220 Views
Охотник
Как будто не мы, а какие-то тени
Вернулись назад с покорённых вершин.
Включают наш свет, ищут наши потери
И мягко ступают там, где мы спешим.
«Как будто не мы» вылезают из ванны,
Смеются и плачут, стоят на ветру.
Смеются, когда поднимают стаканы,
И плачут, как будто играют в игру —
Каждый охотник желает знать,
Какого хрена патрон последний,
Когда подадут сигнал
И где запасной парашют.
А поезд идёт, оглушительный поезд.
И кто-то, раздвинув границы строки,
Как будто не нашей дрожащей рукою
Внесёт изменения в чистовики,
И стрелки застынут за час до заката
Как будто не нашей кромешной весны.
А поезд идёт, завтра — новая дата,
И кто-то как будто кричит со спины:
Каждый охотник желает знать,
Какие выходы есть из ямы,
Кто перевесил флажки на башне,
Какого хрена патрон последний,
Когда подадут сигнал
И где запасной парашют.
Каждый охотник желает знать,
Зачем он тут.
Белый флаг утопающего
Буквы не по местам.
Дни не пойми о чём.
Кто мой завет листал?
Кто мой больной прочёл?
Кто, мою смерть поправ,
Сунул столетний труп
В мой безнадёжный шкаф?
Спасательные круги
Расходятся по воде.
Трепетный вой вершин
Встроится в мой плейлист.
Кто мою месть вершил?
Кто в моём сне повис?
Чай для тебя остыл,
Крюк для тебя забит,
Где же ты? Нет сил.
Спасательные круги
Расходятся по воде.
Крошится мой металл,
Тело моё стекло.
Кто меня опоздал?
Чем меня занесло?
Вместо идти назад —
Рву и мечу дотла.
Как тебя наказать?
Спасательные круги
Расходятся по воде.
Крикну, как наяву:
Где же ты? Нет сил.
Зря без корней живу,
В Небо меня неси:
Встречный поток ловить,
Ветром насквозь дышать.
Губы мои в крови.
Непроданному не лги,
Ищи — неизвестно где.
Непроданному не лги,
Ищи — неизвестно где.
Спасательные круги
Расходятся по воде.
Горение
Проще всего стоять на месте,
Сложнее всего стоять на месте,
Проще всего стоять на месте,
Сложнее всего.
Это дом на вырост, это гроб на врост.
Это лютый враг, нет — это твой же хвост,
Весомый и солидный.
Жизнь на низком старте на высокий путь.
Мир стоит на карте — некуда шагнуть.
Мечтай, мечтать не стыдно.
Но
Не забегай вперёд,
Не оборачивайся назад,
Не будь уверен, не обгоняй,
Не лезь в бутылку,
Не подглядывай,
В колодец
Не рыгай, не плюй, не плачь на ровном месте,
Не трожь:
Загорится.
Проще всего стоять на месте,
Сложнее всего стоять на месте,
Проще всего стоять на месте,
Сложнее всего.
От себя скрывался, за собой бежал.
Об себя споткнулся, на себя упал —
Привет зеркальной башне.
И для нас с тобою припасут чудес:
Заболотят город и построят лес.
Мечтай, мечтать не страшно.
Но
Не забегай вперёд…
Идти
Когда кончилась ночь, в районе шести,
Он вышел из дома, чтобы идти.
Он взял свои песни и блок «Петра»
И написал в записке, что умер вчера.
И когда его пустыне не хватило слёз,
Он не помнил стен, под которыми рос.
Ему Огонь был братом, Небо — отцом,
И любая попутка была ему — Дом.
И когда, словно свет, появилась она,
Было много родного и много вина.
Он сказал «навсегда», дал ей обе руки.
Они были, как Боги, пьяны и легки.
И когда им на хвост наступала зима,
Его песни Огнём открывали дома.
Грелся чайник, дымился прокуренный флэт —
Мир так прост, а понятия времени нет.
И когда она, плача, шептала «прости»,
Он не проклял, он вышел, чтобы идти.
