371 Views
Кликуши
Когда надорванные души
Корежит страх,
Ломает страх,
Из темноты ползут кликуши
На полусогнутых ногах.
Они — полны самодовольства —
Не тратят силы на дела,
Их отличительное свойство —
Являть другим свое геройство
Из безопасного угла.
Где надо подлизать — подлижут,
Где надо гавкнуть — загрызут.
Понеже!
Паки!
Ибо!
Иже!
Падите ниц!
Он ближе, ближе —
Жестокий суд!
Последний суд!
Куски дерьма летят под ноги:
«Вы все — рабы!»
«Вы все — враги!»
…Зато они — почти что боги,
И спорить с ними не моги!
Им срать на улицы пустые,
На нежилые города,
На то, что в каждом сердце стынет,
Терзая, общая беда,
На детский плач о бывшем доме,
На бегство через перевал,
На всех…
На всё…
Конечно, кроме
Аплодисментов и похвал.
От них ни помощи, ни силы
Ты не дождешься,
Слов не трать:
Им ни к чему идти на вилы
И мягкой шкуркой рисковать.
Кликуши мечут «чет» и «нечет»,
Им дорог страх.
Им нужен страх.
…Стоишь, смотря на эту нечисть,
От автозака в трех шагах.
Глядишь на серую Тверскую,
На город в дымной пелене,
И ухмыляешься, рискуя,
И улыбаешься, рисуя
Два кратких слова:
«Нет войне!»
26.02.2023
* * *
Я знаю, что нельзя молчать
И говорить.
Нельзя зачать, нельзя начать
И повторить,
Нельзя закончить и решить,
Нельзя страдать,
Утешить, умереть, дожить,
Забрать, отдать,
Нельзя глаголы рифмовать —
Не Пушкин, чай,
Нельзя свой бред публиковать —
Дневник, прощай!
Нельзя вовне, нельзя внутри,
Пойми, старик…
А впрочем, как ни посмотри —
Тебе кирдык.
Зайди в свой крафтовый кабак,
Возьми пивка.
…Над сорной кучей вьется флаг,
Хана близка.
А мы вставали, шли и жгли
Земли кусок…
Бормочет радио в пыли,
Звучит вальсок.
И танцевать нельзя, и петь,
И целовать.
Лишь можно — с целью околеть —
Маршировать.
На окнах — ржавчина заплат,
Горчат снега,
И молча смотрит Старший Брат
Из утюга.
Нельзя молитв и матюгов —
Прости, СашБаш! —
А нужно больше утюгов,
Чтоб мир был наш.
Горит, горит двойное «ять»
Над головой:
И по прямой нельзя гулять
И по кривой.
Торчит под крышей пулемет,
Молчит,
Строчит…
И нас, простите, не ебет,
Зачем торчит.
Мы просто пыль, песок, цемент,
Мы — пустота,
Многоголовый монумент
Без глаз и рта.
Нельзя ни плакать,
Ни шутить,
Ни горевать,
Ни разозлиться,
Ни простить,
Ни убивать,
Нельзя противиться судьбе,
Топтать газон…
Сидели буквы на трубе.
Теперь — в СИЗО.
Ходи, унылый, как осел,
Плечом к плечу…
Я, видно, враг.
Мне можно все.
Я жить хочу.
25.02.2023
* * *
Нет, не боюсь.
Мой страх ушел куда-то.
И это — своевременная плата
За наш пока что не зашитый рот.
Полощут стяги,
Рупоры звереют
И сотни холуев несут Идею
В забитый и зашуганный народ.
Поверх Идеи —
Мед, глазурь и глянец.
Кто враг?
Поэт.
Мыслитель.
Иностранец.
Чужак безродный —
Как ни посмотри.
Внутри Идеи —
Тупость.
Серость.
Злоба.
Она и создавалась в форме гроба
Для радости, свободы и любви.
И выдаются гробики народу,
И серость жадно кушает свободу.
Нет, миль пардон.
Не кушает — а жрет.
И друга жрет,
И брата жрет,
И сына —
Такая вот покорная скотина,
Такой февральский беспросветный год.
Поземка, рыжеватая от крови.
По три-четыре смысла в каждом слове.
Приходит срок.
А может,
Светит — срок.
…Вот страха нет.
Пошел он нахрен, Боже.
Вползу в подъезд.
Потери подытожу —
И выдам до отбоя десять строк.
24.02.2023
Старое фото
Вспомнилось старое фото.
В профиль повернутый кто-то:
Лютня,
Пятнадцатый век,
Взгляд отрешенный поверх.
Что там, в пятнадцатом веке?
Войны.
Осады.
Калеки.
И — в завершенье невзгод —
Новый крестовый поход.
Вспомнилось старое фото.
