259 Views
Молчание
Родившись от томата и моркови,
Я в спичечной коробке жил и рос,
Расчёсывал оранжевые брови,
Пугал лиловым носом мух и ос,
И замерзая жуткими ночами, я
Встречал на подоконнике весну,
Заучивая навыки молчания
И отходя к кошмарящему сну.
Со мной дружили нежная мокрица
И таракан — большой интеллигент,
В тумане растворяются их лица,
И рвётся память с треском кинолент,
Но линия сюжета здесь короткая —
Меня влекла огнями суть вещей,
И так покинул милую коробку я,
Достигнув роста крупных овощей.
За мной гналась хозяйка дома злая,
Прицелившись распахнутой душой,
Однако проскользнул до санузла я
И там по трубам вышел в мир большой.
Мечтал удачи искренне достичь, но я
Прав не качал, с начальством не ворчал,
Мотался как мочало неприличное,
Чуть что случись — я грамотно молчал.
Но как-то раз я встретил иностранку
Весенним утром в щели половой,
Затосковал, как будто съел поганку,
Поплыв репообразной головой,
И распушив ботву зелёным веером,
Вершком и корешком пуская сок,
Прижал её за мусорным контейнером,
Но ни полслова выдавить не смог.
Ни чавканья-мычания, ни хрюка!
(Звезда Заглот кивнула свысока.)
Моё дупло не издавало звука,
И полностью лишившись языка,
Качал башкой картофельной, конечно, я,
Бессмысленными мыслями звеня,
Да сохла кожа одеревеневшая,
Когда сожгло молчание меня.
Никто не знает, как правильно
Мой дедушка прыгал по деревьям с пушистым хвостом,
А твой, возможно, рога моему наставил, но
Проблема не в этом, проблема, мой милый, в том,
Что никто не знает, как правильно.
Джон Леннон пел «War is over!» и был убит,
А. К. Толстой юзал опий, как будто кофий,
А Саша Смирнов не услышал будильник и крепко спит
Где-то в Европе, а мог бы уже быть в топе,
А мог бы и в топке истории сгореть угольком,
Ещё хорошо, никого не убил, не ограбил он,
А ну-ка, признайтесь, кто в соцсети строчит тайком?
Никто не знает, как правильно.
Никто не знает, как правильно друг друга любить.
Никто не знает, как правильно навсегда прощаться.
Странное слово «Иить!» звучит, как будто что-то летит,
Летит всё ближе и может сейчас взорваться.
Говорят, можно жечь глаголом, но нельзя рифмовать глагол,
Говорят, Гоголь, Гегель, Бебель, Бабель, мол,
Все они в гугле, а ты-то гол как сокол!..
Но никто не знает, как правильно.
Заболоцкий выжил и вышел, Хармс и Введенский — иить!..
Такое ощущение, что всё это длится и происходит сегодня.
Какая красная нить, какая алая, бордовая, багровая нить,
Ямщик, гони прямо в ад, вот тебе мятая сотня
Душ человеческих, звёзды коптят с Кремля,
Какой-то не тот укол по ходу себе поставил, но
Очнулся утром в Берлине и вот он, собака, я…
А кто-то знает как правильно?
Облака летят в Абакан, цени, старикан, момент,
А что впереди, не чуют ни Каин, ни Авель, но
И у стихотворения, как у жизни, будет Happy End,
И кто-то знает, как правильно.
Так закалялся Сталин
Сверху капала кислота.
Едкий дым выжигал глаза.
Под ним шипела сковорода.
Черти кололи ему бока.
ТАК ЗАКАЛЯЛСЯ СТАЛИН.
Червь зудел у него в зобу.
Он дрожал в ледяном гробу.
Строчил доносы сам на себя
И вечно допрашивал сам себя.
ТАК ЗАКАЛЯЛСЯ СТАЛИН.
Выбор
Настало время темноты и мути, но
Спроси себя: откуда этот ад?
Да сами мы и выбрали ведь Путина
Чуть более чем 20 лет назад.
Когда в России кто-то в 90-е
Взрывал многоквартирные дома,
Мы занимались личными вопросами,
А в дверь уже стучалась к нам война.