Всё в порядке, всё правильно, времени нет,
Мир так прост… — сигарета сгорела в ответ.
Когда кончилась ночь, было очень смешно.
В недобитом стакане горело вино.
Небо было пустым, как безглазый протест.
Кто-то знал, что он умер, и пел его текст.
Окрыление
Снилось — нет больше рук,
Есть одни только крылья.
Не надо писать — надо в Небе плясать.
Просыпался
Хлебать из бутыли
И локти кусать.
Разорвались непослушные мысли.
Разболелись под ногтями иголки.
Только мыши верёвочку грызли
Да судья орал на паперти «горько».
Непохоже на вечерние сводки.
Равнодушные пихают локтями.
Дым познания шевелится в глотке,
Рвёт печальной тишиной по ночам.
Снилось…
Разлетелись торопливые стрелы.
Расстелилась под ногами соломка.
Слово плохо превращается в дело,
А может, просто недостаточно громко?
Не твои ли это песни лабали
В час, когда фатально и примитивно
Искупалось коренными зубами
Счастье верить в peace&love по ночам?
Снилось…
Задушить в себе промозглую дуру.
Зарубить в себе фому и ерёму.
Подпоясать задубелую шкуру.
Трудно, трудно быть героем живому.
Прочь — от Родины святой безнебесной.
Прочь — от радостно-пустых убеждений,
Разорвав постылый кокон телесный,
Взмыть — и больше не орать по ночам.
Снилось — нет больше рук,
Есть одни только крылья.
Не надо писать — надо в Небе плясать.
Просыпался —
Нет больше рук,
Есть одни только крылья.
Не надо писать — надо в Небе плясать.
Просыпался
Хлебать из бутыли
И локти кусать.
Спичкина
Отпили, спели, отпустил страх.
Отмыли белый кружевной стих.
Остался бабочкиных крыл взмах,
Остался спичкина огня вспых.
Остался бабочкиных крыл взмах,
Остался спичкина огня вспых.
Прядётся ниточка в ручных снах.
Крадётся тропочка меж двух лих.
Она — лишь бабочкиных крыл взмах,
Она — лишь спичкина огня вспых.
Она — лишь бабочкиных крыл взмах,
Она — лишь спичкина огня вспых.
Кровавый стелется за мной след.
В постели тело, а душа — в бой.
Ох, девка в фенечках, туши свет
Да пёстрым фениксом зарю пой.
Ох, девка в фенечках, туши свет,
Ох, девка в фенечках, туши свет
Да пёстрым фениксом зарю пой.
Вот так по нитке нас и найдут.
Ох, боли будет, да пойдёт впрок
Один лишь бабочкиных крыл суд,
Один лишь спичкина огня срок.
Один лишь бабочкиных крыл суд,
Один лишь спичкина огня срок.
Мышонок
Позабыты навсегда вёснами,
Декорации к сомнениям оставив на потом,
Угасали сверху вниз звёздами.
В рай дорожка перетянута наложенным жгутом.
А подленький мышонок
Не вмещался в мышеловку —
Пришлось четвертовать
За слишком смертные грехи,
За слишком мыльную верёвку,
За неумение красиво умирать.
Выше птиц хотели быть к радуге,
Чище ангелов надеялись на детство и покой,
Только не успев допеть, падали
Безотказными свидетельствами тяжести земной.
А глупенький мышонок
Грыз подмоченный фундамент
С тоскою о сухом,
И долго хлопали безумными глазами и дверями,
Не понимая, кто разрушил вечный дом.
Одиноко опустив головы,
По извилистым дорожкам от сумы и до тюрьмы
Уходили натощак смолоду
И не верили, что смертные,
И плакали взаймы.
А маленький мышонок
Плыл по Небу в гости к Богу.
На кой ему Земля?
Для всего, что было
Для последней песни,
Для пушистой белой славы,
Для скупой на обещанья слезы,
Для ликующей болезни,
Для кощунственной забавы,
Для закрученной за спину крейзы,
Для седьмой воды
На киселе хмельной беседы,
Для умышленной беды,
Для преждевременной победы —
У меня на рабочем столе
Крюк, верёвка да мыло
Для всего, что было.
