274 Views

Ну вот опять. Опять мне никто не поверит – как тогда, когда незадолго до войны я узнал от совершенно надежных людей (сейчас никого уж нет в живых), что ректор IV Государственного университета антисемит Антонович добился бессмертия путем инъекции в собственный мозг спермы голых землекопов – есть в Африке такие подземные грызуны. Никто мне не верил. Вот и теперь со мной случилась в чем-то похожая история.

Когда русские начали войну, мы не могли уже больше оставаться в этой оскотинившейся стране. К счастью для нас, галахическая, почти звеняще-голарктическая чистота моей митохондриальной ДНК позволила быстро решить вопрос по замене родины, и мы с моей белокудрой молодой женой стали паковать вещи в Израиль. Там на севере, уже со времен репатриационной волны 90-х, проживал старый друг семьи дядя Роберт (такое имя, потому что он – не простой еврей, а армянский), иногда писавший сомнительного качества стишки почему-то под псевдонимом Стив Луи. Он-то и помог нам найти жилье, где произойдут те странные события, которым посвящен этот рассказ.

Когда мы уже сидели с пожитками в Кишинэу в ожидании приема у консула, дядя Роберт позвонил нам по Скайпу (старомодный человек) и с удовольствием сообщил, что нашел нам для съема подходящее жилье неподалеку от своего, но в деревне, как мы и просили. Он сказал: “Такой смешной колумбарий – вам понравится!” Мы решили, что это его обычный лошадиный юмор, но потом нашли это сравнение довольно метким. Но это потом, фотографии он нам не прислал – только адрес. Вот такой: Бустан А’Ям, сдерот А’Галиль, вав. Переводится: Сады у моря, Галилейский бульвар. Вав – это не WOW, а дом 6, поскольку до появления арабских цифр евреи пользовались для нехитрых исчислений теми же буквами своего алфавита, а под номером шесть у них идет буква “вав”.

Итак, долго ли, коротко ли, оказались мы на новой-старой родине, и дядя Роберт повез нас  на своем старом дребезжащем “Таракане” демонстрировать приглянувшийся ему “колумбарий”. В честь дорогих гостей он принарядился в очки-хамелеон, кипу, нацепил на грудь значок почетного члена Питерского раллийного клуба и прихватил свою спаниель. Так он экипировался и на всех последующих мероприятиях, которые считал в какой-то мере официальными.

Деревня “Сады у моря” относится не к категории кибуцев, а к машавам, то есть имеет не коммунистический, а социалистический, по мнению обитателей, уклад. Конечно, это не имеет ничего общего с настоящим социализмом, и вообще, в голове у обитателей изрядная каша. Например, все, с кем мы там об этом говорили, считают, что все русские живут коммунами, по многу семей на один туалет, и что живут они так, потому что любят это – любят общаться. А они вот живут иначе – каждый устраивает на своем участке свой индивидуальный рай, но при этом все они между собой дружат, и потому это социализм. Но что-то от настоящего советского социализма в их уклад, безусловно, закралось. Например, чтобы снять домик в машаве нам и нам подобным пришельцам извне недостаточно заключить договор с хозяином, а надо еще пройти собеседование в секретариате деревни на предмет благонадежности. Там есть и председатель, и секретарь, и еще кто-то третий – один в один как в российском СНТ (то есть садовом некоммерческом товариществе, если кто не знает).

Но до собеседования, которое мы с блеском преодолели, дошло немного позже, а пока что мы с дядей Робертом и его спаниелью впервые прибыли на место – Галилейский бульвар, дом вав. Участок выходил на бульвар только одной стороной. Перед ним был метровый ров, но без воды, ибо она тут в дефиците. Через ров шел настоящий откидной мост, который был гостеприимно опущен. Ворота за ним были открыты не менее гостеприимно. С этим гостеприимством несколько диссонировал забор – каменная стена метровой высоты в которую были натыканы заостренные и обожженные на конце колья. Перелезть через такой забор нетрудно, но смотрится устрашающе. Возле ворот торчало огромное одиннадцатисвечие, покрашенное золотом. Тут надо пояснить. У евреев есть семисвечие – популярная реликвия в виде разветвленного подсвечника для семи свечей – все в одной плоскости и на одном уровне. Есть еще девятисвечие – подсвечник подобной же конструкции – символ особого религиозного праздника. Но одиннадцатисвечие, выставленное перед этим забором – это нечто невиданное и запредельное. За забором – еще страннее: в окружении старых олив, лимонных и инжирных деревьев торчал странный дом, имитирующий старинный замок. Точнее даже не замок, а кусок крепостной стены с одной башней – без остроконечного верха, а с обширной площадкой и короной из тупых зубцов. К этой каменной постройке, побеленной на манер украинской хаты, была криво прилеплена деревянная веранда, представлявшая собой корму парусника – то ли и в правду старинного, то ли бутафорского. Мачт и парусов, конечно не было, но в изобилии висели а-ля старинные корабельные фонари и даже развевался аккуратненький “веселый Роджер”. Как мы потом узнали, фонари эти по ночам противно моргают на все цвета радуги.

