655 Views
* * *
С чего начинается родина?
А бог её знает, с чего.
Вон, видишь, гуляет юродивый,
Попробуй, спроси у него.
А может, она начинается
С ошибки в твоем букваре.
С хороших и верных товарищей,
Убитых в соседнем дворе.
* * *
Мы могли бы гулять с тобой
По вечернему Красноперекопску,
Приветствуя знакомых наркоманов,
Но счастливые времена в прошлом.
Наркоманы озлоблены, заводы стоят,
Жемчужина химической промышленности полуострова в руинах.
Если уж гулять среди руин, то в Риме,
Приветствуя местных наркоманов
На языке Вергилия.
* * *
Юный герой, приготовься к смерти.
Это, как пробный ЕГЭ, только проще.
Два варианта ответа.
Времени, сколько попросишь.
«Да» или «Нет» печатными буквами. Черной ручкой.
«Да» или «Нет» – это совсем не сложно.
Всему, где говорят о радости, старости сытой,
О подвиге, под присмотром врачей, объективов, –
«Нет» напиши.
Там, где обещают тебе нищету, болезни, гибель, забвение, –
«Да» отметь.
Никогда ничего с тобой не случится плохого.
Бумаги отправлены. Дата экзамена неизвестна.
В жизни твоей смерть никогда не станет предметом торга.
Будет смертью обыкновенной, как у деревьев, птиц, людей.
* * *
Не лгали, не грешили,
Божились лечь костьми,
Ведь стать они решили
Хорошими людьми.
Нет дома, нет работы,
Тридцатка – средний чек.
Ужасна жизнь! Зато ты –
Хороший человек.
* * *
Когда нам было строить дом?
Сперва Германская,
Потом Оте-чест-ве-нная.
В Ленграде
Варили постный суп с котом
И только Бога ради.
Потом холодная война –
Одна железная стена.
Кто крышу к ней пристроит –
Социализм построит!
Мы запили в восемьшестом,
Когда нам было строить дом?
А в девяносто первом,
Почти как в сорок первом,
Вокруг такое началось,
Что все пятнадцать лет тряслось
И до сих пор трясется.
Но кто-то да спасется.
И он тогда построит дом.
Как ласточка, своим говном
Законопатит щели
И скажет: «Прилетели!»
* * *
У бездны той никто не выжил впрок:
Из сладких пут не выбрался Есенин,
Не выдал образованности Блок
И Мандельштам не выманил спасенье.
Разъятая на звуки тишина
Убога, безотрадна. Но однажды
Сияла Блоку полная Луна,
А Мандельштаму чаша жажды.
И все, кто мог мне руку протянуть
Из прошлого, — давно лежат в могиле.
Мне некого любить и обмануть.
А это мы. А это мы и были.
* * *
Когда встретишь подонка,
Пытавшего тебя много лет назад,
И скажешь ему: иди сюда, гнида!
Он ответит: я просто делал свою работу.
Каждый должен делать свою работу,
Посмотри, как хорошо я сделал свою работу:
Ты почти не хромаешь, шрамы незаметны, ты жив.
А представь, был бы на моем месте заурядный неуч-садист,
Сейчас ты не стоял бы передо мной.
Делай, что задумал, – скажет подонок, –
Или уходи.
* * *
Говори со мной на языке ненависти.
Говори долго.
Когда звучит поэзия ненависти, пушки молчат.
Учись убивать словом, оставь грубый металл варварам.
Сколько раз встретишь меня, столько раз и убей.
* * *
В День рождения покойного отца моего
Я не выпью, а подобно Гесиоду, поведаю тебе,
Юный алкоголик, как подольше прожить с этой бедой.
Папа мой пил исключительно спирт разведенный.
Дома хранилась канистра всегда,
Я лет двенадцати был, жахнул оттуда
И после не пил, как былинный Илья,
До тридцати примерно трех лет.
Папа домой возвращался к двенадцати ночи, оборонный завод.
Только недавно в метро дыхнул на меня человек
Секретным букетом отца, а более не встречал духа заветного я.
