300 Views
* * *
Я чуть не до двенадцати прождал.
И встал у спящих в изголовье.
И в лица чудные смотрел с любовью,
И чувства добрые я лирой пробуждал.
Любезные! Они проснулись к вечеру.
Готовые к любви и миру.
И в глаз мне дали, и по печени.
И нос сломали мне, и жизнь, и лиру.
2 декабря 23
* * *
Посмотри на танкиста, читатель, взгляни на пилота
Да послушай о чём я тихонько пою –
Как Абрашка, возникший в хохотке анекдота
Защищает, картавый, Отчизну свою.
Свою глупую Сару да рыжего Моню…
Что он может, пейсатый гешефтмахер и трус?
Он же рухнет от страха, коль его кто-то тронет,
И рассыплется весь, как прогнивший арбуз.
Мы же знаем и помним, мы жe с ними учились,
Мы их били всем классом! И с успехом всегда.
Но неведомо нам, как над ними лучилась
Шестиствольная их боевая звезда.
И врагам не уйти от разящего света,
И ведут их сражаться грозной силою всей
Лев и вера, любовь и скрижали Завета.
Победитель Давид, Авраам, Моисей.
2 декабря 23
* * *
О ! Нет-нет мы ещё пройдем по набережной имени местного бомбиста,
Одетого бронзовым пальтецом, c нервным коровьим лицом.
Город сжат рекой, как безымянный обручальным кольцом,
Собаки пишут доносы на велосипедистов.
Мы прислонимся спинами к твердому шару кустарника,
Спружинившему под нашим поцелуем.
Несвежий мужчина с гордым подфарником
Припадает к фонтанным струям.
По праздникам в них плещутся защитники рубежей.
Оставляя на дне фрагменты амуниции.
Фонтанные русалки рассчитывают только на бомжей,
Бомжам русалка даже не снится.
Мы еще войдём в музей краеведения
C поддельными мамонтовыми клыками,
С лежащими в витринах сведениями
Передаваемых подпольщикам большевиками.
Смотрительница – городская легенда,
За гранями всего возрастного
Будет отодвигать нас от стендов
На правах любовницы Графа Толстого.
К ночи мы вернёмся домой.
Я буду целовать твои плечи и груди.
Да какой там дом! Боже ты мой.
Дома у нас нет и никогда не будет.
3 декабря 23
* * *
– Ты не будешь?
– Я не буду.
Вечер сделан изо льда.
Возвратившись ниоткуда
Я вернулся в никуда .
Taял-таял да растаял,
На земле лежит вода.
И отсюда до Китая
Растянулось никуда.
 Никуда живёт на печке
И за дверкою печной.
Дыма серые колечки
Крутит над землёй ночной.
Никуда поставит чайник,
Ножик в хлебушек воткнёт.
Распотешит распечалит
Приобнимет оттолкнёт.
Назовёт, как в детстве «Вая»,
Водки серенькой нальёт.
А потом спихнёт с трамвая
На молчащий гололед.
Год проклятый – кот приблуда,
Взгляда светлая слюда .
– Ты откуда?
– Ниоткуда.
– Ты куда?
– Я никуда.
4 декабря 23
* * *
Когда по-заячьи, тихонько, торопясь
Тебя ночами покидает разум
И входит пустота, ласкаясь, лАстясь.
Когда обдуманную фразу
Изломанной ты видишь на полу ,
Когда не узнает вещей привычных
Твоя рука. Когда сидит в углу
Твой Чёрный Чел и держит в пальцах спички.
Не бойся ничего. Чего теперь бояться?
Чему случаться и кому стучаться?
И телефон с тобой. Замри.
Есть выбор: ноль один, ноль два, ноль три.
11 12 23
* * *
Вот как я живу – как партизан.
Среди книг зачитанных и страстных,
Прочных стен надёжно безопасных,
Всё равно живу как партизан.
Слух мой обострён и напряжен ,
Выходя, чтоб ехать в центр, к трамваю,
Я его как будто подрываю
И валюсь осколками сражен.
На окне портьера и туман ,
Вечером сажусь за передатчик –
Милый друг скрывается на даче ,
Тоже подмосковный партизан.
Знаю я, как Отче наш, пароль,
Научился я гримироваться,
Знаю, как дворами пробираться ,
Как сыграть перед патрулем роль.
На замке держу болтливый рот,
Но учу слова чужой мне речи.
Если вдруг услышу: Кто идёт?
Выстрелю в него. Да только нечем.
А вокруг не белорусский бор
Снегом настороженным искрится,
А моя до чёрточки столица:
Двор. Метро. Шаверма. Светофор.
11 декабря23
* * *
Учитель подходил к обрыву ,к самому краю.
Говорил – Это обрыв. И падал с обрыва.
– Это река , – говорил он.
Не правда ли – Волна ,как грива.
Я держусь за неё и выгребаю.
Это костер. Он когда-нибудь вспыхнет, сукой буду.
Становился сукой. Приносил молоко и рыбью мелочишку.
– Не верьте в Христа, Аллаха и Будду.
В эту книжку и тем более в эту книжку.
