135 Views
День свидетеля
Саврасов был обычным человеком, ничем не выделялся, только выпить любил и цифры хорошо запоминал. И вот вышел он как-то за пивом, а тут — бац! — в его соседа Козлова на огромной скорости врезается машина и тут же уезжает. Саврасов выбежал на дорогу и номерной знак запомнил — как сфотографировал. «Ну сука, найду я тебя!», — заорал он и погрозил кулаком. А тут с асфальта Козлов приподнимается — повезло ему, два ребра сломал, а в остальном остался целёхонек. Как положено, менты подъехали снимать показания, и вдруг ни с того ни с сего выходит из ментовской машины какой-то непонятный майор в белой парадной форме.
— Есть ли свидетели? — спрашивает.
— Есть, — ответил Саврасов, — я номер машины видел и запомнил. Давайте скажу!
— Не, гражданин, номер вы нам позже скажете, а пока мне вам кое-что вручить нужно за то, что вы у нас есть. Тут, знаете ли, приказ из Москвы поступил, чтобы в каждом городском управлении проводился День Свидетеля — ну, в целях повышения раскрываемости. Ну и вот сегодня у нас в Безенчуке как раз такой торжественный день.
Вручили Саврасову букет цветов — прям как невесте — и повесили красную ленту на грудь «Почётный Свидетель» — тоже как из ЗАГСа. Налили стопку и повезли в машине в городское управление с таким почётом и уважением, какого у Саврасова в жизни не было.
Поднялись они в кабинет, а там сидит грустный усталый следак, показания записывает, никакого тебе праздника и триумфа.
— Вы Саврасов Сергей Михайлович, 1975 года рождения?
— Я.
— Расскажите, что видели.
И вот рассказывает Саврасов все подробности инцидента, как эта машина из-за угла появилась, как сломала два ребра его несчастному соседу Козлову, как скрылась на бешеной скорости за поворотом, и вдруг понимает, что пока его тут так все чествовали и поздравляли, номер машины он забыл. Больше всех огорчился майор — тот самый, который Саврасову цветочки дарил.
— Ну как же так, гражданин? Мы же на вас так надеялись, что вы нам процент раскрываемости повысите, а вы даже то, что помнили, уже забыли. Вы что же, хотите, чтобы мы, как при Лаврентии Палыче Берии, заставляли вас вспомнить то, чего вы никогда не знали и не помнили? Так тут-то задачка попроще!
— У меня, — ответил Саврасов, — память фотографическая. Картинку увидел — цифры запомнил. Развидел — тут же забыл. Может, поедем обратно? Я бы на дорогу посмотрел, да, может, номерок и вспомнил. Только, гражданин майор, давайте уже без цветочков и ленточек. Почёт почётом, но Берии мне как-то не хочется.
Поехали они обратно на место происшествия. Повезло Саврасову — вспомнил он номер машины, попрощался с ментами, да и пошёл себе за пивом. Вот такая ситуация получилась. Кстати, Саврасов и поныне живёт в Безенчуке, в том же доме, по соседству с живым и здоровым Козловым. Вот только ЗАГСы и ментовку он теперь обходит стороной, а то ведь страшно же.
Анархисты Похвистнева
В любом городе случаются неудачные дни, даже в Питере. Утром на Олега наехало начальство. Днём ему устроила взбучку девушка. Вечером Олег зашёл в любимое кафе на Шпалерной, открыл ноутбук и занялся поисками идеалов свободы, равенства и братства.
Увы, все интересные сайты были на английском языке и касались борьбы за счастье в Европе, что Олега не интересовало. Русские ресурсы были, по большей части, давно заброшены. Заглянув на всемирный форум анархистов, Олег увидел единственное русскоязычное сообщение десятилетней давности — короткое и отчаянное.
«Товарищи! Мы хотим сказать, что нас не сломали, не уничтожили, мы существуем. И мы обязательно будем бороться дальше, хотя тут на пятьсот километров не встретишь ни одного единомышленника. Недавно на нашу коммуну напали менты. Пашку взяли, но остались ещё Серёга, Настя и я. Мы им покажем политические репрессии. Они ещё пожалеют. Да здравствует свобода! Анархисты Похвистнева».
На следующий день Олег уволился с работы, расстался с девушкой и купил билет на поезд Санкт-Петербург — Уфа. Ехать до места назначения оказалось долго, и он успел продумать всё до мелочей — как он будет ориентироваться по стрит-арту, осторожно опросит местных жителей, что скажет неизбежным, как моча в толчке, ментам.