Дверь подпирающий кто-то:
Яркий насмешливый рот,
Перстень «и это пройдет»,
Кружка,
Искристая пена…
Век девятнадцатый.
Вена.
Давнего друга донос.
Голод.
И туберкулез.
Вспомнилось старое фото.
Грига играющий кто-то:
Лоб, запрокинутый вверх —
Тоже не нынешний век.
В крупную клетку рубашка,
Сзади — окно нараспашку.
Гости.
Донос.
И тюрьма.
Осень.
Этап.
Колыма.
Вспомнилось старое фото.
Смотрит на улицу кто-то:
Серые камни внизу,
Серые люди ползут,
В сером удушливом мраке
Серые воют собаки,
Высится серый квартал,
Серенький полдень настал.
И, задыхаясь от гнева,
Медленно справа налево
В серый занюханный век
Смотрит цветной человек….
Вспомнилось старое фото.
Фото уже без кого-то.
Шкаф.
Пианино.
Стена.
Нас
Разделила
Война.
22.02.2023
* * *
Напровожалась в этот год.
И то — не всех.
Кому — поход, кому — полет,
А кто и зэк.
Кому — горелая стена
И черный наст,
Кому — дорога в и на
Культурный пласт.
Кому — советы, слезы, вой,
Кому — без слов,
Кому — оплывший медный зной
Колоколов.
Я провожаю.
Я стою.
Машу рукой.
Я вновь не с краю —
На краю
Судьбы людской.
И год — война.
И год — разлом.
Глаза сухи.
Лишь — кровью, сталью —
О былом
Кричат стихи.
Они кричат.
И я кричу
По грудь в снегу…
Хочу заплакать.
Так хочу! —
И не могу.
Кому — срока,
Кому — тоска
В чужом краю.
Плывут с Нарыма облака —
А я
Стою…
21.02.2023
* * *
Время все-таки не лечит —
Жжет глаза, сгибает плечи,
И корежит, и увечит,
Так, случайно, не со зла.
Вот боярышник у МКАДа
Под покровом снегопада,
Вот привычная досада
Никоторого числа.
Что-то ждали, кем-то были,
«Черный русский» вместе пили —
О, коктейлей изобилье
Для культурной нищеты!
Фрики, мать их,
Менестрели —
Намечтали, натрындели,
Не заметив, что сгорели
И качели,
И мосты.
В толщее аэропорта
Мозг разбился, как реторта,
Полицейская когорта
Мнется, линию топча…
Все, взлетаем.
Или — или.
Где мы жили?
Кем мы были?
Запоздалое бессилье,
Допылавшая свеча.
Встала ночь.
Не слышно МКАДа.
Лишь ремонтная бригада
Что-то чинит сутки кряду,
Невзирая на пургу.
На скамейке пара банок,
Рядом — след от детских санок.
Спи, буранный полустанок,
Подразвернутый в тайгу.
Песни те же — и не те же.
Жизнь кипит.
Хреначит.
Режет.
Всюду вой.
Сирены.
Скрежет —
Нас прессуют, словно жесть.
Снег идет.
И время снится.
Жизнь — водица.
Смерть — водица.
Может, кто и возвратится —
Если вспомнит,
Кто он есть.
20.02.2023
* * *
Трусы пишут о смелости.
Смачно.
Красиво.
Стильно.
Подбирая слова —
Безошибочно,
Хлестко,
Сильно.
О призвании пишут,
О гордости,
О свободе —
Потому что легко,
Доступно
И вечно в моде.
«С превеликой обидой»,
«Досадуя…»
«Наипаче…»
Трусы пишут о зле —
Безымянном —
А как иначе?
Словесами жонглируют
И затыкают дырки,
«Наипачив» почтенную публику,
Словно в цирке.
Трусы пишут о совести,
Брызжа слюной и пеной,
Трусы пишут о власти,
О бренности нашей тленной,
Трусы пишут стихами,
Прозой,
Хореем,
Ямбом,
Не статьи,
Не посты —
Карате,
Айкидо и самбо.
Призывают к борьбе и стычкам
То за,
То против,
Постоянно меняя взгляды на повороте.
Трусы пишут и пишут
На громкой пуканной тяге
Бесконечные лозунги,
Марши,
Речевки,
Стяги…
Но когда подойдет конкретное Зло к порогу,
Трус вздохнет: «Пронесло!
Не спалился и слава богу.
Не сказал ничего конкретного,
Что я — рыжий?
Посижу в уголке,
А потом подползу поближе.
Докажу свою преданность,
Верность и пользу делу,
Лишь бы только башке
В этой бойне остаться целой…»
Трус неслышно вольется
В правительство,
В стадо,
В стаю,
Трус найдет, что писать —
Будет реять,
Клеймить
И хаять,
Все пассажи о совести,
Чести,
Труде
И иже
Он поставит на службу тому,
Чьи ботинки лижет,
Запретит и осудит
Конкретному Злу в угоду…
А сегодня он верит
В порядочность
И свободу.