Для хрустальной веры,
Для раскатистого лета,
Для сочащегося кровью ножа,
Для сомнительной карьеры,
Для хромого табурета,
Для забытого в дверях багажа,
Для разбитой чашки,
Для размётанной постели,
Для ошибки, для поблажки,
Для тупой конечной цели —
У меня на рабочем столе
Крюк, верёвка да мыло
Для всего, что было.
Как мы полюбили,
Как повоевали,
Как на нас забили,
Как на нас насрали,
Как мы ебанулись,
Как переболели,
Как мы не проснулись,
Да как преодолели —
У меня на рабочем столе
Крюк, верёвка да мыло
Для всего, что было.
Колыбельная (Панки, хой)
Солёный город
Распластал малолеток по своим площадям.
Палёный ворох
Картонных коробок и проданных душ
Омоет влагой.
Да здравствует капля слепого дождя.
Усни, бродяга.
Мы оба устали, к утру я приду.
Панки хой, бродяга, панки хой.
Панки хой, бродяга, панки хой.
Тебе завтра снова кадить свинцовым кадилом,
Босыми ногами ходить по новым могилам,
Усеянным асфальтовыми дикими полями,
Гробовскими хоями да культурными слоями.
Усни на рельсах:
Поезд лишь во сне придет красиво.
Усни на берегу,
Не жди полночного прилива.
А коль до Неба далеко — лежи, считай до трёх,
Авось раздавит,
Переплавит
(Если правит)
Бог.
Панки хой, бродяга, панки хой.
Панки хой, бродяга, панки хой.
Гнев, ярость, грех или благость,
Смерть или слабость? — Да всё одно — спеть.
За невесть, за зависть, за тихую заводь,
Где стерлядь, где скаредь и прочая снедь.
Спалить, сжарить, свят-водой обкумарить,
Струною ударить да к чертям покатить,
Чтоб через лес, через поле, через долы да доли,
Да чтобы кровью по воле, да чтобы весело гнить,
Да чтоб летать, да без Неба, да чтоб карать, да без Бога,
Проклинать, да без веры, а пропивать — так без меры,
Просыпать — так пуд соли, просыпаться — так с боли,
А коль подохнуть по пьянке — так нам ли не похуй,
Мы ли не панки?
Баю-бай, бродяга, баю-бай.
Баю-бай, бродяга, баю-бай.
Будущие века
Будущие века! —
Говорит мой век.
Вот перед вами стоит, кривляется человек.
Волосы у него костяные,
Мысли лубяные,
Мозги из жопы растут.
Он от скуки сказкам выдумал хвосты иные,
А его за это расстреляли и отдали под суд.
Там на завтрак и обед он грусть-тоску свою гложет,
Ужин, как водится, отдаёт врагу,
Крутится-вертится, а помереть не может.
Чем я ему помогу?
Будущие века!
А у вас рука загребуща, —
Вот и разгребите человечью судьбу!
А то у нас пока одна кофейная гуща,
Да иногда неприятные отметины на лбу.
Будущие века!..
Молчат будущие века.
У века век долог,
А память-то коротка.
Мышкина
Доигрались детишки в повешение.
Достучался зуб по оскоминам.
Подогрели рассветы вешние
Песню жаркую в царстве соломенном.
И пошли от искры на весь мир дары,
Лучезарные праздники во поле,
И летели тетери в тартарары,
И летели тетери в тартарары,
А мы им хлопали.
Пока шлют приветы с далёких звёзд,
Пока чудный дух не рассеется,
Размахнись-ка, слабенький мышкин хвост,
Да покати позолоченное яйцо.
По травы дровам, вопреки словам
И всему, что учёными знается.
Пусть руками машут — те руки по швам,
Руками машут — те руки по швам
Расползаются.
А ты глянь за окно: там светло давно,
И ничего иного там больше нет.
Из горсти твоей скачет расти зерно,
Не за урожай, а в лазорев цвет.
