485 Views
1.
Я знаю, что дана себе не просто так. Мне необходимо пронести себя сквозь кучу событий, чтобы вытянуть к какой-то неведомой цели, что маячит впереди. Я тащу себя изо дня в день – сквозь взгляды других людей, уличный гул машин, дожди и ветра. Никто не должен знать, что это бывает тяжело. Тащить себя надо легко и изящно, танцующей походкой, каблучками цокая по асфальту. Всё-таки не авоська с продуктами, не коробка с требухой, не мешок с потрепанными шмотками.
Мои скелеты надежно спрятаны по углам, они не скрипят и не шевелятся, присыпанные пеплом сожженных воспоминаний, облепленные паутиной вымыслов и фантазий, которыми я прикрыла дверь в своё прошлое. Оно надежно спрятано, также, как спрятана я под маской своего лица, которое я создаю сама, уничтожая раз за разом приметы меня давнишней. Моё лицо – произведение искусства. Кому нужна естественная красота, если можно создать искусственное совершенство? Я вылепила себя сама – своё тело, лицо, душу. Тело – это ведь не просто так, тело насквозь пропитано душой, но с годами душа потихоньку испаряется. Вовне всё отчетливее проступают выпуклости плоти, остатки души ссыпаются вовнутрь и оседают на самом дне. Вероника в свои восемнадцать ещё не чувствует это, она истекает душой так, что на неё больно смотреть. Когда-нибудь она научится умело прятаться в кокетливом смехе, нарочито сексуальном подергивании бедра, медленном взмахе ресниц, ну, и что, что искусственных. В нашем мире настоящего нет, всё настоящее испаряется с поверхности, выпячивая оболочку вовне. Оболочка, вот всё, что имеет значение. Оболочка должна быть качественная, что ни говори. Оболочка должна бросаться в глаза, это гарантия социального успеха, это гарантия денег, в конце концов.
2.
«Я бывают разные» – старая истина, каждому известно, что старая, но не для всех очевидно, насколько истина.Мне – очевидно. Давно очевидно.Я бываю столь разная, что просто уму непостижимо, сердцу неприемлемо, ну, а общественности пофиг, во всяком случае пока, ибо я не перехожу грани социально дозволенного, оставаясь в рамках индивидуально разрушительного.
Прямо сейчас моё общественное «Я» на работе, на работе ненавистной, надо сказать, но крайне выгодной в материальном плане – работает оно менеджером региональных продаж, то бишь отправляет вагоны с консервами и рисом в разные уголки страны и являет собой пример довольно успешной человеческой особи. 10 часов в день я пребываю упакованной в узкое платье-футляр, увенчанная сверху коронообразным волосяным пучком. Десятисантиметровые шпильки делают потолок ближе, жизнь неудобнее, а телодвижения замедленнее и сексуальнее. Что же касается зарплаты, то она достаточно высокая, чтобы за неё держаться, но при этом настолько нестабильная, чтобы крепко держась, чувствовать, что вот-вот рухнешь. Это придаёт бодрости моему организму и весьма стимулирует любезно-невротичную стервозность в отношениях с коллегами.
– У нас прекрасная консервация, ну, напрасно вы так, напрасно. Компоты и вовсе объеденье…
– Конечно, Китай. Хотя манго – напрямую из Тая… Тараканы исключительная редкость… Ну, был, был единичный случай, но таракан был прекрасен, разве нет? Уникальная тайская разновидность, краснокнижная особь, между прочим, с точки зрения экологии абсолютно безупречная, никаких нитратов… Ну разве ж он подпортил компот, скорее украсил, мы любовались всем офисом вашей фотографией. Сколько работаю, ни разу такого не видела. А у вас – первая поставка, и сразу же он – таракан, да ещё трехцветный, отливающий перламутром, это же на удачу. Даже кошки пестренькие на счастье, а таракан – на счастье невиданное…
– Иван Сергеевич, да бога ради. Да что ж мы всё о тараканах, фу, какая гадость. Попробуйте лучше наши баклажаны – это же пища богов…
– Можно, на дегустацию можно. Даже нужно. Диктуйте адрес, лучше личный, отправим почтой….
– 2 вагона – в Новосибирск. Вагон – в Улан-Удэ, 3 вагона – в Екатеринбург, по контейнеру – в Челябинск и Абакан. Дим, и просчитай логистику в Ижевск и Новокузнецк. Это срочно….
