257 Views
* * *
Война не только пули алчные,
о средство от любви и сглаза,
И губы сводит, как от алычи,
Прощания скупая фраза.
А перекрёстки ─ это росстани,
И злая суть их не изменится,
Забиты ветрами, как розгами,
Дорог распластанные мельницы.
Так друг от друга отрываются,
Взгляд направляя в землю, в небо ли
И друг для друга открываются,
Какими даже в мыслях не были.
* * *
Погаснет свет конечной станции.
Но вдруг увидится в окне:
Что я оставил, то – останется
И снова явится ко мне.
Как будто там, в краю молчания,
Вновь стало время на крыло,
И всё сбылось, как в завещании,
И то, что было – не прошло.
И если странным вдруг покажется,
Что в жизни всё наоборот,
Креститься надо, а не каяться
И ждать того, что дальше ждёт.
Мы вновь, сковав гортань зароками,
Уходим, став спина к спине,
Но каждый собственной дорогою,
Как две сомнамбулы во сне,
Чтоб, сбив о камни преткновения
Иллюзий пепельных пыльцу,
Закончить круглый путь сомнения
И встретиться лицом к лицу.
* * *
Так хочется услышать нежность,
Продолжить тайный «путь зерна»,
Но воет под окном война,
Её позор и неизбежность,
И наша общая вина.
А что ни взрыв ─ то потрясенье,
Ликует бес уничтоженья
И красные глаза таращит.
Дерущихся ─ не примирить.
Их можно только растащить.
Да только кто же их растащит?!
* * *
У белого подножья декабря
Я оглянулся и остановился
В полнеба вспышка.
Как подтёки вишни
Раздавленной, теряла сок заря.
Снег выпал… жребий…
Крестный ход могил,
Обугленные маковки провинций,
Восход зимы по воле высших сил,
И бремя стать невольным очевидцем
Того, что я и в мыслях не творил.
Туманный лед на зелени растений,
Колодцы, рельсов гулкое терпенье,
Дома, дороги – всё в глазах плывёт, ─
Свет белизны, непаханые пашни…
И поколенье пацанов вчерашних
На костылях в грядущее идёт.
* * *
С нежданностью подмётного письма
К порогу снега намело…
Зима!
Засахарился лед на хвойных лапах,
Соперничает свет вечерней лампы
И светофоров мельтешня цветная.
Я есть, я жив, страна моя ─ живая.
Грядёт рассвет, но где проснуться мне?
В чужой или ещё моей стране?
Вот алиби её пятиэтажек,
Её коклюш и кашлянье в кашне,
Её прибой, не знающий поблажек,
Её неверье собственной вине,
Её снега бесшумные, как совы,
И болью растревоженная совесть,
Неопалимых сосен волшебство,
Являющееся под Рождество.
Вот вся она в застуженном окне
Со ртутной неизвестностью, но мне
Приходится в действительность вернуться
Под страхом лечь, и завтра не проснуться.
Или проснуться, но в другой стране.
* * *
Гром гремел, как по ступенькам медный таз,
И захлёбывались пеной желоба,
Где-то в море, над прицелом сузив глаз,
Истерично сквернословила стрельба.
Враскарячку перекрыв собачий лай,
Голосят клаксоны, путаясь в рысце,
Строго смотрит побледневший Николай,
Видит город, изменившийся в лице.
Он трамваем по маршруту покружит,
И заначки по карманам рассуёт,
И рассыплет цокот подкаблучных плит.
Он не суетный ─ он просто так живёт.
И без жалобы дождливой, что продрог,
Отвязавшись от чужих прерогатив,
Он заснёт, на лапы скрещенных дорог
Молча голову ночную положив.
* * *
Ты дремлешь в пути, как под веретено,
Под ветер в ушах и жужжанье кардана.
И тянется минная пахота, но
Так время не ждущее стало нежданным.
Полоска трассирующих огней
Идет параллельно Чумацкому Шляху.
И кто-то прижмётся друг к другу тесней
В любовном порыве, в отрыве от страха.
Лишь сердцебиенье на вираже
Прерывисто от участившихся пауз.
Ты едешь, из памяти скрывшись уже
За серый блок-пост, за разбитый пакгауз,
За мост, где сигнальный полощется буй,
И ветер в скалу упирается рогом.
По небу воздушный летит поцелуй,
Охвачено небо воздушной тревогой.
* * *
Так выходит: тем дорожишь,
Что тобою не дорожит.
Но и в этом полярна жизнь.
Вон как стрелка весов дрожит!
Что ты можешь, то выбирай,
Что не выбрал – то не твоё.
Неизведанностью манит рай,
Ранит истины остриё,
Жаден сабельный кровосток,
Искривлённый улыбкой вражды.
Дайте чистой воды глоток.
Просто чистый глоток воды.