А ты всё загадывай на потом,
Строй своё золочёное логово,
Но миллионы мышек махнут хвостом,
Но миллионы мышек махнут хвостом,
И вот тогда подумаем, кто кого.
Осенняя
Гонит по пустынным залам
Листопад глухое эхо.
Хлопнет наше лето залпом
Нашу смесь греха и смеха.
Ветке чахнущей сирени
Поднесёт в разбитом кубке
Всё, за что мы не старели,
Очищаясь в мясорубке.
Гонит по тугой спирали
Нас с ума сошедшим ветром.
Всё, за что мы не сгорали,
Оседает серым пеплом.
Я тебя уже не вспомню,
Друг мой нежный, друг мой сонный.
И, прикрытое ладонью,
Слышу в трубке телефонной:
Гонит.
Падаем
А нам казалось — завтра сбудутся все сны,
И больше не нужно будет спать,
Не нужно будет спать.
А когда нам грустно, мы падаем,
Падаем, падаем.
А когда нам грустно, мы падаем:
Падать — это весело,
Падать — это смешно.
А нам казалось — завтра кончатся слова,
И больше не нужно будет петь,
Не нужно будет петь.
А когда…
А нам казалось — завтра полная Весна,
И больше не нужно будет жить,
Не нужно будет жить.
А когда…
Снежная
Белая курица белое яйцо снесла,
Ох, да и потеряла его в снегу.
В снегу, на бегу, на съедение врагу,
Вдоль замёрзшей реки, да не на том берегу,
Порассыпался бисер, бел как мел,
По снегу летел, и его боров не съел,
Не смел, не сумел, мимо девка шла
На край села, феньку плела.
По снегу боса, развилась коса,
И иконы плакали в Небеса.
И сыпался следом
Снег, снег одного цвета с Небом.
И сыпался следом
Снег, снег одного цвета с Небом.
Снег, снег одного цвета с Небом,
Ночью в степи да с облачным Небом.
Ночью в степи да с облачным Небом.
И глухо, и слепо и справа, и слева.
Ни сверху, ни снизу — ни фары, ни звезды.
И только по кругу мои следы.
И только по кругу мои следы.
И сыпался следом
Снег, снег одного цвета с Небом.
Снег, снег одного цвета с Небом.
Вверх по течению
Выключьте блюзы, разбейте гитары,
Не надо петь Веню, особенно хором.
Я видел потопы, я нюхал пожары.
Я только что с боя. Мир сдохнет не скоро.
Старая трасса — собака ничейная.
Эти живые по-прежнему ропщут,
А я уплываю вверх по течению.
Хэй, кто возьмёт одинокого стопщика?
Я уплываю вверх по течению.
Реки на город направьте — оставьте
Цивилов без дома, а рыб — без наживы.
В траурный белый Небо покрасьте.
Я только что с боя. На поле все живы.
Старая трасса…
В нашей игре переправили правила:
Это не поле боя, это могила.
Доброе Солнышко всех нас подставило,
Доброе Солнышко всех нас спалило.
Красная лава — моё развлечение
Там, где нет ночи и времени года,
Я уплываю вверх по течению.
Каменный плот — это новая мода.
Старая трасса…
Рыба
Когда ты поймёшь, что ты поёшь не те песни,
Когда ты поймёшь, что ты плетёшь не те феньки,
Когда ты поймёшь, что ты мыслишь не на том языке —
Ты станешь слишком трезв и сам себе неудобен,
Ты уснёшь и проснёшься, и поймёшь, что подобен
Рыбе в своей тарелке,
Рыбе в своей тарелке,
Песчинке в море,
Капле в песке.
Ты смотришь в глаза чужих городов —
Ищешь мои окна.
Ты куришь фильтры чужих сигарет —
Ищешь мои губы.
Голова перестала быть головой,
Вместо Луны ты чувствуешь вой,
Ты не можешь есть рыбу,
Ты хотел бы дышать водой.
Два прекрасных воробышка в помойной яме
Спорили о Ницше, мерялись хуями —
Обоих смял экскаватор:
Пришла Весна,
Когда ты понял, что ты поёшь не те песни,
Когда ты понял, что ты глядишь не в те лица,
Когда ты понял, что ты помнишь не те имена.