– Мы всегда выполняем свои обязательства… Полная ответственность… Не сомневайтесь… Это дело времени… Самого ближайшего из наиближайших…
– Валентин, а мы выплатим ретро-бонус Бахетле за этот квартал? Они что-то волнуются…
Валя Цындрик высовывает кудрявую головы из-за монитора. Помятое начальственное лицо хмурится, в глазах – сияет суровый мутновато-похмельный свет скучающе-бескорыстной тоски…
– Конечно – жестко отчеканивает он – мы всегда…
– Да, да, я помню – следуем договоренностям. Просто за первый квартал так и не выплатили, за второй тоже. И за прошлый год не доплатили. Уточняю.
– Если не выплатили, значит выплатим.
– Когда?
– Скоро, не сомневайся, Татьяна, скоро. Всему свое время.
– Они так жаждут определенности, знаешь ли. Всё-таки в договоре указаны вполне конкретные сроки
– Ты не знаешь, что сказать жаждущим? Теряешь квалификацию?
– Фантазия на исходе, словарный запас тоже фактически иссяк. На протяжении года повторяю одно и тоже в разных вариациях.
– Тренируй фантазию. За неё тебе и платят.
Я рассмеялась, он тоже. Взаимообмен смехом – ритуал корпоративного общения. На улыбках и вранье выстраиваются деловые отношения, впрочем, не только деловые, чего это я.
3.
В 15.13 сменился статус в ВК у Вероники: «Родичи вам п*здят – хэппи-энда не будет». В 15.17 – отфотошопленное фото – Золотые волосы, распятые на воздухе ветром, лицо, упавшее в рукава кроваво-красной толстовки, за спиной неоново сияющая бездна моря и прерывисто мерцающая подпись: «Надежды нет». В 15.21 – бесстрастная ссылка на сайт «сдохни.ру», в 15.29 – страстный манифест в поддержку страдающих пидоров и пидорасок всея Руси на фоне рухнувших на землю ангелов со вспоротыми брюхами и забрызганными грязью крыльями. В 16.14 – видео её лопаток, трепещущих под тонкой кожей беззащитно худенькой спины (У Вероники завораживающе гибкие лопатки) с многозначительной пометкой – «Обреченную на полёт ползать не заставите. Крылья, крылья рвутся наружу». В 16.31 – рецепт блинчиков с карамельным соусом. Ну что ж – блинчики так блинчики. Вопрос ужина, можно считать, решен.
Вероника считает себя несчастной и отверженной, обычная примета тощей, ослепительно нежной юности. Думаю, это пройдёт, пройдёт вместе с юностью. А пока у неё панические атаки, заставляющие её периодически носиться по квартире, прерывисто дыша и стукаясь об углы мебели; неглубоко, но эффектно порезанные по локоть руки, увешанные кожаными и металлическими браслетами; бешеные творческие импульсы, побуждающие её прятаться днём, танцевать по ночам, рисовать на теле многозначительные закорючки, фотографироваться в несуразных позах на фоне серых стен и сетчатых заборов, да писать исполненные трагизма стихи типа: «в альвеолах моей черепной коробки бурлит и вскипает пузырьковая боль и бежит по венам, по изрытому канавами измученному телу прямо в нутро извивающейся души…» В общем, существо она самобытное, неглупое, но прибабахнутое на всю голову, которую, кстати она очень причудливо фиксирует на своём позвоночном столбе, то показушно запрокидывая вверх, устремляя взор в самую высь небес, то опрокидывая вниз и упираясь взглядом в асфальт. Такими двумя образами она перемещается по миру, принципиально не здороваясь с теми, кто не разделяет её мировоззренческие принципы, то бишь, не здороваясь фактически ни с кем. Мне она иногда милостиво кидает своё кавайно-милое жеманное «привет» и по манерно-прерывистому журчанию её голоса становится понятно, что настроение в данный момент у неё добродушное и можно попробовать впихнуть в неё полезную еду, а не всю эту мусорную дрянь, которую она поглощает в огромных количествах, да порасспрашивать об её версии школьных событий, о которых ежедневно услужливо и однобоко повествует ватсап.