Садилось солнце на руинах Грозного,
Взошла во мгле кремлёвская звезда,
И не меняя выраженья постного,
Моль доползла до высшего поста.
Мы жили — словно пели из терновника,
Вокруг не замечая ничего,
Был кто-то против «чёрного полковника»,
Но «за» голосовало большинство.
Век двадцать первый — жирный, нефтегазовый,
Кто был ничем, тот стал почти что шейх,
Власть вкалывал иглою многоразовой
И по чуть-чуть косплеил «третий рейх»,
А выходивших на сопротивление —
Кого сажал, кому подсунул яд…
И вырасти успело поколение,
С ним четверть века протянув подряд.
Я мог бы сжечь в Берлине красный паспорт мой,
Воскликнуть на концерте: «Панки, хой!» —
Россия как была страною лагерной,
Так и осталась с ядерной сохой.
Опять проходят выборы без выбора,
Гремит война, и взрывы так близки.
Хихикает московская кикимора,
Пока не разлетелась на куски.
Зона комфорта
Значит, рот мне зашили, потом распороли рот,
Я пополз как крот.
А хорошо Жору отжарил Жорж,
У Жоры рожа как корж.
Да вся наша жизнь как торт, который уже не торт,
Хронотоп хреновый, что ж, ныряй как морж,
Кружатся диски, катит на колёсиках гроб,
Шарики, ролики, белочки злая морда,
Но мне надоело вертеться. Стоп!
Я возвращаюсь в зону комфорта.
«Я закончил с поэзией, а она со мной нет», —
Как сказал поэт,
Верлибрировал, верлибрировал
И очень круто выверлибрировал.
Мужик мужику дал краба, а галеры-то нет.
Баба у бабы взяла вибратор, и тот завибрировал.
Вытащили на охоту меня кореша,
Сунули ствол, говорят: «Это вроде спорта».
Но просит душа: «Не стреляйте!». Ша!
Я возвращаюсь в зону комфорта.
Раз! Мушкетёры вешают гвардейцев на фонари.
Два! Маркиз де Карабас заточку выхватил из ботфорта…
Всё, в жопу пошли, пионеры. Три!
Я возвращаюсь в зону комфорта.
Через тысячу лет
Земля с точки зрения дерева —
Текучий материал.
Однажды вся жизнь перед внутренним взором
Проскочит как сериал,
Начало забыто, не ясен финал,
И лица плохо видны.
Сквозь пепел опять прорастёт трава,
Как чьи-то забытые сны
Через тысячу лет после последней войны.
Вода с точки зрения камня —
Невнятный шёпот вдали.
Однажды тебя расстреляли как пули
Пустые слова мои,
От нас не останется даже теней
В руинах древней стены.
А ночью прольётся холодный дождь,
Но звёзды будут видны
Через тысячу лет после последней войны.
Огонь с точки зрения воздуха —
Стремительная игра.
Летали по небу деревья и скалы,
Но позапозавчера.
Титаны исчезли, ушли великаны,
Их дни давно сочтены.
И жук с перламутровыми крылами
Промчит среди тишины
Через тысячу лет после последней войны.
Своеобразный еврей
В ответ на вопрос журналиста, как радикальные исламисты могут быть связаны с Украиной, если там президент — еврей, путинский пресс-секретарь Песков назвал Владимира Зеленского «своеобразным евреем» и обвинил его в «тяготении к националистическому духу». Гражданский лирик во мне тут же схватился за топор… то есть за перо:
В Иране, Йемене и Северной Корее
Не за банан херачит высший чин —
Там есть своеобразные евреи
И среди женщин, и среди мужчин.
Послушай, брат, да сам не озверей-ка:
Готовит англичанка нам теракт,
Она — своеобразная еврейка,
Что есть простой альтернативный факт.
Бунтовщиков когда-то вешали на рее,
А нынче платят долларами им —
Как кто? Своеобразные евреи,
Известные трёхличием своим.
Заноза, насморк или, скажем, гонорея
У россиян, да хоть бы и прыщи —
Всегда своеобразного еврея
С отравой в зубе рядышком ищи.
Свинину прислоняя к сельдерею,
Попукивая иностранный хит,
Легко своеобразному еврею
Прикинуться, к примеру, что шахид.