04.11.2021
* * *
Таких людей полным полно,
От них в глазах темным-темно,
Они спускаются в метро,
Они толкаются в бистро,
Они живучи, как клопы,
Они — реальности столпы,
Они, по свету семеня,
Всего боятся как огня:
Боятся есть, боятся спать,
Боятся тещу, внуков, мать,
Зеркал, газетчиков, кино
И бога с чертом заодно.
Боятся сахара в крови,
Боятся гнева и любви,
Ковида, ядерной войны,
Дожить до ста,
Порвать штаны,
Летать во сне, заснуть в лесу,
Есть кровяную колбасу,
Разбогатеть и обнищать,
Закончить дело,
И начать,
Собак, чиновников, стрекоз,
Забавных шуток,
Горьких слез,
Идти по улице в грозу,
Тех, кто вверху,
Тех, кто внизу,
Солдат, дизентерии, вшей,
Недобрых глаз,
Чужих ушей,
Иных обычаев и стран,
Армян, евреев и цыган,
Боятся встать,
Боятся сесть,
Боятся вспомнить слово «честь»,
Вступиться, крикнуть, дать в табло…
Они еще почти не зло —
Еще не зло —
(Но дайте срок!) —
До первой крови и тревог,
До вышек,
Плаца
И печей,
До первых жертв и палачей,
До забастовок,
До тюрьмы,
До единенья в крике «Мыыыыыыы!!!!!!»
…Еще не зло.
Пока — не зло.
И нам, наверно, повезло…
01.11.2021
* * *
Ответа не будет. Оттуда не видно свечи.
Решетка моя проржавела, но держит, зараза.
И снег промолчит. И нагая река промолчит.
И лес отмолчится.
И город не вякнет ни разу.
В эфире — стена.
И за ней — ни говна, ни рожна.
Долбиться в металл кулаками — занятье пустое.
Ответа не будет.
Хана, пацанва.
Тишина.
И ждать искупленья вины, как ни бейся — не стоит.
Ты можешь стоять под стволами, лежать на полу,
Брести к эшафоту,
В столыпинском ехать вагоне…
Ответа не будет.
Чадят фонари в полумглу,
И липкая тень восседает на призрачном троне.
Не будет прощенья.
Ты рта не успеешь открыть.
Для тех, кто извне — вся бравада твоя несерьезна.
У старой бомжихи-судьбы истончается нить,
И нечего прясть.
Даже красть уже нечего.
Поздно.
Ответа не будет.
Ты помнишь об этом давно.
Возможно, сошлют.
Искалечат.
И точно — осудят.
Не будет рассвета.
Вокруг — безнадежно темно.
Геройствуй,
Зови на борьбу —
Но ответа не будет.
Не будет могилы.
И памяти тоже.
Остынь.
Лежи полуголым в людской замерзающей груде…
Последняя просьба —
В чернильную южную синь.
Быть может, ответ
С опозданьем, но все-таки —
Будет…
14.01.2023
Памяти Аркадия Штейнберга
Как-то сумрачно в раю,
Как-то холодно в аду.
Снег летит на верею,
Укрывает борозду,
Снег — над крышей, над крыльцом,
Колоколенка в снегу.
Чем подохнуть подлецом —
Лучше делать, что могу.
Не звони по мне, звонарь,
Не кори меня, дьячок.
Как повесят на фонарь —
Буду паинька-молчок.
А пока иду босой
И веригами трясу.
За плечами смерть с косой,
Да другая — на носу.
Ой ты, смертушка-краса,
Костяные руки,
Не тащи на небеса —
Помирать со скуки!
Режь, тальянка, до-мажор,
Запевай, паскуда:
Справа — голод, слева — мор,
Да война повсюду.
Снизу — вишня, сверху — мак,
Сзади лук печеный.
Был я мальчик просто так,
Нынче заключенный.
Воет ветер во всю ширь,
Отвсюду сразу.
Повезут меня в Сибирь
За четыре фразы.
Год пройдет, другой пройдет,
А на третий лягу.
Приходи, честной народ,
Отпевать беднягу:
Таракан, блоха да вошь,
Корь, чума да оспа…
Только где меня найдешь,
Если нет погоста?
Лишь щебечут бубенцы
Шутовскую песню…
…Как подохнут подлецы —
Тут я и воскресну!
14.01.2023
Александра Неронова
Композитор, режиссер музыкального театра-студии "Тенер", поэт и художник-график. Родилась в подмосковных Люберцах, всю жизнь живет в Москве, много путешествует автостопом, увлекается историей, любит железные дороги и заброшенные заводы. Не замужем, двое взрослых детей.