297 Views
* * *
В храме Божии дары
Принимали в осужденье.
И с тех пор осуждены
На бесплодное хожденье.
Смотрим пристально во тьму,
Ходим, ходим мы по кругу
То в больницу, то в тюрьму
То на кладбище друг к другу.
* * *
Есть место без печали и потерь,
Здесь только радостные встречи!
Чуть на ветру поскрипывает дверь
Незапертая, слышно издалече.
Отцы и мамы, сыновья, мужья.
О, как их ждали! Как им рады!
Нет на земле счастливее жилья,
Надежней нет кладбищенской ограды.
Неспешно собирается семья.
Внук деда увидал впервые
Ровесником. Обиды и вранья
Не будет здесь. Завидуют живые.
* * *
До тридцати мужчине важно не сесть в тюрьму.
До сорока важно не стать алкоголиком.
До пятидесяти важно не умереть от инфаркта.
До шестидесяти важно не жениться еще раз.
До семидесяти важно не уйти на пенсию.
До восьмидесяти важно все вспомнить.
До девяноста важно все забыть.
До ста важно не уйти на второй круг.
* * *
На севере, на родине пространства,
Где ноги обувают в сапоги,
Сбивает с ног, но крикнуть «Помоги!»
Не позволяют гордость и упрямство.
Седов вперёд ногами полз на север,
Но никому тот север не отдал.
Ползли по снегу Блок, Есенин,
Полз Гумилёв. И я не опоздал.
* * *
Мертвого Шекспира перевезли морем в Московию.
Здешний морозный воздух и суровые нравы
Живительно воздействуют на мертвецов.
Шекспир ещё двадцать лет творил под русским именем,
Жаль, куда-то все написанное подевалось.
В России к мертвецам издревле уважение и почёт, особо к иностранцам.
Мертвецы могут свободно разгуливать по улицам, занимать ответственные должности,
Управлять государством Российским.
Мертвец живет и творит бескорыстно, он уже мертвец.
И зло от мертвеца бескорыстное.
Принимают зло из рук его и даже смерть с благодарностью,
Ибо не первому и не второму поколению, а когда-нибудь, когда-нибудь
Приоткроется промыслительность древнего зла.
* * *
Я молод был и был убог,
И что я мог ответить Богу?
Из дому вышел и продрог,
И не нашел назад дорогу.
Прикуривая от куста,
Я опьянён привычкой к чуду.
И целовать хочу в уста
Петра, Иакова, Иуду.
* * *
Проклятье от благословения
Ты сам не должен отличать.
Есть культовые учреждения,
Там ставят подпись и печать.
Простой листок за неимением
Бумаги гербовой, вот хрень,
Чуть омрачит тебя сомнением,
Но ты написанному верь!
Печать проставит канцелярия,
Прими листок, сокрыто в нём
На языке непонимания:
Ты проклят. Ты благословлён.
* * *
Она купила машину дров отцу, а он умер.
Она смотрит на кучу дров, купленных для отца, а он все равно умер.
Может быть, не стоило покупать дрова?
Они не пригодились и не пригодятся ему.
Но что подарить человеку, у которого ничего нет?
Эта куча мокрых дров у стены будет лежать и говорить, лежать и говорить,
Будет разговаривать.
Потом покроется снегом, превратится в снежный конус,
Пролежит так до скончания веков, покрываясь то мхом, то снегом,
Если дрова не растащат добрые соседи,
По одному полену.
* * *
Привычного ада простой неуют
Ослеп от мороза и вьюги.
Не бойся, товарищ, на помощь придут
Простые советские люди.
В озябших котельных зажгутся огни,
Картошка дымится на блюде.
Прости, что такие простые они,
Под утро уйдут, не разбудят.
Подергивал глазом экран голубой
И голос дрожал от простуды.
Однажды, товарищ, придут за тобой
Простые советские люди.
* * *
В девяностых мы очеловечивали еду.
Пили Чайковского с Сахаревичем.
Чайковского заваривали до лебединого озера,
Холодного и прозрачного.
Сахаревич быстро заканчивался.
Катюшу Маслову намазывали тонким слоем, если была,
А Сонечку Мармеладову берегли для гостей.
Мы не знали слова «одиночество».
Не знали слова «расчеловечить».
* * *
Наши сердца — живые и огромные —
Смогли вместить чужое горе,
Бесконечные страдания людей,
Ведь горе не бывает чужим.
Сломанные судьбы,
Безумие, страх и отчаяние на лицах —
Мы все это видели своими глазами.