Хотя это тут не принято, дядя Роберт взял на себя ответственность, и мы воспользовались гостеприимно опущенным мостом и гостеприимно открытыми воротами, и осторожно вошли в этот индивидуальный социалистический рай. За оливами, лимонами и инжирами скрывался тоже побеленный сарайчик, на съем которого мы, по-видимому, и претендовали. А везде под деревьями были хаотически разбросаны различные предметы. Множество корабельных запчастей, от якоря до штурвала, но много и других – мотыги (в большом числе), грабли, пушечные ядра, естественно, конские подковы, и прочая шняга. Все это выглядело бы как помойка во фруктовом саду, если бы все предметы не были раскрашены в золотую или серебряную краску. Это отчасти и создавало колорит колумбария. Но в еще большей степени это впечатление возникало от чего-то еще. Мы даже не сразу осознали, от чего. Но боковое зрение уловило эту вещь. Вдоль крепостной стены, образовавшей часть главного здания, располагалась длинная лавка, на которой как на скамейке запасных, сидело в разных непринужденных позах около дюжины… манекенов. Вначале мы их заметили боковым зрением, потом, когда осознали чье-то присутствие и стали рассматривать – приняли за живых людей, тем более что их слегка загораживали ветки деревьев. Наконец, мы поняли, что это манекены. На них были надеты нумерованные майки, как на футбольную команду, правда, разных цветов. Сами манекены были выкрашены золотой или серебряной краской. Только у одного, кстати без нумерованной майки, было прорисовано лицо. Но вот иллюзия опять сменилась. Манекен с лицом медленно пошевелился, встал и, двигаясь как бы через силу, направился к нам. Это был живой человек, хотя изможденный, с чудовищными синяками под глазами. Он представился как Мурик и оказался не хозяином, а жильцом того сарайчика. Хозяин, он сказал, еще неделю будет в больнице, и жена безотлучно сидит у его постели. Говорил он на иврите, а дядя Роберт переводил. Дядя Роберт – так себе переводчик: он много болтает с контрагентом, а до вас доносит время от времени только то, что считает нужным. В общем, больше удовлетворяет свое любопытство, чем приносит пользу.

С его слов, ситуация сложилась такая. Тут обычно сдают жилье как минимум на год, причем без какой-либо мебели и бытовой техники – голые стены, унитаз, мазган (т.е. кондиционер – без него тут никак) и солнечный (лучше) или электрический (дороже) водонагреватель. Завози все свое и живи свой год. А раньше прервать контракт, если нет грубых нарушений одной из сторон, не может ни жилец, ни хозяин. То есть жилец съехать может, но будет платить до конца года, а, скорее всего, эти деньги уже у хозяина авансом на весь срок. Единственный мирный способ съехать – это найти себе замену, то есть нового жильца, который оплатит остаток срока, и эти “непрожитые” деньги вернутся тебе или от него, или от хозяина. И вот, значит, Мурик, прожил в этом сарайчике всего три месяца и уже решил съехать. И, видно, так ему уже невтерпеж съехать и найти себе замену, что весь пошел синяками под глазами и едва ноги волочит. И последние силы он тратит на то, чтобы нас уговорить, как тут хорошо. Главное, говорит, не шуметь – хозяин сердится, и ничего, говорит, что все время орут попугаи, которых хозяин держит в клетках за домом. И ведет нас уже внутрь сарайчика. Ну там, действительно, неплохо, хотя и тесновато. Но все побелено. К косяку входной двери, как положено, приделана мезуза – футлярчик как для градусника, в котором у настоящего еврея должен лежать (хотя я не проверял) не градусник а крошечный свиток с заклинанием из Торы, которое защищает сие жилище. А еще на кухонном столе в специальной держалке полулежит трехлитровая бутылка водки, от которой Мурик едва за три-то месяца отпил и 100 грамм – так, видно, ему жизнь тут не мила. Ну ладно, договорились мы дождаться хозяина из больницы и подписать контракт.

