201 Views
* * *
В разбившемся в 1947 году в штате Нью-Мексико
Летательном аппарате производства «Мерседес»
Американские военные обнаружили двух советских лётчиков –
Узников концентрационных лагерей,
Перевезённых в трюмах немецкого танкера через океан
На подземный завод в Антарктиде.
Годы без света и еды, обморожения, болезни.
Счастливый случай:
Побег при испытании однокрылого самолёта дискообразной формы.
Дойч инженеры были уверены: не полетит.
Два русских смертника, не сегодня – завтра помрут доходяги,
Куклы делать дороже, да и нагляднее так – с человеками на борту.
Но что-то пошло не так. Пять секунд – полёт нормальный, оторвались, ушли.
Летели на Родину, подвела навигация, сели, как сели, разбились.
Американские военные долго не раздумывали, засекретили.
По сей день распускают слухи об инопланетянах, потому что правда страшнее.
Иногда по ТВ мелькают кадры, несколько секунд:
Обтянутое кожей существо, на руках не хватает пальцев.
Всё-равно даже обезображенного Мишеньку опознала жена.
Она ещё жива, хоть и очень стара.
* * *
Недели на две, лучше навсегда
Езжай куда-нибудь подальше.
В каналах Марса есть еще вода
И красные пески без фальши.
Всё скоро устаканится,
Людьми
Еще раз станут динозавры.
Забросят сеть с космической ладьи
И вытащат тебя за жабры.
* * *
Написал ли ты Господу мотивационное письмо «почему завтра я не должен умереть»?
Как! Ты не написал Господу мотивационное письмо?
Ты в опасности, в группе риска.
Господь читает мотивационные письма и решает, кому умереть,
А кому жить следующий день.
Нет, на вон тех и вот на этих не указывай.
В определённом смысле они не существуют, то есть они в полной безопасности.
За них мотивационные письма написали их не родившиеся ещё внуки и правнуки:
Великие люди будущего, учёные, врачи, учителя – спасители человечества.
Их бездарные предки могут делать, что захотят, их защитят, им не дадут погибнуть.
Но ты – не они. Срочно пиши мотивационное письмо Господу,
Обещай, обещай, придумай что-нибудь, почему ты должен жить дальше.
Потому что завтра умрут тысячи, таков закон.
Господь, как училка из младших классов, пялится в каракули тетрадок,
Красные чернила вот-вот коснутся твоего листочка в косую линейку.
* * *
Меня спасло предательство твое,
Отчаяньем наполнив до краёв.
В отчаяньи, как на море в безветрии,
Без компаса, без пищи, без воды.
Но никакой другой со мной беды
Не приключилось за десятилетье!
Как дивная узорная броня
Хранит твоё предательство меня.
Уродливых цветов угрюмые соцветья
Целую нежно, голову клоня.
И жадно я тебе желаю долголетья.
* * *
Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется,
Как наше слово продается,
И срок, который могут дать.
Но вот оно отозвалось
И в голове разорвалось.
* * *
Мама ела «Раму»,
Папа «Раму» ел.
По полкилограмма
В пачках жирный мел.
Белый хлеб и чёрный
Плохо пропеченный
Чуть намажешь «Рамой»,
Станет вкусный самый!
Мел в ней безопасный,
Жир скотов, вода.
Пальмового масла
Не было тогда.
* * *
У разорённых очагов
Своих врагов мы съели с кашей.
Нет никого и ничего
Сильнее ненависти нашей.
Она плодится меж людьми,
Растёт от горя и удачи.
И что у нас ни отними,
Она становятся богаче.
* * *
Нас отвели классом в кинотеатр “Ровесник”
И показали, как все было.
“Хрясь” по левой руке прикладом автомата.
– Скажи, скажи, что Альенде был предателем!
– А-а-а, – тихо отвечал Виктор Хара.
“Хрясь” по правой руке прикладом.
– Скажи: Альенде – предатель!
Хара молчал.
Мы понимали: Виктор Хара
Никогда больше не сыграет на гитаре.
И нам стало грустно.
Потом на переменах
Заламывали друг другу по очереди кисти рук
И кричали в ухо:
– Скажи, скажи, что Альенде был предателем!
Было больно до слез, но не сказал никто.
* * *
Я помню чудное мгновенье.
А ты?
Меня убить хотели эти суки.
А тебя?
Мне и рубля не накопили строчки.
А тебе?
И кроме свежевымытой сорочки
Мне ничего не надо.
А тебе?
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля.
А тебе?
Я не люблю фатального исхода.
А ты?
Мне жаль, что ты придурок.
А тебе?