Пока дети маленькие – они живут, вывернувшись наизнанку, нутром наружу, да, именно так – наружу душой. Как-то неуловим, но фатально ошеломителен тот момент, когда начинают они прятать свои секретики, натягивать на душу непроницаемое лицо, грозным взглядом прикрывая вход в тайные закрома своих мыслей. Так внезапно вдруг обрушивается понимание, что всё – на двери замочек, в замочке ключик, и нервно мигает надпись неоновым светом: “Мама, вход в жопу не здесь, иди лесом!”. Порой, правда, милостиво приоткрывается дверь, и я вижу, как некие тени пренеприятнейших перспектив беспокойно мечутся в полутемном помещении, будоража мое воображение и даря сюжеты для кошмарных снов. И в принципе, можно устроить грабительский набег, взлом дверей, обыск с пристрастием, допрос с привлечением свидетелей. Танюха вскрыла профиль своего отпрыска в ВК, теперь она читает все его сообщения, захлебываясь Новопасситом и неся свой материнский крест со скорбью и яростью затаившегося инквизитора. Я же просто тихо сижу в засаде, стыдливо отводя взор от переливающегося на свету смартфона. Я не готова всё знать, моя нервная система едва выносит того, о чем я смутно догадываюсь. Впрочем, я надеюсь на лучшее, выход есть из всего – вышла же я из своей загаженной юности – в себя нынешнюю, с другим телом, с другим лицом, с другими мыслями, в себя кукольно улыбающуюся каждому встречному, смеющуюся вопреки всему.
«Как же можно так, мама?» – я вижу дочкины осуждающие глаза. «Маленький мой взъерошенный воробушек, плачуший о несправедливости мира, вскрикивающий от чужой боли, как от своей, а свою боль распространяющий на весь мир. Можно, милая, можно. Жизнь несправедлива и сложна, но ты не изменишь ничего. Не остановишь бомбу, летящую в жилой дом, не отведешь руку, занесенную для удара. Некоторые вещи просто нужно не принимать близко к сердцу, в определенные места лучше не ходить, над неразрешимыми ребусами не стоит ломать голову, прими их неразрешимость как данность и забудь о них.
Есть дела поважнее – надо заказать на лето обновки, надо забить холодильник едой, надо сделать ремонт в ванной, надо отправить вагон консервов в Казань, надо, надо, надо…». «Как же так можно, мама?» – дочкины грустные глаза всё время устремлены на меня. «Ты так много не знаешь, милая моя. Ты не знаешь, например, что из жестокой войны рождается светлый мир, из оглушительного грохота – тишина. А, главное ты не знаешь, и никогда не узнаешь, я надеюсь, от какого страшного циничного насилия появляются на свет хрупкие кудрявые девочки с крапинками веснушек на нежном лице, плачущие в своих полудетских снах: «нет насилию, нет». Но из «нет» вылупляется «да», моя милая. Моё «да» родилось вместе с тобой.
Так что, да, Вероника, да! Мы закажем себе красивые разноцветные платья на лето, мне – красное, сиреневое и желтое, потому что я так хочу, а тебе зеленое в цвет твоих глаз, и голубое в цвет того неба, что будет этим летом, и непременно поедем на море, лето у нас не отнимет никто. Осталось только пережить эту слякотную весну, долгую и грязно-слякотную, как кошмарный сон. И не читать новости, не смотреть ТВ, жить с крепко зажмуренными глазами, запрятаться в каждодневный ритуал усыпляющего совесть аутотренинга, настраивая себя на фальшиво-сладкую мелодию оптимизма. В конце концов, когда весь мир несётся в тартарары, можно расслабиться и получить удовольствие, как мантру повторяя про себя буднично-избитое: «Всё, что не случается, всё к лучшему, а всё что случается тем паче – к лучшему, точнее единственно возможному варианту». Ведь у нас нет выбора, мир закрутился в стихийном водовороте жестокого цунами, хочется надеяться, что нас вышвырнет однажды на берег, а, может, нет, но не нужно об этом грустить. Это совершенно бессмысленно.
4.
Иногда мне кажется, что женщины с мужчинами даны друг другу в наказание, во искупление всех своих былых прегрешений. Жить вместе можно только по великой любви, либо по тщательному расчету. По любви счастливо живётся лишь первое время, по истечению которого ослепительный огонь страсти начинает потрескивать, пуляясь угольками раскаленных чувств в разные стороны. Так и до пожара недалеко. По расчету ничто никуда не стреляет. Пожаробезопасность на высоте. Скучновато, правда, порой, зато спокойно и предсказуемо. Я не хочу жить ни так, ни эдак. Поэтому я живу одна, мужчины существуют как ресурс, конечно, же не только материальный, впрочем, и он тоже. Куда ж без него?
Я не святоша, и не ханжа. К чему же прикидываться? Я использую всё и всех во имя блага себя и своей дочки. Я собираюсь вытянуть из этой жизни все крупинки радости, наковырять вдоволь разноцветных гранулок наслаждения, я возьму всё, что смогу, отплюнув, откинув шелуху страданий в мусорный ящик небытия. Мне совершенно невдомёк, отчего в удовольствиях принято усматривать нечто греховное. Мне слишком хорошо известно, как легко опрокинуться в пучину уныния, поводов не счесть, на каждом шагу можно рухнуть в черную яму непобедимой печали. Намного сложнее научиться радоваться вопреки пожирающей душу звериной тоске, смеяться, прямо глядя в безнадегу истекающей кровью новостной ленты. Плач облегчает душу на мгновенье, но никого не способен спасти. В обиженно-обвиняющем эгоцентризме позволительно рыдать лишь маленьким невинным девочками типа Вероники. У взрослых тетенек слишком много забот.
