326 Views
1.
Мир
Расстрелян
В рас-светных сумерках
Дым над Харьковом
И над Сумами
Обесточили
Обезводили
Окружили и
«Освобóдили»:
Обездомили
Обездолили
Сколько крови и слёз
Вы пролили!
Осирóтили
И овдóвили
[не] обессловили;
Обескровили
Чёрным игом
Ордой кровавою —
Будьте прокляты этою славою
2.
О покойниках либо хорошо, либо ничего —
Говорит мой дедушка
И рисует в тетради красной ручкой
Профиль диктатора.
Линии чёткие и рука
Уверенно ведёт ручку по бумаге.
Мой дедушка всегда шёл
против правил;
он рисует из оставшихся сил
Он говорит, что рисует того, кто
Миллионы душ загубил.
Клетки на тетрадном листе
Напоминают решетки
На окнах в тюрьме;
Напоминают
морщины на его щеках.
У дедушки не было детства,
А были голод и страх —
Остались бесстрашие
и удивленный взгляд ребёнка,
Так никогда и не познавшего детства.
Для достижения целей
Подходили любые средства
В т о й стране.
О покойниках, — говорит дедушка, —
Либо хорошо, либо ничего
И рисует в тетради на листе в линию
Но теперь уже чёрной ручкой
Деревенскую улицу. Плетень и ручей;
На земле — фигуры лежащих людей;
Миллионы убитых безвинно —
Это тридцать второй. Украина.
Либо хорошо, либо ничего. Хорошо —
Захочет не каждый.
Говорит мой дедушка и рисует
Синей ручкой свою мать —
Мадонну с еле живым младенцем
Завернутым в вышитое
Не имеющее более ценности полотенце;
Её историю он знает только с конца.
Он рисует её, но не помнит её лица —
Память редко сохраняет события и лица
До того, как исполнится три —
Это известный факт.
Лицо матери выходит заострившимся и большеглазым — будто бы неживым, но это
не так —
Одна рука её крепко сжата в кулак,
А другой она держит сына.
Тонкий, тощий младенец
ещё находит в груди её молоко —
Значит, будет жить,
Рисовать на тетрадном листе
Всех покойных,
О которых или хорошо, или ничего —
Ничего. Ничего.
Ни-че-го…
3.
Однажды
В далеком две тысячи седьмом,
Когда я жила в Лейпциге,
Я видела, как в центре города
сносили дом —
ветхую многоэтажку.
Она была уже расселена,
Все квартиры — пусты
И лишь в некоторых окнах
Занавеси.
Жильцов уже не было.
Не было ни мебели, ни предметов быта,
Ни домашних зверей.
Полумертвый дом
От удара машины
раскололся вдоль,
Обнажив изнанку:
Пестрые обои,
разноцветные стены подъездов;
Этажи
До последнего
держались вместе
Перед тем,
Как обратиться
В груду камней и пыль.
Это был не мой родной город,
Это был не мой родной город.
В две тысячи двадцать втором
Мой кошмар наяву —
Обрушился дом,
Обычная многоэтажка.
Здесь жили люди
Здесь были
гостиные, спальни и кухни,
Картины на стенах
И иногда — оставленные домашние звери…
Живой еще вчера, дом
От прямого попадания
Раскололся вдоль,
Обнажив изнанку —
Пестрые обои,
Сине-зеленые стены подъездов…
Этажи
До последнего держатся вместе
Перед тем, как обратиться
В груду камней и пыль.
И теперь уже это — мой родной город.
Это — мой родной город…
4.
Перший чорний сніг
Впав — не ліг
На землю
Й на дахи:
Вибухи
Запала тиша
Зловісна тиша
Чуєш?
То перший
Білий сніг
Ліг
Там, де впали
Ракети…
Де ти?
Як ти?
Бачиш,
Квіти
На підвіконні?
На квітах — крихти скла —
Мов паморозь…
5.
Небо над містом
Впало, як чорний птах
На моїх очах
На твоїх очах —
У моїх очах
У твоїх очах
Спалах
Вибух
Жах.
Жах.
Жах.
6.
Целый год
я не писала стихов.
Мне не хватало воздуха,
Мне не хватало слов,
Мне не хватало сна,
Мне не хватало себя,
Мыслей и чувств.
Всё раздавила война.
Слово, которое —
Даже написанное —
Бьёт в сердце, как нож.
Слово, которое —
Если его не называть —
Обличает ложь.
Моё сердце разбито
Дважды.
Остальное —
Уже не важно.