*

Наконец, настал день встречи. Дядя Роберт – кипа, очки-хамелеон, раллийный, значок, спаниель – и в придачу я с белокудрою женою – подкатываем на Таракане к откидному мосту. А там уж под оливой за столом, чуть в отдалении от футболических манекенов, Мурик с хозяйской парой. Ну и парочка, доложу я вам! Муж – под стать веранде с веселым Роджером – жилистый, рожа красная, то ли пропитая, то ли так обветренная, волосы с проседью. Выглядит, тем не менее, моложаво. В одних штиблетах на босу ногу и черных трусах, скроенных походу (да простят меня мои атеистические Боги за этот ювенизм) из одной тряпки с “веселым Роджером”. На обеих коленках жуткие шрамы зеленоватого оттенка. Я подумал, что коленные чашечки заменил на пластмассовые. Делают такие операции в передовой по медицине стране? Но странно – шрамы с виду старые, да и какой врач так искромсает? Переводим взгляд на супругу – час от часу не легче – выше его на голову, если выпрямится. А так – сгорбленная и выглядит лет на 40 его старше. Какие-то неприятные мысли невольно закрадываются – то ли про геронтофилию, то ли про альфонсизм. Я даже вспомнил историю из своей студенческой молодости. Как я стою в вечерний час пик, жду автобус от метро Юго-Западная куда-то в сторону Коньково, уже точно не помню. И вдруг в тесной толпе таких же потных (лето) ожидающих меня обдает волна чудовищно плотного перегара, даже не перегара, а свежевыдыхаемого этанола. Ну я, не оборачиваясь, отползаю из этого облака в другую часть толпы. Через некоторое время облако накатывает вновь. Я опять перемещаюсь. На третий или четвертый раз я все же оборачиваюсь – кто же меня преследует? И вижу расфуфыренную, ярко, по боевому, разукрашенную помадой и прочими приправами старуху, которая, выдыхая на меня очередную порцию этанола говорит заплетающимся языком, но очень дружелюбно: “Поехали ко мне – выпьем! Я мотор возьму!” Выскочил я из толпы и даже в Коньково не поехал.

Ладно. Представляет нас Мурик хозяевам. Хозяина зовут Израэль, хозяйку – Марианна. Садимся за стол. И каковы же первые слова хозяина, как вы думаете? Говорит он на хорошем английском, со старомодным “shall”, а не “will”, для первого лица. А надо, сказать, забегая вперед, что он очень словоохотлив и говорит на 75% о себе. Так вот, первые его слова: “Как думаете, сколько мне лет?” Мы все, надо сказать, охренели, даже дядя Роберт не заржал против обыкновения, а Мурик только дернулся всем телом и замер. Ну ладно, действительно Израэль моложав. Сказали, что он выглядит на 50 (хотя на самом деле на 60). Ухмыляется довольный. Дальше – часовой монолог о себе. Жена-Марианна молчит, мы молчим, спаниель молчит. Попугаи за домом орут. Содержание речи опускаю за бессмысленностью. В общем, подписали мы годовой договор аренды. Дядя Роберт, как наш поручитель, выдал гарантийный чек – такие тут правила.

Окрыленный Мурик в тот же день смылся. Мы купили БУ-шную бытовую технику, насобирали мебелишку (причем шикарную) на окрестных помойках и через неделю заселились. Сарайчик, как я уже сказал, скромный, но аккуратный. Единственное, достают муравьи. Почти микроскопические, но довольно больно щиплются челюстями. Куда ни посмотри – везде их дорожки. Хорошо видно на стенной побелке: бегут в обе стороны. Как два встретятся – обязательно приостановятся – общупать, обнюхать друг друга, узнать, кто чего откуда тащит. Если стереть рукой кусок такой дорожки, то есть раздавить муравьев на протяжении примерно метра, дорожка не возобновляется. Муравьи теряют след и налаживают другую магистраль где-нибудь неподалеку. Всех их извести невозможно.