Придёт время я убью его. Гадом буду.
И он делался змеей , точил жало и копил яды.
Он говорил. – Я с вами, а он повсюду.
Надо быть добрым . Поэтому мне надо
Уbutь его. Чтобы была свобода:
Тебе ковать лемех. Тебе вытачивать строки.
Следующий урок через полгода.
Про свободу поговорим на следующем уроке.
12 декабря 23-го
* * *
Сложивши руки на груди,
Как в «Горе от ума».
Стою я гордо посреди
Роскошных груд дерьма.
И голос мой дрожит, звеня
И мой сюртук в пыли.
Но Софья хочет не меня,
А хочет на Бали.
А кстати, бабка Пелаге,
Из городка Ковров:
Там стоит завтрак на траве
Как 25 коров.
Там и бандит , и депутат,
И депутат-бандит.
Поет им сладко попсота,
И солнце не вредит.
Друг другу там в глаза глядят
десятки симоньян.
И люди важные едят
Рабочих и крестьян.
Я жду, что рухнет потолок
Или придёт Годо.
И всё читаю монолог
«Французик из Бордо».
Под добрый сытый хохоток
Любителей Дзю-до,
Заехавших на островок,
Отпущенных с УДО.
13 декабря 23
* * *
Топоточки коготочков
Цок-цок-цок.
По решётчатым цветочкам
Скок-скок-скок.
Это наша, это мышья
Беготня,
Коготочков малослышных
Стукотня.
Не купчишек разгильдяйный
Разговор .
Всё нам Шестов, всё Бердяев,
Кьер – кье- гор.
И образованье вышье
И талант.
Обмундированье мышье
Алый кант.
Мы не крысы. Мыши, мыши
Дети слов.
Забирай октавой выше,
Крысолов.
Прогрызём любое днище,
Пой и рой.
Сущий, жрущий,зрящий,нищий
Мыший строй.
13 декабря 23
Артиллерист
Вряд ли отец орал бойцам:
“По фашистской сволочи!”, «По гитлеровской нечисти!»
Ты еще играешь в войну, пацан?
Делать тебе нечего.
А как он командовал? «Пли!”, «Огонь!”?
Перед этим ревел : «Ба-а – та -рея!».
Вздрагивал глухой батарейный конь,
Гремели у повара миски-тарелки.
Не пил. «Боевые” отдавал ординарцу,
Сидел на ящике – чистил пистолет.
Говорил на суржике с земляком – «старцем”-
Киевлянином пятидесяти лет.
Проверяющих поил и по макушку еды.
Особисты ни на чём его не поймали.
Из наград носил только двa ордена «Красной звезды»
Суровой багровой эмали.
17 декабря 23
* * *
Женщина, только войдя – за столетье помоет посуду,
Стены расширит, прогонит из шкафа чертей.
Деда покормит лучащейся грудью
Пересчитает детей.
Лес за окошком откроет и волны залива.
В рамочки вставит портреты подружек и жён.
Ляжет с тобой. Обязательно будет счастливой,
В новом костюме отыщет твой старый айфон
По именам будет знать вожаков тараканов
И уведёт всю бригаду в соседний подъезд.
Раз навсегда остановит конфликт на Балканах,
И наконец-то присядет спокойно поест.
Вызовет лучших врачей из Кремлёвки, Скворцовки, Дворцовки,
И похоронит тебя , чтобы как у людей.
В зеркало глянув , поплывшие выправит бровки.
Пересчитает детей.
17 декабря 23
* * *
А тут у нас грядёт солнцеворот!
Солнцеворотчики ряды поспешно сплачивают.
И солнце наше благосклонно ждёт
Пока его переворачивают.
Декабрьский-то переворот пустяк.
Рутинное явление природы.
Заране март вывешивает стяг,
Чтоб не забылись мирные народы!
Идёт- грядёт кузнец Солнцеворот
Покорным меринам ковать подковы.
Ярмо с гремушками заливисто поёт
Великий текст Сергея Михалкова.
18 декабря 23
Стишки на трапе
Пока! Свободою горим.
Пока! Сердца для чести живы.
Другому месту посвятим
Души последние порывы.
А ты, товарищ, крепче верь
В звезду сомнительного счастья.
Покуда приоткрыта дверь
Из самовластья в безучастье.
18 12 23
* * *
Одно надувательство и отравительство –
Какое-то дикое слово «правительство».
Тут правят тобой. Сам ты конь гужевой,
Замызганный грязью камаз грузовой.
Довесок бессмысленный к виду на жительство.
Нельзя мною править. Я сложно устроен.
Есть ум и душа, отраженье и тень.
А тут меня гонят сражаться на Трою,
Выкладывать БАМы и класть бюллютень.
Я сам обойдусь! Натуральным обменом!
Он мне помидор – я ему триолет.
Не по сердцу мне разрушать Карфагены,
И слушать , что завтра наступит расцвет.
Когда ж это «завтра»? Я хрупкий, я нежный!
(Он мне телефон – я ему гопака)
И сколько же можно кормиться надеждой,
Из рук патентованного чудака!
Да не одного! Их десятки и сотни!