* * *
Духовностью богат, как Крез,
По Якиманке я влачился.
И шестисотый «мерседес»
На перекрёстке мне явился.
Пришла весна, Христос воскрес!
«Воистину!» – звучало эхом.
И шестисотый «мерседес»
Мне пожелал больших успехов.
* * *
Незнайка вырос и встретился с писателем Носовым.
Они гуляли по осеннему парку оба в плащах и шляпах.
Пили тёплое бутылочное пиво «Жигулевское» на скамейке.
Незнайка говорил и говорил, рассказывал писателю Носову о том,
Как сложились судьбы его героев, где сейчас малыши Цветочного города,
Чем занимаются, кто счастлив, а кто не очень.
Писатель Носов молча пьёт пиво и все больше мрачнеет.
-М-да, – говорит в возникшей вдруг паузе.
КОНЕЦ
* * *
Благословенна страна дураков.
Где бы ты ни жил, чем бы ни занимался, какой бы хуйней ни страдал,
Бросай всё и приезжай в страну дураков.
Только ступая по свящённым косо уложенным камням местной мостовой
В полноте осознаешь, что ты не такой уж и дурак.
Вот, посмотри, кто-то воплотил твою старую безумную идею.
Вот кто-со решился и сделал-таки то, чего ты побоялся.
Боже, какой пиздец!
Посмотри, человек, как убоги твои мечты!
Вот о таком уродстве мечтал ты?
Вот сюда хотел приложить и силы и деньги?
Хорошо, что другие дураки опередили тебя, уберёг Господь.
Им разгребать, раскаиваться, сожалеть.
Теперь уезжай, откуда пришёл, засыпай спокойно,
Просыпайся без мысли: «Какой я дурак!»
Страна дураков существует, чтобы утешиться мог человек небогатый умом от природы,
Глядя на граждан страны дураков, затеявших битву за счастье и благополучие.
Но не проси, дорогу в страну дураков не покажу.
Страна дураков временно оккупирована мудаками.
Эти не сеют не жнут, не строят.
Их труд никогда не обличит их, не скажет им на языке камня и дерева:
«Какие же вы мудаки!»
Про их мудачества с ужасом напишут в книгах,
Но мудаки не читают книг, напрасное неблагодарное дело.
* * *
В университет дураков может поступить любой дурак,
Только плати и вовремя сдавай сессию.
Учиться дорого и тяжело, но кто остановит дурака?
По окончании учёбы дураку выдают диплом,
Удостоверяющий, что выпускник университета действительно дурак.
Теперь дурак точно знает, что он дурак,
Может с уверенностью сказать: я дурак,
И даже покажет диплом.
* * *
В стране дураков лучшие в мире бесплатные поликлиники.
Многие больные исцеляются в очереди к врачу.
В очереди к врачу люди знакомятся, женятся, умирают,
Но иногда счастливо исцеляются.
Это необъяснимое для современной науки чудо привлекает людей со всего света.
Отчаявшиеся пациенты приезжают в страну дураков,
Чтобы тайно постоять в целительной очереди,
Ведь медицинского полиса, гарантирующего право
На бесплатное медицинское обслуживание, у иностранца нет.
Бдительные граждане сразу замечают чужака в очереди
По одежде и манере держаться, но не подают виду,
Потому что сострадание – национальная черта разноплемённого народа,
Объединённого общей судьбой в проклятом времени и пропащем пространстве.
* * *
Русский поэт, агент мировой закулисы,
Перебивается случайными заработками,
Ночует у знакомых.
Каждый вечер на поэтических чтениях
В одном из клубов ждет связного из Вены.
Интернет ненадежен, все слова ключевые,
Даже если напишешь: «Бабушка здорова»,
Расшифруют, обнаружат врага.
Только в гоготе пьяном можно поговорить о деле.
Связной из Вены сам подойдет.
Пароль: «Мне нравятся ваши стихи».
Ответ: «А прозу мою Вы читали?»
Иногда поэт поднимается к микрофону.
Руки дрожат, но голос всегда спокойный.
Он читает стихотворение. Тема: родные просторы.
Общий смысл: людей убрать, просторы оставить.
Или: люди – говно, просторы великолепны.
Или: вот я один стою на просторах, чудесная картина.
Где же связной? Почему никто не подходит?
Двадцать лет одинокой борьбы.
Силы на исходе, веры почти не осталось.
* * *
Я долго подбирал отвёртку
Под болт, что на меня забит.
Мне пригодились йод и бинт,
Подсел на вату и зелёнку.
Устал, слетел со всех орбит,
Пока выкручивал болтяру,
Что был пророчески забит
Под пьяный гогот и гитару.