Привыкли мы и к муравьям, и к попугайным крикам. Не привыкли только к жаре на улице и вертикальному солнцу, почти не делающему привычных нам длинных теней. Хозяин ходит по саду, хромает на своих порченых коленках, поливает все из шланга. Попугаи орут. Все время вспоминается: “Его превосходительство любил домашних птиц и брал под покровительство хорошеньких девиц,” – хотя видели мы это столетнюю девицу Марианну… Еще странность: Израэль при всей своей видимой жилистости явно физически слаб. Как-то это бросается в глаза. Но отношения у нас хорошие. Мы ему отсыпали семена русских васильков, он нас в ответ попотчивал очередными россказнями про свою жизнь – как он был крут и в Англии, и в Америке, и между ними в Атлантике. Билиберда какая-то. В целом общаемся мало, но живем мирно. Обзавелись тачкой, в смысле подержанным антанабилем. Держим его внутри “крепостной стены”. Мост всегда опущен. Ворота открыты. Попугаи орут. Средиземным морем пахнет. Солнце палит.

*

Мир рухнул в одночасье в начале третьего месяца нашего пребывания в WOW-хаусе – так мы его прозвали. Дядя Роберт очередной раз приехал расписать пулю – не на деньги, которых у нас нет, т.к. пока нет работы, а за интерес. Писать пулю он приезжает не на Таракане, а на велике. Хамелеоны, раллийный значок и кипу не надевает, но спаниель берет. Сидим перед сараюшкой нашей, пьем из пивных кружек дешевое вино Ефрат со льдом и газировкой, режемся в карты. Дядя Роберт, как обычно, тщетно мизерит раз за разом. Значит – ему выносить нашу помойку – вот что значит “за интерес”. Вдруг ковыляет Израэль и неожиданно начинает орать громче собственных попугаев – хотя в его моложавом, жилистом и краснорожем тельце душа едва держится, и силенок совсем нет. Но ишшо глотка работает ого-го! – на хорошем английском языке. В этой речи “shall” ему очень пригодилось. “Я,” – кричит – “shall switch off electricity and water, если вы еще раз будете тут устраивать казино! And if I see this frayer (так точно и произнес, как в Одессе – “фраер”) once more, I will (тут каждый понимает, что “will” звучит более угрожающе, чем “shall”) throw him away by this hand, не будь я Israel Hands!” Хотя, с учетом его физической немощи, это было явным преувеличением, “фраер” воспользовался случаем и смылся, чтобы не выносить помойку за несыгранные мизера. Мы убрали со стола карты и вино и ушли в сарайчик. А Израэль продолжал бушевать. Он решил убрать выданный нам стол, который мы “превратили в казино”, но сил поднять его, у хозяина не хватило, стол рухнул и разбился на осколки – а сделан он был, между прочим, из красивой тонкой опаловой плиты.

Дальше он стал нас терроризировать ежедневными приходами вместе с дылдой-Марианной и разглагольствованиями (при гробовом молчании Марианны), почему мы сидим дома, а не устроимся на работу, например, мыть подъезды, как все порядочные новые репатрианты. Закрыл ворота и поднял откидной мост, вынудив нас теперь ставить антанабиль на улице и ходить к себе через заднюю калитку по тропинке через соседский коровник. Стал, как и угрожал, отключать электричество по несколько раз в сутки. Это ему было легко – рубильник от нашего сарая находился у него в замке, а, выключая его на несколько секунд, он никак не рисковал, что мы это зафиксируем и нажалуемся, а наши компы успевали отрубиться, и каждая такая шуточка создавала риск их окончательного повреждения. Да и холодильнику не полезно. Один раз после такого отключения из мазгана повалил дым, потом огонь. По счастью, моя женушка, являясь потомственным электриком, починила это допотопное устройство. Иногда он орал под окнами, чтобы мы не вешали на улице белье и не держали столько обуви (всего-то шесть пар) у входной двери. А кончилось дело тем, что у нас из этой обуви пропало по одной стельке – левая от моего сандалия и левая же от сандалия моей белокудрой спутницы жизни. Тут нервы ее не выдержали, и она разрыдалась. “Он подсматривает за мной изо всех окошек своего замка!” – всхлипывала она, и я ничего не мог ей возразить, так как тоже это замечал. “Это харазмент! Своими выключениями света он убьет наши компьютеры, и мы потеряем все данные, накопленные за жизнь! Он убьет наш холодильник с месячным запасом продуктов! А у нас и так впритык хватает на еду репатриантского пособия!” Дальше перешло в истерику: “А теперь он украл наши стельки и натравит на нас какую-нибудь собаку Баскервилей или даже шакалов! Что они так завывают за окном, каждую ночь – все ближе и ближе?! Куда делась вдруг кошка с котятами, которых мы подкармливали? Израэль скормил их своему чудовищу, а теперь скормит и нас самих!” Потоки слез…