И пусть торчу как сыч в заброшенной дыре я,
В подъезде наступая на мочу,
Зато своеобразного еврея
И в Киеве, конечно, отличу.
Злая песня
Снова повысили цены за электричество.
В школе у дочки буллинг и вызвали на собрание.
В целом по жизни качество перешло в количество,
Будда назвал это «затуманенное сознание».
Философ Кант что-то писал про звёздное небо,
Но он не писал про блэкаут после воздушных атак,
Время царапается, как кошка, где-то под рёбрами слева,
Тик-так, тик-так,
Ненормальное стало нормальным, услышишь крик ли,
Когда у тебя выше крыши навален слой.
Ненормальное стало нормальным, и мы привыкли
К обстрелам, разрывам, крови и песне злой.
Снова в тик-токе мемчик — смешное видео.
В рыбе другая рыба, в той рыбе другая рыба там.
Ночью живые люди, спите или не спите, но,
В общем, притягивает к материальным выгодам.
Начальник не повышает зарплату. Болезни. Возраст.
Эх, шваркнуть бы весь этот шлак да в помойный бак!..
А где-то опять убивают кого-то легко и просто:
Тик-так, тик-так.
Ненормальное стало нормальным, услышишь крик ли,
Когда у тебя выше крыши навален слой.
Ненормальное стало нормальным, и мы привыкли
К обстрелам, разрывам, крови и песне злой.
Отдых
День солнечный, весёлый смех —
Играют дети где-то рядом,
Вот-вот, и ты увидишь всех
Незамутнённым чистым взглядом,
Пройди ещё совсем чуть-чуть,
Там дачный двор, толпятся гости,
И сердце так толкает грудь,
Как будто просит: в небо бросьте!
В дверях стоит твой старый друг,
Рука в руке с хозяйкой дома,
Но почему в глазах испуг,
И что за странная истома,
Хотел шагнуть, да вдруг нога
Размякла как сырое тесто,
Твой взгляд упёрся в облака,
Упав, ты гасишь это место,
Ладонью пустоту рубя,
Очнувшись, ртом хватаешь воздух,
А где-то там всё ждут тебя,
Всё ждут и ждут тебя на отдых.
Немного запутался
Немного запутался. Вроде шёл по прямому пути,
Вдруг стало холодно, в плед побыстрей закутался,
Гляжу: а я в кресле сижу, полночь уже без пяти…
Немного запутался.
Немного запутался, кто кому когда говорил и что,
Выхожу из квартиры — и сразу на техно-пати,
Начал там дэнсить, оп — стою на горном плато,
Не успел оглянуться — лежу в кровати.
Наклонился ко мне ростом с человека кот
И мурлычет: «Тень твоя натянулась на угол вся…»
Что он имеет в виду? И так хватало забот!
Немного запутался.
Немного запутался. Волю сожму в кулак!
Лишь бы не улететь, в угарный загул скользя…
Лунная поверхность всё ближе… Итак, я делаю шаг…
Немного запутался.
Немного запутался в эмоциях и взаимосплетениях,
Казалось-то мне не то что потом оказалось,
А может, я просто растёкся в этих стихотворениях,
И от меня практически ничего не осталось?
Ты берёшь листок со стола и читаешь: «Ты
Берёшь листок со стола…» Стоп! Фу, нельзя!
Кот ростом с человека с хрустом полез в кусты.
Немного запутался.
Немного запутался. Из пробоины валит дым.
Как говорил древнегрустный мудрец Абу-Дыл-Цзя,
Мало не быть тупым, понял, тудым-сюдым?
…Немного запутался.
Александр Дельфинов
Александр Александрович Дельфинов (Смирнов-Гринберг) - поэт, музыкант, журналист, перформер. Родился в 1971 году в Москве. Учился на историко-филологическом факультете РГГУ, а также в университетах Бохума, Вены, Берлина. Поэт, музыкант, журналист. Автор поэтических сборников «Веселые нечеловечки» (2000), «Анестезия 2084», «Воробьиный атом» (2013). В 2017 году в Берлине вышла книга под названием #TriggerWarningPoetry. Живёт в Германии с 2001 года, проживает в Берлине и Кёльне.