Папа домой возвращался, приняв с товарищами по партии, что-то серьезное там на заводе мешали они.
В шесть ноль ноль папа вставал и на завод добирался к восьми.
Нет, никогда и никто пьяным отца моего не видал.
Этот отцовский завет не из уст, но глазами усвоил я крепко.
Пусть кто из вас встанет и скажет,
Что пьяным он видел меня!
Пить, милый друг, следует строго после пяти, и пить до двенадцати ночи.
Делая маленькие глотки, лучше из горлышка, чуть пригубив.
Рюмка, стакан – ненадежные вещи, почти собутыльники.
Если в пределах трехсотграммовых высидишь вечер,
Считай, что спасен.
Можно выпить и больше, если есть повод достойный:
Горе, обида, позор, страх бытия,
Пей и поллитру и даже ноль семь,
Но не больше.
Главное, милый мой алкоголик, пей в одиночестве без тостов дурацких.
Ничего никому не сболтнешь ты по пьяни.
Сам с собой говори по душам, найдешь все ответы.
Милые сердцу услышишь и голоса.
Быть может, люди, которых уж нет на земле,
Тебя навестят, рядом присядут.
Про утро я умолчал. Если с утра похмелишься, чтоб облегчить страдания,
Ты обречен, пропадешь безвозвратно.
* * *
Господь хранит трудолюбивых
Чадолюбивых сволочей.
От управителей гневливых,
Своих и вражеских мечей.
Лишь за детей у них тревога.
Дождавшись солнца и тепла,
Гуляют под охраной Бога
Неторопливые тела.
* * *
Ты помнишь, Алёша, как мы предали Иисуса Христа?
Нам так и сказали: «это же предательство Иисуса Христа!»,
Когда мы остереглись тащится через весь город на общественном транспорте в пандемию,
Чтобы приобщиться святых тайн.
Не место маловерам у свящённой чащи, Алёша!
Жены-мироносицы не сомкнули глаз и нашили за ночь марлевых медицинских масок.
Каждому входящему в храм выдавали защитную маску и на руки лили антисептик!
После маски собрали и в братскую сложили выварку с кипятком.
Не было случая такого, Алёша, чтобы хоть один кто заразился,
Молясь в храме, ибо на высшем уровне санитарные нормы соблюдаются в церкви от начала времён.
Мы же с тобою отныне предатели Иисуса Христа,
Как справедливо назвал нас честный священник, наш с тобой однокурсник по Литинституту.
* * *
Мне приходит смс.
Пишет друг: «Христос воскрес!
В белом венчике из роз
Впереди…» Мой друг – обсос.
Что он знает про Христа?
Офисная простота.
* * *
Да будут счастливы предатели и трусы.
Да будут счастливы доносчики и стукачи.
Да будут счастливы насильники и воры.
Да будут счастливы все, кто купил своё счастье ценой преступления.
Да будут они счастливы недолгим своим счастьем.
И да будут прокляты.
А мы, а мы будемте несчастными.
* * *
Была война, и все на ней погибли.
И некому сказать: “Спасибо за победу!”
Найдите хоть кого-то, говорят,
Чтобы сказать “спасибо”,
Иначе не закончится война.
Воюют павшие, не зная, что война закончилась.
Пусть прозвучат волшебные слова: “Спасибо за победу!”
Пусть павшие оставят поле боя,
Идут домой к любимым женам, детям,
Как и они, погибшим на войне.
Пусть возведут дома прекрасней тех,
Что враг разрушил, пусть врагов
За стол усадят и обнимут.
А мы, а мы их навестим однажды,
Увидим города, цветущие сады,
Счастливых женщин, детский смех услышим.
* * *
Улыбалась виновато.
Встретила, как мать солдата.
Голова седа, цела!
Ничего, что я, ребята,
Не из вашего села?
Я так счастлив был когда-то,
Грусти не было следа.
Я так долго шёл куда-то.
Шёл, наверное, сюда?
Не пускаться же обратно,
Просквозило по пути.
Стало как-то душновато.
Стало как-то страшновато.
Мне обратно не дойти.