И травят и правят в болото и лес.
Всё в дело у них – и печальный Угодник,
И Клио, и Марс, и научный прогресс.
И….
Вот так, блин. Начнёшь с отрицания слова,
А вырулишь на государства основы.
20 декабря 23
* * *
А что бы ты хотел, дурак проклятый?
Оставь меня. Не пей вина. Не вой.
Здесь каждый третий день – девятый,
И каждый пятый день сороковой.
А ведь бывало: этот день – туманный,
Сегодня рыбный, завтра выходной,
Родительский, субботний, банный,
И даже день рожденья твой и мой.
Календари, как девушки на танцы
Ходили в лучшем. Кругом голова!
И пели нам солисты иностранцы
Виниловые сладкие слова.
Остался Судный день – грядущий день расчета.
За все проигранные дни подряд.
И словно зеркала – завесить черным,
Свой собственный хочу я взгляд.
21 12 23
* * *
Как ты продержался в этом шуме?
Среди этих выделанных кож?
Если до сих пор еще не умер,
То ,видать, не враз теперь умрешь.
“Твёрже шаг!” – как пели комсомольцы,
Маршируй и празднуй, гопота,
Надевая годовые кольца
На свои преклонные лета.
Жёсткие накладывая шины,
Поддевая плотные штаны,
Продавая общие аршины
Тем, кому они ещё нужны.
Зарываясь в истины клоповьи,
Пропадая в небе без следа,
Пестуя с восторгом и любовью
Жалких слов пятнистые стада.
22 декабря 23
* * *
В пансионате “Дзержинец”, а именно так – таково
Было название пансионата “Дзержинец”;
Он обнимал её нежно, она обнимала его
и кружевные снежинки в окошке кружились.
Ночью дежурный служитель пустил их в бассейн
За небольшую доступную плату.
Плыли они ,каждый плыл по своей полосе,
Не нарушая безмолвия пансионата.
Так удивительно были похожи они на людей!
Так было искренне их наважденье!
Даже не верилось в то, что наступит рабочий и будничный день,
В то, что назавтра родное их ждёт учрежденье.
23 !2 23
* * *
Готов закон о мастурбации.
Прощай предутренний уют!
Лет 25 тебе забацают,
На строгий в камеру вобьют.
Ведь что же деется , родимыe!
Теряет, что ни день, страна
Для многих нужд необходимые
Воспроизводства семена.
С благословенья патриаршего
У всей гейропы на виду,
Пойдём на них народным маршем,
Сдадим народному суду.
И Дума хором грянет : Любо!
И никого не пощадят!
Ну разве что поправку Дзюбы
В четвёртом чтеньи утвердят.
25 декабря 23
* * *
Ах, ваши пальцы пахнут Буниным,
Ах, малость отдают Акуниным
А им – со страху -то, что Луниным
А им мерещится – Бакуниным.
Они своею кровью бурою,
Своими мокрыми кюлотами,
Дрожат перед литературою,
Перед словесными полётами.
Сидите, бедные, в своих богатых двориках,
Считайте миллиардные гроши.
А вот когда придёт мужик с топориком,
Тогда и обоссытесь от души.
26 декабря 23
И о традициях
Если выпало там, где родились, родиться,
Надо строго блюсти соблюденье традиций.
А каких?
Выходить первый раз замуж девственницей?
Знать хотя бы три действия
Арифметики?
Сечь по субботам детей?
Всё на скатерть метать из печи для гостей?
Мести пол на святого Досифея?
Пускать в дом на новоселье котофея?
Выкалывать картошке глазкИ?
Надевать на херишко носки?
Стучать левой рукой? А бюллетень опускать правой?
Да.
Но главное – всей державой
Тех, кого почитали всем миром,
Бывших лучшими, вчерашних кумиров
Выгнать на площадь, на костёр ,на Лысую гору,
Плевать в их головы с нимбами
И хором, хором, хором, хором
Распинать и кричать “ Распни его!”.
27 декабря 23
Вадим Жук
Вадим Семёнович Жук — советский и российский актёр, сценарист, поэт, теле- и радиоведущий. родился в 1947 году в Ленинграде. Снимался в фильмах Александра Сокурова, Игоря Масленникова, Владимира Хотиненко, Антона Барщевского и других. Был автором и ведущим на Радио России, РТР, ТК «Культура», где сотрудничал с Михаилом Жванецким, Игорем Иртеньевым, Сергеем Плотовым, Екатериной Михайловой и др. Автор и соавтор сценариев анимационных фильмов «Собачья дверца», «Сказка про Волка», «Лис», «Ваня и Леший» и ряда других. Написал ряд песен к анимационным фильмам «Маша и Медведь», «КОАПП 20 лет спустя», «Солдатская песня» и пр. Выпустил сборники лирики «Стихи на даче» (изд. «Зебра-Е»), «Жаль — птица» (изд. «Время»), «Ты» (изд. «Век информации»). Сборника драмы и драматических стилизаций «След в след» (изд. «Время») Сборника стихов «Угол Невского и Крещатика» совместно с Татьяной Вольтской (изд. «Радуга»). Живёт в Москве.