первый раз всерьез читаем Даля,
деля слова на наши и чужие.
10
Печальней всех московская судьба:
балованная девка постарела,
осунулась и смотрит тупо, зло
на суету в чужих дворах.
Где деньги?
Ушли.
Статистика, наверно, врет,
что численность у нас почти что вдвое.
А может, и не врет. Была волна,
да схлынула… Кому она сдалась,
московская жизнь, если денег нет…
Беднее всех мы стали: ни ресурсов,
ни моря, ни в родном Нечерноземье
нормального хозяйства; урожаем
едва крестьяне кормятся…
А головы? Все лучшие умы
давно махнули в Ингрию и дальше.
Мы сами стали лучшие умы…
11
Нам в непраздничной Москве
трудно жить;
помнят ноги – голове
станут мстить…
Все несчастия страны,
всякий грех –
всё, Москва, твои вины,
ты за всех
отвечала, ты решить
так смогла –
на четыре развалить
Русь угла.
И сама осталась ты
в пустоте,
и торчат твои кресты
в правоте.
* * *
Деньги были, нефть рекой
сюда шла –
прекратился ток благой,
довела
до последней нищеты
ты детей,
отпустила нищих ты –
жди вестей
скорых, черных: все тебя
проклянут!
А была наша судьба –
сгибла тут,
а была наша страна,
наша речь –
проблудила мать-честна,
что сберечь
ты должна была, себя
предала!
Ах, иудина судьба…
Не со зла…
12
Трудно понять и принять, что это еще и не худший
выход… Пять шансов теперь, что восстанет, воскреснет Россия.
* * *
Полно на гноище выть, посыпать себе голову пеплом –
жить стало легче и проще, свободнее жить и богаче.
* * *
Малая родина малой любви от нас требует – столько,
сколько и есть за душой… Трудно было нам сладить с Россией.
* * *
Если начнется история – может ли быть безвоенной?
Тихою станем Европой… Благие намеренья знаем.
13
Эта долгая ненависть к нам
остается, как память страны
бывшей: вся ее боль, ее срам –
все ведь здесь, все в Москве решены.
* * *
Все разделено – малая часть
мы остались, стоит третий Рим
полупуст, полупьян; его власть
была гнет – стала сон, стала дым…
Опустела столица, стоит
среди скудных окрестных земель
и цепями уже не гремит,
и вчерашний печален ей хмель.
Ей погнать бы кого на войну,
накопить бы, потратить казну,
ей бы в дальних краях погибать,
ей бы земли себе собирать –
ей бы жить назло всем! И жива
назло всем золотая Москва!
14
Как быть нам без России? Оставаться
как патриотом, если для любви
так мало места? Как любить останки,
последствия беды? А вся страна
теперешняя только потому
и существует, что мы проиграли,
просрали то, что было. Как любить
позор свой?
А не лучше ли направить
весь пыл души на прошлое? Прекрасной
отдаться – как там? – пушкинской России,
за что-то нас предавшей. Но ответы,
что целиком о прошлом, не важны!
15
И новая война, которой сводки
в газетах местных, в криминальной хронике,
уже идет. Одну, другую битву
проигрываем…
* * *
Новая орда –
да! –
на нас,
раз свет угас
веры Христовой –
потоп новый!
Слабых, жалких
разъединила Калка.
Кровями поврозь течем –
каждый своим ручьем.
Выйдет ли князь силы,
выйдет ли князь славы
рассеять туман стылый,
бесам посечь главы?
* * *
И что от нас останется?
Когда-то
решим мы сбросить иго.
Нас тогда
хоть на засадный полк народу хватит?
16
Кто их знает, как там на Востоке…
Что панмонголизм? Свои ребята
были, а теперь с какого боку?
Даже и не наши азиаты…
Ломится земля Сибирь, природа
недрами играет – вспоминают
кочевые малые народы
и обиды горькие глотают.
Буйная Кубань – котел плавильный
наций – почернела; бусурмане
люди твои – или ехал ссыльный
офицер, заночевал в Тамани…
Хитрая, надменная, чужая
Ингрия торгует, цены ломит –
ох, земля чухонская, ты с краю
и была, – шикует, нас не помнит.
Лишь в покинутой, в первопрестольной,
в ласковой Москве еще осталось
что-то от России богомольной –
и не только церкви, вздохи, жалость.
17
И вера распалась на пять частей,
и двадцать анафем хор
провозгласил, и для веры всей
всяк – еретик и вор…
И кто из святых за кого, из тех,
местных? Они – земли
лики; и память земли; и грех
тех, кто в нее легли.
* * *
И вера распалась, и взял народ
обычай, на тыщу лет
забытый: из черных дубов, колод
начал сочиться свет.
Народная вера – а никуда
и не девалась, здесь
ждала, пока позовет беда
и схлынет с России спесь!
* * *
Наш идол – желтый московский бог,
тяжолый и золотой;
он был сильнее, он раньше мог
держать всех вот так – рукой,
вот этак – калитой.
18
И где наши границы? Карты брось.
Где наши настоящие границы
во времени, в культуре?
Вот была
Русь Киевская… Чувствуешь ли к ней
любовь сыновью? Чьей в нас крови больше,
не половецкой ли?..
Потом Москва –
свои ли, наши земли собирала,
жгла Новгород? Язык ее чужой
не понимаю.
Только при Тишайшем
по-свойски разговор пошел: Аввакум
да Полоцкий…
Петровские дела –
для нас, что ли, весь этот Парадиз?
И Пушкин пишет – что ему такие
читатели?
В семнадцатом году
мы разве не сменили себе разом
и Родину, и веру? Вид советский
страна взяла.
Был страшен для нее
год девяносто первый.