А бодрящие пузырики радости способны вернуть к жизни мертвеца, я знаю это точно. Настоящая ли это жизнь или существование зомби-трупа, искусственное тормошение рефлексов? Я не задаюсь такими вопросами, я довольствуюсь тем, что есть. Я избегаю глубин, я скольжу по верхам, рассеянно наслаждаясь отсутствием явных мучений.
Тот день, когда три мудака распяли меня на столе был днём моего падения в кромешный ад. Мне было восемнадцать, как Веронике сейчас, я только покинула детдом, отправившись в свободное плавание безнадежно одинокого существования, и чуть было сразу не потонула, захлестнутая с головой стихийной волной нестерпимой боли и стыда. Чуть было не захлебнулась… Чуть было не пошла на дно… Но не захлебнулась всё-таки, всплыла на поверхность, пусть и безжизненной пустой оболочкой, выпотрошенной куклой, в недрах которой, однако же, причудливым образом зародилась новая жизнь.
Вспыхнула моя дочь едва мерцающим хрупким огоньком, разрастающимся изо дня в день, наполняющим мою пустоту и мрак своим теплым нежным свечением. Ради неё я стала подсвечивать пространство искусственными гирляндами разноцветных фонариков, ради себя я подсела на экстаз дурманящих голову брызгов шампанского, затуманивающих реальность призрачной завесой фантазий.
Мне снова и снова скажут, что это грех – жить в бездумно-смешливом опьянении. Пусть так, значит, я выбираю грех. Я хочу жить беспамятно и беспутно, я придумываю себя изо дня в день, чтоб окончательно забыть себя настоящую. Это мой выбор, моё решение раз и навсегда. Никто не вправе меня осуждать.
Меня закидали камнями заранее. Такая вот логическая нестыковка. Наказание должно следовать за грехом. У меня всё случилось наоборот – меня наказали от рождения, самим рождением, и последующими за ним событиями. И теперь я всеми силами пытаюсь заслужить перенесённое наказание, уравновесить невыносимость былой муки эйфорией безудержных развлечений. Я просто беру своё, и только, и никому не мешаю делать то же самое.
Жить надо весело и незамысловато, не копаться в себе и других, иначе можно докопаться до таких чертей, встретившись с которыми не сможешь дальше протянуть ни минуты. Я бреду по парку Минного городка, деревья в обнаженной изогнутости тянутся ввысь. Я спускаюсь к озеру, одному из трех, тому, что посередине, я присаживаюсь на скамью. Утки скользят по поверхности легко и непринужденно. Чудные существа – способны нырнуть на невиданные глубины, чтобы после вспорхнуть в высь недосягаемого неба и спуститься, наконец, отдохнуть на гладь озера, в легком изящном кружении полубодрствуя, полуспя, видя лишь то, что хочется в тот или иной момент, и закрывая глаза на неугодное.
Весенний ветер – пронизывающий и сырой, он пропах слезами и туманом, он продирает до костей, заставляя внутренности сжиматься. Озеро поддернуто мелкой рябью, надежно укрывающей дно. Сколько всего утонуло в этих грязных водах, а всё-таки на свету таинственно серебрится вода и дивное ощущение сиротливой покорной силы и красоты шевелит сердце беспокойной тревожной радостью. И даже слегка зловонный запах не мешает очаровываться этими водами. Ну и что, что озера Минного городка пахнут помоями, ну и что, что здесь дохнет рыба, дохнет лишь то, что обречено на гибель, выживает сильнейший, выживает смиряющийся, выживает понимающий, что смрад – лишь побочный эффект существования, не в этом суть. Суть в торжестве общего над частным. Погибает один, на его месте появляется двое. Жизнь продолжается, жизнь торжествует, жизнь безостановочно шевелится и вибрирует, как эти чудесные воды, сдобренные нечистотами.