Знак анархии в Похвистневе оказался всего один — на стене заброшенного хозблока с забитыми, как полагается в таких случаях, окнами. Пробравшись через кусты дикого крыжовника, Олег осторожно раздвинул доски, загораживающие оконный проём, и залез вовнутрь. Как ни странно, в единственной комнате оказалось довольно чисто, хотя и очень пусто. Вероятно, здесь жили ещё буквально пару лет назад, но перед тем как съехать, вынесли всё мало-мальски ценное. Или, что более вероятно, ничего ценного здесь уже и так не было.
На косоногом столе лежала забытая аудиокассета. Раскрыв пыльную коробку, Олег увидел полустёртую надпись фломастером «Михаил Бакунин, лекции». Слушать кассету было не на чем, но Олег и без этого всё прекрасно понимал. «Мы будем бороться дальше», — эти слова пьянили его, как пепел Клааса, стучащий в сердце Тиля Уленшпигеля, как послание капитана Гранта в бутылке из-под «Мадам Клико».
Положив кассету обратно на стол, Олег начал уборку в своём новом доме. Первым делом он собрал все окурки и пивные бутылки, подмёл зассанный и продавленный диван. «Pohvistnevo anarchy community is great again!», — коротко написал он на всемирном форуме анархистов, открыв новую главу в борьбе за мировую справедливость в одном отдельно взятом городке.
Вечный мужик
В некой деревне под Бугурусланом жил вечный мужик.
Ну, точнее, сначала-то он не был вечным. Обычный такой мужик был — пил без просыху, не работал ни единого дня, бабу свою бил, а она его любила, потому что свой, родной. Дочь у них Анька была, ей тоже перепадало.
Однажды на день рождения кто-то по недоумию пожелал мужику жизнь вечную — а она возьми да сбудься. И вот живёт мужик, пьёт, дерётся, а не стареет. Уже и баба его потихоньку сдавать начала, и дочери без малого шестнадцать лет, а он всё такой же бодренький да жизнью довольный, и нет ему никакого сноса.
— Так я же, значит, теперь не простой, а вечный! — понял мужик, — значит, за мной будущее! А раз я один такой, и будущее только за мной, то, значит, могу делать, что захочу!
Первым делом показалось ему старой его баба, выгнал он её и решил найти девку помоложе. А тем временем в Оренбуржье уже все знали, что в одной деревне мужик вечный завёлся, и повалила к нему целая толпа девиц, все как есть за будущим.
Как только увидел мужик столько баб, понял он, что не просто так появилась эта благодать. Ежели в нём такой талант и такая глубина теперь существуют, это значит, ни больше, ни меньше, что теперь вся Россия зависит только от него одного!
Был он хоть и бездельником по жизни, но аккуратным и практичным. Построил девок в очередь и каждую выебал по разику. Если не забеременела, ебал ещё, на будущее нации работал. Обработал сто, обработал двести баб. Под конец уж и Анька не выдержала, говорит: «Пап, трахни ты и меня тоже, хочу в ногу со временем идти». Мужик дочь свою любил, выебал и её, а то как же без будущего-то.
Кончилась эта история, когда бабы рожать начали — всё сплошь мёртвых младенцев. Не получилось у них будущего. Мужик загоревал, запил по новой, а потом к бабе своей вернулся, и она его приняла — а как же, ведь свой, родной. Потом, говорят, всё же подох с перепоя — к своему и общественному облегчению. А Анька уехала в Балаково, вышла замуж за таксиста, родила двоих, и без будущего не осталась. Так что у сказочки этой счастливый конец, а не как обычно в жизни.
Неоконченная колыбельная
Все вечера Юра проводил одинаково — наливал себе кружку чая, усаживался на шаткую табуретку и, пялясь в окна хрущёвки напротив, пытался вспомнить, отчего он на ужин обедает завтраком. Когда старые бабушкины часы пробивали двенадцать ночи, Юра ложился на кушетку, накрывался старым коричневым пледом, который уже лет двадцать следовало выбросить на помойку, и тихо, чтобы не разбудить соседей, включал радио, где как раз начиналось его любимое ночное ток-шоу.
После короткого нелепого джингла из динамика слышался знакомый, слегка хриплый голос. Его грубоватые интонации успокаивали Юру, давая надежду, что в мире полно законченных придурков кроме него.