Вот рубеж,
с которого страна опять – Россия.
А наша дата новая, московской
республики. Не тут ли началась
нам Родина?.. Их сколько еще будет?
* * *
Это наше ли, чужое –
Родина? война?
К чему чувство есть живое –
гордость ли, вина?
* * *
Вот,
вот что определяет
наши взгляды на историю,
на современность –
масштаб в первую очередь!
Разлет времени!
Если история страны началась вчера,
то те, кто нами правит, – отцы-основатели,
мудрецы-правдознатели;
а если не вчера,
то они – предатели!
В чудной стране,
в сказочной стране,
где жил Пушкин, –
бунт всегда бессмысленный
и беспощадный.
Если же твоя Родина началась в семнадцатом…
С чем ты остался, когда она исчезла?
Не прогадай со временем!
19
И что осталось от страны?
Фантомных болей сущий ад,
предания от старины,
в которую никак назад.
Еще осталась в силе всей
бюрократическая спесь
высоких наших должностей,
был смысл когда-то – вышел весь,
и, маршалы, едва полком
командуем, и не смешна
брёх-дипломатия – смешком
брёх-экономика полна.
Не верит зритель, но ему
вставать, идти – куда? во тьму?
20
Только телевиденье осталось,
шпиль его останкинский. Покажут
нам еще футболы, сериалы,
там и там играют только хуже –
ну, как могут, или не старались.
Все равно: сигнал слаб, плохо видно.
* * *
И глаза устали, и рассудок –
неприятно было бы увидеть
зрелища высокого уменья,
не сказать – искусства, но почти что…
Хлеб без отрубей для нас отрава,
пропеченный – хуже голодухи.
* * *
Ветхая заплата к ветхой ткани.
* * *
Правда невозможна. Как поверить
в ложь? Из рук вон плохо, всё наружу –
то есть ближе к правде. Вот такие
способы общенья, осмысленья…
Или мы бездарные актеры,
или же не вся напрасно совесть…
21
И зачем-то я нужен им. Ведь чуют
мою чуждость эпохе, так, прохожесть.
Важно, чтобы звучал непринужденно
голос о новостях, внушая мысли
потаенно, раскованно, без всяких
сантиментов, сочувствия какого.
А на чем две последние эпохи
провалились, спалились? Да словесность,
небреженье словесностью точнее.
Все кто мог – кто с умом и кто с талантом –
либеральничали. Оно понятно:
этак юность бурлит, дурит – все опыт
переменит, дай время. Нашей краткой
теплой, летней поры им не хватило,
и, невызревшие, упали с веток…
Сколько слушателей смех, детский лепет
за последнее слово принимали…
На полста? больше? лет я старше, шмыгнув
мимо времени, вот и опыт нужный
оказался богатый за плечами,
рассуждаю, умею русским словом
мимо, ужом, камней краеугольных,
сквозь развилки, по топи так по топи,
куда ворон костей – и дальше, дальше…
Мои мысли – протеевой природы:
так и надо, чтоб мысли у поэта
не стесняясь лились, пересекаясь,
торопясь все сказать за тех, за этих!
22
Чистейшей демократии
преподаны уроки –
и сами мы создатели
того, что так жестоко
к нам, бедным; делать нечего
и некого винить –
лица нечеловечьего
у власти не сменить.
* * *
Нет в многовластии блага, в безвластии нет, в абсолютном
самодержавии нет – так чего делать с этой махиной?
23
А меня не станет, совсем не будет;
мельницы-то божьи не скоро мелют –
всё они домелют, и пылью белой
по ветру мУка.
Соберешь мукУ и кули навалишь.
Это, что ли, было тут рожью, полем,
по полю – дорогой, над полем – небом?
Было – Россией?
* * *
Как по когтю льва вспомнишь – восстановишь
всю меня; откуда возьмутся силы,
как былые, больше, – вот я воскресну,
будет нам счастье…
Как по когтю льва – нехорош зверюга
шестиглазый и в чешуе, копытный –
так ли меня помнишь? А так и было.
Рыкаю с шипом!
24
А неприязнь друг к другу возрастает.
Опасно ли уже? Еще не очень,
еще войны боимся… Но Россия
недолго помнит страх… Ее учить –
лишь портить…
Копит новые обиды,
по старым не умея рассчитаться…
Осмыслить их…
Простить ли?
Пережить?
* * *
Не случилось войны: это пока она
раскачается. Срок долгий, отложенный –
он почти уже весь. Чувствую в воздухе
возвращенную ненависть.
Заключение
Моем мертвою водой,
белим косточки.
Принеси воды живой
хоть в наперсточке.
Смыты раны, вся цела
кожа белая.
Значит, вся я умерла,
вечность целая
надо мной сомкнула свод;
всю Историю
тут закончила, вперед
взяла горя я,
на все тридевять сроков, –
ох, измучилась.
Гудят сорок сороков!
Иль соскучились?
Дмитрий Аникин
Аникин Дмитрий Владимирович. Родился в 1972 году в Москве. Живёт в Москве. По образованию - математик. Предприниматель. Член Союза писателей XXI века. Публикации в печатных изданиях на настоящий момент времени: цикл стихотворений (написанный в соавторстве с В. Романовым) в журнале Magazine в 90-х годах, циклы стихов в журналах и альманахах «Нижний Новгород», «Современные записки», «Золотое Руно», «Новая Литература», «Зарубежные задворки», «Великороссъ», «Камертон», «Тропы», «Новый енисейский литератор», «Фантастическая среда», «Айсберги подсознания», «Русское вымя», «Фабрика Литературы», «Точка зрения», «9 муз», «Арина», «Littera-Online», «Поэтоград», «Вторник», PS. Автор книги «Разные сказки».