* * *
Сочинения пятиклассников
“Подвиг отцов и дедов в Великой Отечественной войне”,
Вероятно, передавались в военкоматы.
Случалось, отца или деда вызывали, делали внушение, предупреждали.
Фронтовые предания становились суше и скуднее.
Все, что знаю о войне от отца,
Я услышал до десяти лет.
* * *
Все кончено, поедем в Люблино!
Там существо томится и страдает,
Оно в меня три года влюблено
Заочно и не сильно досаждает.
Поедем, колокольцами звеня,
Ворвемся в Люблино бесстрашно.
Привет тебе, я человек вчерашний!
Ждало ли ты, искало ли меня?
Я по ночам играю в домино.
По улицам хожу с разбитой мордой.
Я человек открытый и негордый,
И собираюсь ехать в Люблино.
* * *
Однажды отец пришёл в военкомат и спросил:
«Что мне делать со своей жизнью?»
Усталый военком ответил:
«Забудь, Володя, обо всем забудь».
«А как же: “Никто не забыт, ничто не забыто?”» – продолжал отец.
«Ты ещё не никто, Володя, ты ещё живой,
И твоя военная служба ещё не ничто, не до конца проработана историками,
Потому справляйся как-нибудь, раз зачем-то выжил на войне», – продолжал военком.
«Сын есть у тебя, Володя?» – спросил военком.
«Есть, десять лет, боюсь, что дурак», – доложил отец.
«Вот, ему и расскажи свою жизнь, в него спрячь ее через слова, если, правда, сын дурак, слова заблудятся в нем, потеряются, сгинут».
Стал мне отец рассказывать про власовцев под Прагой, как носили они с товарищем пулемёт «Максим».
Про хлопцев з лИсу, как они в схронах знатно зимовали,
Кашу на свече сутки томили.
Как в печной трубе в селе один заховався.
«Как Дед Мороз?» – спросил я отца.
«Как Дед Мороз», – улыбнулся отец, радуясь, что сын у него дурак, не поймёт ничего, не запомнит.
* * *
Я с детства верил только маме,
Я думал, мама знает всё:
Зачем так ярко светят звезды,
И как готовится обед.
А мама ничего не знала,
И, в общем, не желала знать –
Ни день у нас какой сегодня,
Ни где скрывается отец.
* * *
Отец отправил с фронта повесть,
Все описал без хвастовства.
Пришел ответ, отписка то есть:
“Вам не хватает волшебства”.
В журнал “Звезда” отправил почтой
С армейским штемпелем пакет
И, часто просыпаясь ночью,
Так представлял себе ответ:
“Как здорово вы описали
Освобожденный город Брно,
Как чешки весело плясали.
У вас блестящее перо!
Вы замечательный писатель,
Вам поступать в Литинститут.
Прозрачен слог и взгляд, как скальпель,
С руками повесть оторвут!”
Смешная рукопись желтела
И шелестела, как листва.
Судьба, война, такое дело.
Чуть не хватило волшебства.
Виталий Пуханов
Родился в 1966 году в Киеве, УССР. Служил в Советской армии. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького (1993). С 1994 года работал завотделом поэзии в журнале «Новая Юность». 1998 — 2003 редактор отдела прозы журнала «Октябрь». 2003 — 2017 ответственный секретарь Независимой литературной премии «Дебют». С 2018 года по 2023 директор АНО «Поэзия» (премия «Поэзия», преемница премии «Поэт»). Автор книг «Деревянный сад» (1995), «Плоды смоковницы» (2003), «Школа милосердия» (2014). «Один мальчик» (2020), «Одна девочка» (2020), «К Алёше» (2020), «Приключения мамы» (2021), «Адалиада» (2021). Лауреат премии им Мандельштама (1991), журнала «Новый мир» (2011), премии Anthologia (2014), «Московский счёт» (2015). Шорт-листы Премии Андрея Белого (2014) за книгу «Школа милосердия», (2020) за книгу «К Алёше», (2021) за книгу «Приключения мамы». Основатель проекта «Новая карта русской литературы». Эксперт молодежной премии «Лицей». Живёт в Москве.