— Здравствуйте, дорогие лузеры. С вами Радио Безымянка Стэйшн и Алексей Караковский в передаче «Ошибка природы» — единственной отдушине для тех, у кого не сложилась жизнь, и у кого херово на душе. Я вот часто думаю, что есть в этом что-то нездоровое — упиваться счастьем и вообще всяким позитивом, считая непрерывность этого упивания безусловным благом. Прям мастурбация какая-то, ей-богу. Ужасно хочется сделать что-то назло — ну и, как видите, у меня получается, иначе этой программы не существовало бы в принципе. Ну так о чём это я? А о том, дорогие мои неудачники, что сегодня мы с вами будем разговаривать о том, как всем на вас насрать. Вот иду я, к примеру, сегодня по скверу Калинина и вижу, как голубь обосрал бомжа. И думаете, бомжу от этого было плохо? Да он даже не проснулся. Короче, кладите болт на то, что вас обсирают. От этого обсирать, конечно, не перестанут, так что из унылого говна в позитивную какашку вы не превратитесь. Но зато будет хотя бы не так погано. А сейчас у нас на связи Аня с Черемшанской. Аня сидит дома, и ей очень херово, потому что она одна, и не спится. Аня, расскажи, о том, как тебя все обсирают по жизни… (в этом месте в эфире слышалось какое-то жалкое мычание, едва прорывавшееся свозь плач и ничем не похожее на человеческую речь)… Короче, Аня, я тебе что хочу сказать: все обсирают всех, и процесс этот неизбежный. Посылай всех нахрен и устраивай обсиралово сама — так хотя бы будет не очень обидно. Вернёмся, однако, к бомжу. Заметьте, будучи сторонником пассивной жизненной позиции, он так и остался обосранным с головы до ног. А вот что сделали мои знакомые панки с пятнадцатого квартала в аналогичной ситуации? Они показали правильное, активное отношение к жизни и мало того, что поймали этого сраного голубя, так ещё задушили, зажарили его и съели! Понятно, что эти придурки сдохнут от орнитоза, и вообще никогда не уподобляйтесь идиотам, но зато они чётко объяснили миру, что готовы пойти буквально на всё, лишь бы их не обсирали. Кстати, не забудьте принять участие в нашем голосовании «На что ты готов, чтобы тебя не обосрали», которое проходит буквально в эти минуты на наших страницах в Фэйсбуке, Одноклассниках и Вконтакте. А теперь пойду-ка я, тресну водки, потому что по трезвяку вести эту передачу нереально. Ну а пока меня не будет в эфире, послушайте композицию одних редкостно невезучих чуваков из Димитровграда, которые однажды полным составом попали в ночную пьяную драку у винного магазина, и потом хрен знает сколько лет не могли ни на чём играть. Хотя песни у них были такие дерьмовые, что, может, нам всем ещё повезло, что не могли… До встречи через три минуты, с Вами «Ошибка природы» и ваш ненавистный радиоведущий Алексей Караковский. Дальше мы поговорим про обсиралово на работе…
Звуки говённого русского рока вызывали у Юры непреодолимое желание сна. Погасив одним щелчком «пилота» ночник и радиоприёмник, он облегчённо проваливался в бессознание. Кажется, ему так ни разу не удалось дослушать передачу до конца — но, скорее всего, это по умолчанию следовало из её формата. Зато теперь у него хватало сил и бодрости просрать непонятно на что ещё один идиотский, на хер ненужный день.
Не зашло
Правду люди говорят: для радости нет поводов, есть только причины, ну а для какого-нибудь дерьма и повод не нужен, оно происходит само по себе. Короче, как-то одна пятнадцатилетняя девочка случайно забеременела — а потом и вторая. Решили они покончить с собой, забрались на крышу Элеватора, где, собственно говоря, и наткнулись друг на друга.
— Ты чё тут делаешь?
— Да вот, залетела, хочу с собой покончить.
— Бга-га-га, я тоже! А давай вместе помрём?
— А давай!
Взялись они за руки, пошли по крыше, и что-то перехотелось им умирать. Уже ночь наступила, потом и утро, а они всё ходили-ходили, но никак не могли собраться с духом. Сели на краю крыши, обнялись, смотрят на Фрунзенский мост.
— Может, не будем умирать? — сказала одна, — а то что-то ссыкотно.
— Ну ладно, не будем, — ответила другая, — мне тоже как-то не зашло.
И не умерли они.
— Может, не будем рожать? — сказала одна, — ну не знаю, соврём что-нибудь.
— Ну давай, — ответила другая, — я не против.
И не родили.
Потому что если браться за то, что прямо сразу не зашло, точно ничего хорошего не получится. В этом люди тоже не врут!