Я превратился в минерал
Пока отвёртку подбирал.
Вокруг болта болтались мы,
Весь дольний мир на нем держался.
Духовной скрепой оказался,
Мерцал, посверкивал из тьмы.
* * *
Знакомый знакомых, опрятный худощавый старик,
Запомнилось только отчество «Константинович»,
Передал мне на суд подборку стихотворений.
Я был известный тогда тридцатилетний поэт, редактор и составитель,
Круглых столов заседатель, участник всего и везде,
Автор идеи чего-то там общественно значимого,
Поэтому мне Константинович через знакомых стихи свои передал.
Мы условились встретиться, такой бытовал ритуал: поговорить о стихах час или два,
Иначе обидятся боги, мстить станут, гнать до Утики самой.
Два человека впервые видят друг друга, познакомились через стихи,
Должен быть их разговор и душевным и строгим, вам, молодым, не понять.
И вот в руках у меня стихи Константиновича, я ему говорю:
Посмотрите, как интересно у вас получилось:
«Несёшь домой буханку хлеба или бутылку молока».
Обратите внимание: не буханку хлеба и бутылку молока,
Как обычно из магазина люди несут в авоське,
А буханку хлеба или бутылку молока!
В этом «или» заключена поэзия.
Да! – отвечал Константинович, – Я тоже чувствовал, что где-то поэзия прячется здесь,
Ведь зачем-то пишу я эти нехитрые слова, что-то, а может быть, кто-то меня заставляет складывать в строчки слова.
Спасибо, – закончил беседу Константинович, – Вы мне помогли разобраться в себе.
Главное, видимо, больше доверять словам, они сами все скажут,
Расставят нас в лучшем порядке,
Пусть и не лучших, а просто выживших.
Выжить – это так много, вы ещё поймёте это, Виталий.
* * *
Земную жизнь пройдя, куда пройдя,
Мы оказались там, где оказались,
Про лес какой-то сумрачный твердя.
Под сапогами глинистая замесь
Раскисла от дождя.
Мы строили без камня, без гвоздя,
Из одного упрямства и терпенья,
Пока не наступило воскресенье
И переделать ничего нельзя.
Не слышно птиц, разносит ветер перья,
И леса нет: кругом стоят деревья.
Я словно зверь проявлен средь теней,
В глазнице черной перемешан,
И на стене не чучелом повешен,
А фотографией.
* * *
Четвертый день подряд мне пишет человек
Из города Невыносимска.
Там люди говорят о повороте рек.
Идет вода, наш мир поизносился.
Несчастный человек, работай же, не ной,
Бери топор, рубанок, скобы, гвозди.
Березовый ковчег сколачивает Ной,
Иди на звук, пристраивайся возле.
Он отвечает так: не слышно топора,
Мы в городе не знаем Ноя.
С утра дела, дождаться бы утра,
Ты не учи, поговори со мною.
* * *
В небесный Мшелоимск доставляются все утерянные, поломанные,
Испорченные, вышедшие из моды вещи,
Ибо Господь сохраняет все.
Однажды ты пройдёшь тесные врата Мшелоимска
И застанешь вещи твоей жизни на своих местах.
В небесном Мшелоимске вещи не покрываются пылью, не порастают мхом.
Ни моль, ни мышь, ни таракан не потревожат покой любимых вещей.
Отправляйся налегке, любимые вещи уже доставлены в багажном вагоне на почтовую платформу небесного Мшелоимска.
Ты ни в чем не будешь нуждаться.
Виталий Пуханов
Родился в 1966 году в Киеве, УССР. Служил в Советской армии. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького (1993). С 1994 года работал завотделом поэзии в журнале «Новая Юность». 1998 — 2003 редактор отдела прозы журнала «Октябрь». 2003 — 2017 ответственный секретарь Независимой литературной премии «Дебют». С 2018 года по 2023 директор АНО «Поэзия» (премия «Поэзия», преемница премии «Поэт»). Автор книг «Деревянный сад» (1995), «Плоды смоковницы» (2003), «Школа милосердия» (2014). «Один мальчик» (2020), «Одна девочка» (2020), «К Алёше» (2020), «Приключения мамы» (2021), «Адалиада» (2021). Лауреат премии им Мандельштама (1991), журнала «Новый мир» (2011), премии Anthologia (2014), «Московский счёт» (2015). Шорт-листы Премии Андрея Белого (2014) за книгу «Школа милосердия», (2020) за книгу «К Алёше», (2021) за книгу «Приключения мамы». Основатель проекта «Новая карта русской литературы». Эксперт молодежной премии «Лицей». Живёт в Москве.