Но наши — сердца живые и огромные —
Радуются жизни, любят и мечтают
Вопреки отчаянию и горю мира.
Потому что сердце человека бездонно.
* * *
Многие умеют писать стихи лучше поэтов.
Любой, кому не лень, напишет стихотворение лучше, чем умеет поэт.
И что же тогда, спросите вы, отличает поэта, что выделяет его из толпы пишущих стихотворения?
Не стану даже пытаться ответить.
Не потому, что нечего сказать, а потому что собственные ответы кажутся мне неубедительными.
Пусть прекрасные стихи напишет прозаик, напишет критик, напишет издатель,
Напишет историк литературы, напишет преподаватель университета.
Пусть все они напишут прекрасные стихи и пойдут дальше заниматься своим основным делом.
Тем делом; какое поглотит и направит, социализирует и накормит, окружит друзьями, вниманием и уважением. Получилось написать заметное стихотворение?
Прекрасно!
Не получилось — ничего страшного.
А поэту страшно, у него все зависит от того: получилось или не получилось стихотворение.
Сам же он не знает ответа и никто не ответит поэту наверняка.
* * *
Наши сердца — живые и огромные —
Смогли вместить чужое горе,
Бесконечные страдания людей,
Ведь горе не бывает чужим.
Сломанные судьбы,
Безумие, страх и отчаяние на лицах —
Мы все это видели своими глазами.
Но наши — сердца живые и огромные —
Радуются жизни, любят и мечтают
Вопреки отчаянию и горю мира.
Потому что сердце человека бездонно.
* * *
Он был в ту зиму бережлив,
Запаслив по-паучьи.
Он честнослов и чернослив
Употреблял поштучно.
На свете не было стальней
Сердечной паутины.
Увязли в ней и бегство дней,
И снежных мух лавины.
* * *
Собери большую подборку, обязательно включи в нее слабые стихи,
Чтобы у редактора был выбор,
Чтобы он смог проявить свой художественный вкус
И выстроить публикацию из слабых твоих стихотворений.
Чтобы тебе было стыдно,
Чтобы ты не получил от публикации ничего,
Кроме недоуменно приподнятых плеч читателя,
Чтобы ты работал дальше и рос,
И понял однажды, что редактор был прав:
Слабые стихи были слабыми, потому что они твои.
А сильные стихи сильны выстраданной до тебя силой
Чужих поисков и ошибок.
Твои ошибки и твой позор — все, что есть у тебя твоего.
И только оставаясь плохим поэтом бесконечно долго,
У тебя есть слабый шанс.
* * *
Послушай быль короткую
О девушке простой.
Она была сироткою,
Судьба ее отстой.
Жила в детдоме кроткая,
Как все кормила вшей,
Но затолкали в глотку ей
Тарелку кислых щей.
Над ней колдуют дОкторы,
Прощупывают пульс.
«О, Господи, чтоб сдохли вы.
В детдом я не вернусь!»
Терпи, держись, красавица,
Принц едет за тобой.
Спецшколы закрываются
Минздравом и судьбой.
Ему остались армия
И тридевять земель.
Храни себя, хрустальная,
Преданию поверь.
Бывают сказки страшные,
Бывают пострашней.
А эти щи вчерашние
Иных борщей сытней.
* * *
Стал мавзолей похож на туалет.
Смелее, ты же бывший комсомолец.
Вернись, товарищ, через сотню лет:
Из мавзолея сделают Макдоналдс.
А Ленин что? Вы звери, господа!
Не бойся, никуда его не денут.
Лишь в Рональда переоденут,
Чтоб долежал до Страшного суда.
* * *
Я через «ы» писал жи-ши
И так постиг природу лжи.
Остра, как нож, тупа, как нож,
Зависит, где её возьмёшь.
Она в бою последний щит,
В ней грош спасительный зашит.
Под зиму сеют ложь, как рожь.
Росток с весною в душу вхож.
И, как железо точит ржа,
Сама себя разрушит лжа.
* * *
Хорошо, что счастья нет.
Тяжело томиться счастьем.
Счастье застит белый свет,
Мнится Богом и причастьем.
А когда болит в груди,
Повторяю слишком часто:
Только счастье впереди!
Бедный друг, мое несчастье,
Ты меня не подводи.
* * *
Спасибо, жизнь, тебе за то,
Что ты убогая такая,
Что я хожу в твоём пальто,
В твоих ботинках промокаю.
Я записал тебя в тетрадь
С обложкой серой мейд ин чина.
И жалко мне тебя терять
Без уважительной причины.