Пришлось идти в деревенский секретариат – жаловаться. Все рассказали. Нам ответили с полным сочувствием: “Ну вы и попали! Это ТАКОЙ человек!!! Его тут все знают.”

Мы говорим: “А что же вы нас об этом не предупредили до подписания контракта, когда мы у вас собеседование проходили?”

“А он бы,” – объясняют: “Подал бы на нас в суд за диффамацию и оставил бы без штанов: он любит кляузы писать.”

“И что же нам делать?”

“Звоните по номеру 100 в полицию чуть что!”

“А “чуть что” – это что?”

“Будьте готовы ко всему – он на все способен!”

Вот те и ответ! После такого предупреждения мы решили на недельку сбежать и все обдумать. Хотели заменить сердцевину во входной двери, чтобы не вперлись хозяева (с них станется), но не успели ее купить. Поэтому взяли с собой все документы, деньги и аппаратуру (включая бесценные компьютеры). Оставили только одну видеоловушку (есть у нас и такое устройство) и настроили ее на запись на случай вторжения. Прохлаждались на Хермоне, каждый день купались в струях истоков реки Иордан среди здоровенных голавлей и хасидских детей, каждый вечер жарили мясо на гигантских шишках и ночевали в палатке под соснами, глядя через ее сетчатую крышу на звезды. Отвлеклись и отдохнули вполне. Но в конце недели стали чувствовать какую-то слабость и засомневались, не подцепили ли мы Ковид. Хотя, в отличие от нашего упертого экс-раллиста, дяди Роберта, мы соблюдаем режим вакцинации значительно строже, чем еврейские выходные и религиозные праздники. Короче, через неделю мы вернулись в WOW-хаус, так ничего толком и не обдумав. Трудно маневрировать в жизни, не имея запасных денег.

*

Приехали. По тропинке через коровник вошли в заднюю калитку. Марианна торчит вдалеке среди золоченых грабель как одна из них. Израэль поливает из шланга невдалеке от нашей двери инжирное дерево. Неожиданно бодр и весел, не кричит поминутно “Марианна”, “Марианна”, а пересвистывается с со своими попугаями и даже, против обычного, не выглядит немощным. Мы же, наоборот, изнурены предполагаемым Ковидом или чем-то еще. И тут мы видим под ногами на земле совсем уж дикое зрелище – сплошную, шириной в дюйм колонну муравьев. Самое ужасное, что в ней нет обычного встречного движения – все бегут в одну сторону. Невольно прослеживаем взглядом направление – поток муравьев, извиваясь, течет в сторону Израэля, а точнее к его левой ноге. Они взбираются по пятке его левого штиблета и скрываются за его бортом, явно направляясь внутри штиблета под ступню левой ноги. Куда они там деваются в таком огромном количестве?!! Мы обращаем взгляд вверх по течению муравьиной колонны и в ужасе видим, что она выползает из-под нашей двери. Бежим туда, отпираем, врываемся внутрь. Оказывается, что муравьи все той же сплошной струей стекают под дверь по внутренней стороне косяка из какого-то непонятно откуда взявшегося дупла в стене, рядом с расположенной на косяке мезузой. Жена хватает баллон дихлофоса и выпускает его в дупло без остатка. Исход муравьев из дупла прекращается. Оборвавшийся хвост колонны стекает вниз по косяку, переваливает через порог и двигается по проложенной трассе все дальше и дальше от нашего жилья и все ближе и ближе к Израэлю. А передняя часть колонны все уходит и уходит в левый штиблет нашего хозяина. Мы как завороженные следим за этим сумасшедшим процессом до того самого момента, пока последние муравьи не скрываются за пяточным бортом штиблета. В этот момент Израиль издает странных грудной всхлип, оседает на свои изуродованные колени, падает на живот и затихает. Мы больше не можем выносить эту дичь, жена хватает видеоловушку (вот самообладание!), я запираю дверь, и мы убегаем по задней тропинке мимо недоумевающих коров к антанабилю, который, по счастью, еще не разгрузили. Все деньги, документы, компьютеры и другая техника там. Уезжаем жить хотя бы на время к дяде Роберту. В тесноте, да не в обиде. С одной спаниелью лучше все же, чем с полсотней попугаев. По пути на новое место все признаки Ковида вдруг пропадают. Хоть что-то приятное в этот день.