Космопорт
Один мужик купил километрах в пятидесяти от Отрадного гектар земли и построил на нём космопорт для НЛО. По правде говоря, выглядел этот самый космопорт неказисто — как был пустырём, заросшим всякой фигнёй, так им и остался. Ну разве что, появился при въезде на поле нелепый стальной ангар, да новые указатели на дорогах. Деревенские смотрели на мужика как на придурочного, но, он, видать, что-то знал, потому что однажды инопланетяне всё-таки взяли да и прилетели. Долго, впрочем, контакт цивилизаций не продлился: в тот же вечер НЛО убралось восвояси, а мужик заперся в своём ангаре, запил, да и выставил поле на продажу.
Долго ли коротко ли, нашёлся на поле покупатель.
— Чё, пшеницу посеешь? Или кукурузу? — осведомился хозяин.
— Нет, космопорт буду строить для НЛО! — ответил покупатель, — говорят, они сюда уже прилетали, значит, пойдёт дело.
Мужик аж чуть со стула не упал от неожиданности.
— Я тебе вот что скажу: инопланетяне сюда больше никогда не прилетят. Знаешь, сколько я мечтал, что однажды они появятся и заберут меня отсюда? Двадцать лет! Нет, двадцать четыре! Планы строил, все виды летающих средств изучил. Сигнальную систему собственную разработал, чтобы точно меня заметили, не перепутали ни с кем. И вот прилетают эти сраные твари и говорят мне, знаешь что? «Вот думаешь, почему мы на НЛО летаем вокруг Земли? Потому что дома у нас сплошная хуета, и мы ищем места, где оттяг и клёво. Ну и какого чёрта ты нас притащил сюда, в эту хуету? Думаешь, у нас сильно лучше? Если ты такой лох, то сиди и дальше на своём пустыре, а мы полетим и поищем себе нормальное местечко и, кстати, нормальную компанию».
Подумал покупатель, да и уехал навсегда из Самарской области в дельту Ориноко. Мужик вскоре продал поле какому-то унылому татарину из местных и выбрал для житья Кению. А инопланетян в Отрадном и впрямь больше не встречали.
Рука отца
Настя шла по лесу и увидела отрубленную мужскую руку. Почему-то она совсем не испугалась и, подняв её в воздух, спросила:
— Рука, ты чья?
Рука согнула пальцы и указала направление куда-то в бок. Настя решила сходить, посмотреть, да и идти пришлось недалеко — метров двадцать. На краю поляны у недавно выкопанной могилы стоял добрый небритый мужчина без руки, а на спине у него виднелись два крыла — но какие-то общипанные, без пёрышек.
— Это твоё? — спросила Настя.
— Моё, — ответил мужчина и приставил руку на место. Рука зашевелилась.
— А ты что здесь делаешь?
— Да вот, умирать собираюсь. А вообще я тебя не случайно позвал, я отец твой, познакомиться хотел.
— Ну и как, познакомился?
— Ну вроде да. Теперь и умирать можно.
— Ну тогда пока, — сказала Настя и пошла из леса к электричке на Жигморе.
А мужчина там так и остался. Да и история эта как-то быстро забылась, более важные дела возникли.
Смерть афериста Чижикова
Вообще Чижиков не был каким-то там по-особенному умным или проницательным — просто он мастерски умел разжигать алчность. Он ведь даже не врал, когда рассказывал о том, сколько можно получить на халяву бухла, девок, машин, хат, красивой жизни. И поэтому, обещая каждой новой жертве все эти блага в обмен на скромные пожертвования, он был чертовски убедителен. В девяти случаях из десяти у собеседника загорались глаза, и он отдавал Чижикову всё, что имел — сбережения, транспорт, недвижимость. После этого Чижиков, разумеется, исчезал навсегда — тратить деньги и искать новых жертв. Так продолжалось долго — лет десять.
Влетел он, конечно, по-глупому. Надо было сразу понять, что не стоит лезть к двум подозрительным нищебродам, которые посреди площади Высоцкого прямо вслух обсуждали, сколько денег им удалось сэкономить за год. Вежливо выслушав зажигательную речь Чижикова про деньги рекой, бухло и блядей, они посмотрели на него, как на идиота.
— Брат, по ходу, тебе пизда, — вкрадчиво сказал один.
— Пошли с нами, тебя надо спасать, — подтвердил другой.
Чижиков сам не понял, как и почему и подчинился. Его затолкали в машину, ждущую поодаль, после чего привезли в подвал неприметного частного дома на улице Промышленности. Там уже собралось десятка полтора человек. В полумраке поблёскивали средневековые орудия пыток и новенький немецкий детектор лжи.
