540 Views
* * *
Все боялись получить в тыкву.
Тыква была ни при чем.
Но и “хочешь тыкву?”
Конечно же, нет.
Гарбузовая каша –
Милосердная младшая сестра смерти.
Кашу не варили даже в интернате:
Дети не станут есть.
Прошло тридцать лет,
Прежде чем божественный
Низкокалорийный обильный овощ
Открыл свои тайны.
Хочешь в тыкву?
Да, неплохо бы.
Чего мы боялись?
В тыкву, так в тыкву.
* * *
Я испытываю ужас.
Ты испытываешь ужас.
Он испытывает ужас.
Мы испытываем ужас.
Все испытывают ужас.
Не пугайся, это ужас.
Одинокий голый ужас.
Не привязанный к беде,
Не приваженный к судьбе.
Лоб потри ладонью влажной,
Подыши в пакет бумажный.
Соберись и сосчитай
В перевернутом порядке:
«Десять, девять, восемь, ай»
Время запиши в тетрадке.
* * *
Женщина – тайный агент жизни,
Замаскированный под раскрашенную актрису цирка,
Вертящуюся колесом,
Жонглирующую шарами,
Ходящую на ходулях,
Говорящую глупости.
Никто не опознает под маской агента жизни.
Добыть генетический материал любым путём,
Пронести в себе в безопасное место,
Дать жизни прорасти и окрепнуть,
Прежде чем отпустить нового человека в полный опасностей мир.
Прятать зубы в улыбке, когти под маникюром.
Чтобы женской красоты хватило надолго удерживать возле себя
Свирепых и похотливых животных,
Называемых мужчинами,
Плохо, но добывающих пищу, сторожащих кров.
Женщине шепчут:
Сними клоунскую маску, слезь с уродливых ходулей,
Сотри улыбку, обнажи когти.
Ты прекрасна сама по себе.
Ты ценна сама по себе.
А жизнь как-нибудь сама по себе.
Жизнь защитят закон и право, доверься государству.
* * *
Повезло, так повезло –
Врач живет в соседнем доме.
Кроме страха, крови кроме
Много снега намело.
Можно спать и на соломе.
Сладких снов. Бессильно зло.
Врач живет в соседнем доме.
* * *
Отец лежит в коробке с детской железной дорогой.
Его нужно аккуратно собрать, поиграть и сложить обратно.
Пошел снег и отец превратился в лыжи на антресолях,
“Здравствуй, отец!”.
Отец всегда рядом: он мяч на футбольном поле,
Он велосипед и коньки, звенящая мелочь в кармане.
На катушечном магнитофоне “Маяк” его голос,
Можешь включить отца и послушать знакомую сказку.
Что ты помнишь?
Игрушечная железная дорога, лыжи, мяч,
Коньки собираются в кучу и превращаются в отца.
Подойди к зеркалу, поздоровайся.
* * *
Как винтик назывался?
На выдохе, звеня,
Ржавел, перегревался
И вытек из меня.
На улицу Тверскую
Ходил я в мастерскую.
Таких, сказали, вроде
Сто лет не производят.
Умельцы есть в народе,
В «Уралвагонзаводе».
Вот соберут на митинг
И в голову завинтят.
* * *
Я заполнил без помарок,
Без пробелов этот день.
Был я весел, был я жалок,
Белое пальто надел.
Зонт был лишний, день был ясен.
Я бродил туда-сюда.
Был я нежен и прекрасен
В ожидании Суда.
Мы у Бога крали розы!
Облупили лепестки.
Заливали водкой рожи
От испуга и тоски.
Я один мелькаю в белом
В переулках на просвет.
И не помню, что я делал
Божьих дней семнадцать лет.
* * *
Впустил я крысу тощую
За пазуху зимой.
Промокшую, продрогшую
Принёс её домой.
Опрятная, упрямая
В душе моей жила,
И выкопала яму в ней,
И душу сожрала.
* * *
Поговори со мной на языке собак.
Мне нравится язык собак.
На языке собак говорят в Сорбонне,
Пишут книги, иногда даже стихи.
А птичий язык забыт.
Поговори со мной, если хочешь,
На языке врага.
Это мой родной язык.
* * *
Красный цвет идёт блондинкам
И брюнеткам цвет идёт.
В ноябре идёт по льдинкам
С красным флагом идиот.
Краше колера любого –
Белого и голубого –
Юной крови красный цвет,
Цвет рубина на просвет.
Инструментом неопасным
Вытащи из сердца гвоздь,
Чтобы всё закрасить красным,
Чтобы радостней жилось.