Рыбе в своей тарелке,
Рыбе в своей тарелке,
Рыбе снилась чайка на обед,
Такая тёплая кровь и суши нет,
Любая рыба сильнее сети,
Любая птица быстрее пули.
Когда ты поймёшь, что ты плетёшь не те песни
Когда ты поймёшь, что ты поёшь не те лица
Когда ты поймёшь, что ты помнишь не на том языке —
Ты станешь слишком мёртв и сам себе неудобен,
Ты проснёшься, уснёшь и поймёшь, что подобен
Рыбе.
Невесть что
Я сам себе совесть, я сам себе невесть что.
Мой ангел свернулся клубочком в шляпе,
Укрыл себя крыльями и хвостом
И рожки запрятал в нимб.
Я сам себе рыцарь, я сам себе тридцать птиц.
Мой ангел устал доносить на Небо.
Смеялись прохожие, но
Я сам себе почесть, я сам себе нечисть,
Я сам себе совесть, я сам себе невесть
Что запахло вороньём, гнильём да тленом,
Что ты терпишь на своём куске Вселенной?
Распахни глаза, распусти цветы,
Расчищай говно на чужих путях,
Расскажи блядям о земных святых,
Вознеси их ввысь, разнеси их в прах.
На своих крылах нарезай круги,
Да на своём одном не пускайся в путь:
Разъебёшься в дым, станешь молодым,
А коль помрёшь говном, так не обессудь.
Я сам себе люди, я сам себе судия.
Мой ангел со злости плевал сквозь зубы,
Швырял в меня книгами Бытия
На всех языках земных.
Я сам себе ворог, я сам себе сорок дней.
Мой ангел смеялся и бил стаканы.
Молились прохожие, но
Я сам себе сука, я сам себе мука,
Я сам себе люди, я сам себе суди-
Я на ангельском крыле прорвал туманы.
Что ты терпишь на Земле обетованной?
На исходе дня разведи огни,
Разыщи звезду, положи к ногам,
Ухмыльнись Богам, затаись в тени,
А коль найдёшь покой, воротишься к нам.
На своих крылах долетишь до врат
Да на своём одном заползёшь в постель.
И воспрянет рай, и воссветит ад,
И согреет все тридевять земель.
Я сам себе совесть, я сам себе невесть что.
Мой ангел свернулся клубочком в шляпе,
Укрыл себя крыльями и хвостом
И рожки запрятал в нимб.
Я сам себя сделал, я сам себе белый свет.
Мой ангел — смешное моё творенье.
Проходят прохожие, но
Я сам себе почесть, я сам себе нечисть,
Я сам себе сука, я сам себе мука,
Я сам себе люди, я сам себе судьи,
Я сам себе совесть, я сам себе невесть,
Я сам себе совесть, я сам себе невесть что.
Леона
Леона — поэт, музыкант, оформитель, путешественник. Провокатор и романтик. Авторский сайт: http://www.leonka.net/ Пишет песенки с 1999 года, первые аудиозаписи относятся к 2002-му. С 2002 года по примерно 2007-й для поддержки собственных штанов и за добровольным неимением места работы и жительства Леона играет зимой по электричкам, летом — по прочим «стритовым» местам разных городов — переходам, бульварам, пешеходным улицам. С 2010 года в холодное время ездит поездами, почти не морщась. Песенки у Леоны разные. Тихие-тихие и громкие, раздирающие на части. Коротенькие и длиннющие. Блюзы и вальсы, рэггей и рок-н-роллы, тяжёлые нахрапистые ритмы и разухабистое веселье на полтора аккорда, а также их всяческое смешение — разные, разные песенки. Объединённые честностью, граничащей с нервным срывом. Яростью, обусловленной борьбой за выживание души. Не-инертностью, стремлением изменить, исправить или хотя бы пошевелить этот мир, поколебать и сдвинуть с мёртвой точки всё, что проявит к этому способность.