— Добро пожаловать, — с приторной улыбкой произнёс главный.
— Где я? — занервничал Чижиков.
— В команде психологической поддержки — Группе планирования семейного бюджета. Мы ждали только тебя!
Чижиков побледнел. Впервые за всю жизнь ему стало по-настоящему страшно.
Около месяца о нём никто не слышал, и лишь в начале августа исхудавший от психологических и физических пыток Чижиков появился на Осипенко, рядом с остановкой трамвая. Он просидел на лавочке в одной позе — с раннего утра до позднего вечера, абсолютно молча. Около часа ночи несчастный, пошатываясь, побрёл в сторону Рашпиля, а с рассветом его тело, упавшее с двадцатого этажа, нашли прохожие.
Квартиру на Куйбышева, дом в Зубчаниновке и два чёрных «Лексуса», принадлежавшие Чижикову, в тот же день увели какие-то мошенники. Родственники не забрали тело погибшего, и оно было похоронено в общей могиле в совершеннейшей безвестности. А вот бляди по Чижикову скучали ещё долго — месяц или два.
Потому что чисто по-человечески привязались.
Небо над Новокуйбышевском
Серый допил бутылку пива и поставил её у скамейки. Бутылка упала. Серый притронулся рукой к земле — земля вздрагивала.
— Опять дрожит, — сказал Серый, — хуй пойми что, землетрясение, что ли?
— Да какие в пизду землетрясения на Волге, — ответил Колян, — это же метро.
— Какое метро, Колян, ты охуел? Подумай, где Самара, а где Новокубуйбышевск!
— В натуре метро, говорю, тайная ветка. Построили ещё в шестидесятые, чтобы когда американцы придут, сразу всю Самару под землёй в Новокуйбышевск переправить.
— А если американцы к нам, в Новокуйбышевск припрутся?
— Ты дебил, что ли? Тогда весь Новокуйбышевск в Самару уйдёт. Ну, кто успеет.
Серый представил, как американские морпехи выпрыгивают из вертолётов в Новокубуйбышевске, бросаются грабить Сбербанк, «Пятёрочку», мирные засранные хрущовки, как они вытаптывают хилые огороды, ломают заборы, переворачивают помойки, как они насилуют соседскую алкоголичку Ксюху, которую он и сам был не прочь трахнуть, да всё как-то случая не представлялось. В его душе боролась ненависть к американским свиньям и возбуждающее желание самому стать одним из них, чтобы Ксюха, наконец, перестала ломаться и дала по-настоящему, как американцу.
— Колян, а ты английский знаешь?
— Ну так, немного, а нахуя он мне? Думаешь, я к ним здороваться пойду? Да я этих мразей всей душой ненавижу. Что Обама, что Буш, что Байден, все они пидорасы, и каждый мешает нашей стране быть великой. Вот нахуя только Аляску им отдали? Знаешь, я бы к ним ещё в Калифорнию зашёл, трахнул бы местных девок, пидорам ихним ебала бы поразбивал. Вот прям в охотку! Так нихуя же. Чего-то мы всё жмёмся, в Америку не идём.
«Блядь, а вдруг это я сейчас Родину предаю?», — испугался Серый и попытался больше не представлять себя американским морпехом, но ебаться всё равно хотелось невыносимо.
Позади хлопнула дверь подъезда. Серый оглянулся на звук. Прислонившись к двери, Ксюха оглядывала двор мутным взглядом.
— Пацаны, а у меня телек чего-то не показывает. Может, посмотрите?
— Да иди ты нахуй, — отмахнулся Колян.
— Пойду гляну, — согласился Серый.
— Ну и пиздуй, куда хочешь…
Засранная квартира была завалена хламом и пустыми бутылками. Ксюха сидела на мятой постели в одном халате. Раздвинув мусор, Серый склонился над телевизором. Провод питания тянулся к удлинителю, но удлинитель в розетку воткнут не был. Серый вставил штепсель на место, и всё заработало. По телевизору шли новости о США.
— Ты смотри, что творят, черти! — пробормотала Ксюха.
Ничего не говоря, Серый залез рукой в вожделенный халат. Не отводя взгляда от телека, Ксюха легла на край постели и раздвинула ноги. Сделав первый толчок, Серый уже не помнил, как пять минут назад чуть не продался Штатам — теперь он любил Родину всей полнотой своей русской души, всей длиной своего члена. Кончив, он уткнулся лицом в сальные Ксюхины волосы и тут же уснул. Ему снилось тайное метро и американские вертолёты, взрывающиеся прямо в небе над Новокуйбышевском.