* * *
В воскресенье раз в году
За прощением иду.
В многолюдном помещеньи,
Где полы навощены,
Сообщают о прощеньи,
Восклицают: “Прощены!”
Прихожу который год,
Жду прощения, но вот
Говорят: “Вам нет прощенья!
Вы опять не прощены.
Будущего воскресенья
В списки не занесены”.
Ничего, я подожду,
Здесь тихонько посижу.
* * *
Тебе придется стать сильным и отважным мужчиной,
Пусть ты ботан и чмо.
Падут все, кто мог держать оружие: следом за мужчинами смелые женщины
И даже отчаянные дети.
Придет твой черед выйти во тьму
С жалким металлом в слабых руках.
Тебя проводят взглядами
Полными ужаса и надежды
Как сильного и отважного мужчину.
Теперь сильный и отважный мужчина – ты.
* * *
Живешь и веришь, тянешь лямку.
На пустыре копаешь ямку.
Сажаешь, солишь, “крекс-пекс-фекс!”
А дальше – длительный процесс.
И что нам кот или лиса?
Здесь век спустя шумят леса
И оптом брендовые куртки
Уносят ветви в небеса.
И снизу вверх глядят придурки.
* * *
Миссия завершена, узнаёшь: у тебя были дублеры,
Готовые в любой момент заступить на твое место,
А ты думал – незаменим, и потому выжил.
Дублеры ждали в Саратове и в Перми, в Смоленске и в Пятигорске.
Занимали себя рутинными делами.
Кто-то не вынес и спился,
Кто-то обрюзг и запутался в женщинах.
Они не знают еще, что миссия завершена,
Они надеются и ждут.
Хорошо, что не тебе извещать их о том, что миссия завершена.
Знал бы ты о дублерах, отступился бы,
Дал дорогу жадному до жизни
Бесстрашному злому чуваку.
Прости, чувак.
* * *
Ничего не бойся, ты в стране дураков.
Не думай, где переночуешь и чем утолишь голод.
Ты в стране дураков, тебя накормят и приютят,
Дадут чистую рубашку и хлеба в дорогу.
Если ты гоним, можешь ничего не говорить, тебя поймут, заглянув в глаза,
Укроют в подвале от врагов, рискуя собственной жизнью,
Будут приносить хлеб и воду годами,
Даже если придётся самим голодать.
Поблагодари и ступай прочь, не пытайся стать вождем в стране дураков.
Дураки спасут тебя, заплатив своей жизнью и жизнями близких,
Но никогда не потерпят власти недурака над собой.
* * *
Имярек – великий русский поэт.
Ты хочешь писать, как он?
За стихи давали по десять лет,
Но однажды истек закон.
Потопчись у выхода. Тайный знак
Иногда роняет судьба.
Почитай у Быкова: Пастернак
Вызывал судьбу на себя.
Та не шла никак. Он плохой роман
Написал, и плюются все.
Он поймал судьбу, совершив обман,
Удержался на высоте.
* * *
Последней книгой, прочитанной Гитлером,
Стала “Маленький принц” Экзюпери.
– Эта книга про меня, – сказал Гитлер, – бедная маленькая планета!
После войны я хотел бы подружиться с писателем.
Вместе мы многое сумеем изменить.
Постарайтесь поменьше сбивать Французских летчиков,
Особенно таких, кто летает, как поэт.
Асу люфтваффе несложно прочесть полет.
* * *
Не стану врать, я не был пацаном.
Таких придурков в пацаны не брали.
Чернилами и ягодным вином
Я не блевал, я был не в матерьяле.
Не знал имён дворовых королей,
Никто моей не видел финки.
А чтоб не наваляли пиздюлей,
Я новые не надевал ботинки.
Всех королей свезли в Афганистан.
Я так страдал от голосов Америк,
Что Родина, затылок почесав,
Мне не смогла оружие доверить.
Но иногда бывает стыдно мне,
Что финку прятал я в штанах хреновых.
Все пацаны погибли на войне,
А я брожу в ботинках новых.
* * *
Человек в России всегда готов к расстрелу.
Он не спрашивает: “за что?”
Он сам знает, за что.
Неважно, что ставят в вину чужие безразличные ему люди.
Сгодится самый бредовый повод.
Правды он не откроет никому.
– Что-то вы долго, – ответит человек с порога и улыбнется.
* * *
Дом начинали разбирать,
Передавая по цепочке
Помятый чайник, стол, кровать,
Фиалку в треснутом горшочке.
На землю брошены дома
Волной взрывною, как морскою.
Однажды кончится зима,
Ты не смотри на мир с тоскою.