Я щелкаю новости на VL.RU «Коммунальные бытовые стоки, конечно, сами по себе не токсичные. Они несут органику разного происхождения. Грубо говоря, из унитазов или ванны, обогащённую поверхностно-активными веществами. Это всё, конечно, не есть хорошо, так как, если такая жидкость не разбавляется или не очищается естественным путём, она накапливается. Поскольку в это же время в водоёме расходуется кислород, при определённых условиях может произойти не отравление, а замор рыбы в результате гипоксии. Но это явление временное и не трагичное». В общем, очевидно – концентрация токсических веществ не велика, и точка. Надо верить напечатанному слову. Так проще жить – без излишних рассуждений приняв общепринятую точку зрения за единственно истинную. Так что – просто чуть-чуть неопасной для жизни грязи, скоро пройдут дожди, они оживят это озеро, впрыснут новую жизнь, оросят и осветят его оживляющим ликованием неистовой весенней грозы. Жить станет чище и светлее. Все лишнее осядет на дно, растворится, несколько замутнив воду, но не испортив общего впечатления.
Ватсап загорается сообщением от Вадима: «Я заеду за тобой», я смеюсь ему голосовым ответом. С мужчинами надо веселее и небрежнее, принимать подношения снисходительно, но приветливо. Он заедет за мной, и мы прекрасно проведём время. Я не долбаю его выяснением отношений, я слишком равнодушна к нему, чтобы что-то выяснять. Мы касаемся друг друга поверхностью кожи, одариваем безделушками необременительной ласки, не лезем друг к другу в нутро. Да и как пробиться свозь толщу масок, плотно приклеенных к физиономиям? А главное – надо ли?
Иногда я со страхом узнаю свои природные черты в Веронике – в нежности её трепетных губ, мягкой округлости щёк. Но в зеркало на меня глядит человек, не имеющий ко мне прежней никакого отношения, человек, одержавший верх над природой, человек, изгнавший из себя естество. Острые скулы, зауженный нос, шаблонная припухлость приветливо изогнутого рта. К черту вашу индивидуальность! У меня отштукатуренное лицо, отшлифованная фигура. Это лучшее, что могло со мной произойти. Меня невозможно узнать, меня невозможно догнать, меня уже никому не одолеть, ведь по сути меня просто-напросто нет.
Из года в год я стирала себя с себя, пока не утратила все приметы себя настоящей – той самой, втоптанной раз и навсегда в грязь невыносимого стыда. Мне это дорого стоило, но это стоило того. Я никогда не рассказываю про своё прошлое, моё прошлое уничтожено, все фото сожжены, все вещи выкинуты на мусорку. На сцену явлено новое существо, возродившееся для приятной и полной веселья жизни. Ту истерзанную девочку я похоронила.
Странные дела творятся с мире людей – Вероника распустилась чудесным цветком, будучи посаженной на помойке. Я пересадила её в хрустальную вазу, в хрупкий стеклянный дворец нормального человеческого бытия – среди вежливых банальных фраз, чистых вещей и вкусной еды можно забыть о былых нечистотах. В конце концов, возможно, это просто был дурной сон. Как разобраться в том, что давно уже прошло – случилось оно в действительности или приснилось, привиделось в ночном кошмаре? В любом случае, и сон, и явь уже перестали быть, оставшись лишь воспоминанием, которое легко можно запихнуть в темный чулан памяти. Теперь уже легко, и с каждым новым днём – всё легче.
Я вижу машину Вадима, она в призывном приветствии гудит мне, Вадим машет рукой, в руках его – традиционный букет, на устах моих – традиционная улыбка сдержанно-манерной ответной радости. Мужчина и женщина могут крепко испортить друг другу жизнь, уничтожить друг друга, втоптать в грязь, или вознести на небеса. Но мне не нужно ничего из вышеперечисленного. Я не подставлюсь больше ни под любовь, ни под ненависть, ни под дружбу, я – не уязвима ни для каких чувств. На теле – глухое кожаное платье в облипку, на лице – густой слой профессионального макияжа, на руках – кроваво алые ногти, способные вонзиться в сердце или в глаза. Я – во всеоружии недоверия и осмотрительности. Всё, что мне надо от Вадима – это банальные приятности обычного полового влечения, ну, и деньги, как ни крути. Я бы не стала называть это любовью. Я вообще не ведаю, что такое любовь. Зато я знаю, что такое взаимовыгодное сотрудничество. Баш на баш, условия обговорены заранее. Вадима устраивает такой расклад. Ему тоже так проще. Так всем нам проще.
Дина Измайлова
Дина Измайлова — 03.01.1980 г. Проживает в г. Владивосток, Приморский край. Публиковалась в журналах «Дальний Восток», «Новая литература», "Топос", "Гостиная". 2008 г. — Сборник рассказов «А из пуза — карапузы», издательство «Русский берег», Владивосток. 2022 г. — «Всё, что над землей — небо» — Издательство «ПЛАНЖ», Москва. Член Союза писателей ХХI века с 2023 года.