Через пару дней, когда мы пришли в себя и все подробно рассказали дяде Роберту, он потребовал показать ему, что там на видеоловушке. А мы-то от нервов и сами еще не посмотрели. Вынимаем флешку, вставляем в компьютер, смотрим. Всего одна запись. Через два дня после нашего отъезда на Хермон, 15:37. Дверь открыта, Израэль на пороге (самое начало не снято, так как видеоловушки срабатывают на движение в кадре не мгновенно, а с задержкой). В замочной скважине двери с наружной стороны виден ключ, которым Израэль отпер дверь. Брелок еще качается. Израэль осторожно озирается. Трогает стену прихожей рядом с мизузой. Вдруг бьет в нее указательным пальцем, хотя несильно. Образуется то самое дупло – ну и дохлые же у южан постройки! Затем достает что-то из кармана. Рассматривает то, что достал. Сомнений быть не может – это две наши левые пропавшие стельки: моя желтая, у жены потемнее! Аккуратно сворачивает обе вместе плотным рулончиком и запихивает в дупло. Ого – какая там оказывается обширная полость! Стена, что ли, совсем пустая? Выходит, тихо закрывает за собой дверь. Слышно вращение ключа. Все.

*

Чуть больше, чем через неделю, мне звонит секретарша мошава. Сухо сообщает, что Израэль скоропостижно скончался, Марианна не подает признаков жизни, но дочь Израэля от предыдущей жены уже все знает. Она передает нам, что просила бы как можно скорее покинуть помещения в связи с похоронными делами и вообще, а деньги за непрожитый период обещает нам после отъезда сразу вернуть. А мы только и рады. Берем дядю Роберта за жабры, сажаем без официальных прибамбасов, но с непременной спаниелью в Таракан и едем за оставшимися пожитками (тряпьем, посудой, запасами еды и проч.) в WOW-хаус – Бустан А’Ям, сдерот А’Галиль, вав. Марианна сидит на скамейке запасных так же неподвижно, как манекены в футбольных майках. Совершенно не реагирует на наше прибытие даже движением глаз. Не опускает мост через ров, не открывает ворота. Приходится нам таскать все барахло через заднюю калитку мимо коров. Одну банку кефира роняю в коровье дерьмо. Пусть остается. Приходится сделать несколько ходок. Таракан набит под потолок.

Напоследок я не выдерживаю и расковыриваю пальцем дупло в стене. Это действительно оказывается легко – просто пальцем. Там находятся две наши левые стельки, обгрызенные примерно на четверть. Опять же из любопытства открываю мезузу, разворачиваю свиточек и вижу:

גוֹד דֶם גַנְז וֹפ אֶדְוּאָרְד טִיץ׳ אֶנְד ג׳ים הוֹקִינְס

Читать я еще на Иврите толком не умею, поэтому фотографирую на смартфон. Вы что-нибудь поняли из этого? Я – нет. Вот закончу ульпан – разберусь. Или погуглить на досуге, пока работу не нашел?

Родился в 1960 году в Москве. В 1983 году окончил биологический факультет МГУ по кафедре зоологии позвоночных. Работал на биологическом факультете МГУ и в Палеонтологическом институте РАН, а также научным редактором телепередачи "Диалоги о животных". В 1999 году получил степень доктора биологических наук по теме анатомии и биомеханики передвижения четвероногих животных. В марте 2022 года уехал из РФ в Армению, а оттуда – в Израиль. Работает на факультете машиностроения Техниона (Хайфа) над конструкцией четвероногого робота. До 2023 года законченных литературных произведений не сочинял.

Редакционные материалы

album-art

Стихи и музыка
00:00