26 Views
* * *
Природа стыдится того, что осталась ничьей,
Встречает рассвет на подгнившей соломе лучей,
И в сторону взгляд свой отводит,- смотреть неприятно
На то, как по влажной траве расползаются пятна.
Покуда не хочет густеть остывающий клей,
И воздух непрочно стоит на промокшей земле,
Чуть-чуть покосившейся, хлипкой подставкой для солнца,-
Слегка пошатни – на лучины тотчас распадется.
Вот только с утра к тишине ты немного привык,
Но табор ворон в одночасье молчанье на крик
Меняет, швырнув беспокойство и гомон вокзалов
Как стопки листовок в пустынные гулкие залы.
Под аркой подъезда прохлада стоит на посту,
Оранжевый дворник метёт золотую листву,
С востока дымы на дома надвигаются хмарью,
И ветер горчит перегноем и дизельной гарью.
* * *
Время новой побелки. Фасады деревьев в лесах.
Переходы аллей превратились в пещеры из карста.
В придорожных канавах вода застывает на царство,
От сверканья небес черви тьмы копошатся в глазах.
Это время ремонта. Стиранья примет и следов.
Избавленья от прежних помарок, потёков и пятен.
Многократно изученный парк стал опять непонятен.
Пряди мёртвой травы, словно лак, покрывает ледок.
Время чистых страниц. За эпохой посевов и жатв
Непременно приходит пора исправленья ошибок.
Друг за друга цепляясь, летят шестерёнки снежинок,
Или лица ушедших, спускаясь на землю, кружат.
* * *
Спешил,- белоснежный и чистый,-
Как прежняя русская речь,
На лапах еловых лучиться,
Платанам на плечи прилечь
Кружась меж домов и соборов,
Обзор заметал, невесом,
Расставил фарфоровый город, –
Сервизом на сотни персон.
Слетал на косынки и шубы,
На выбоины мостовой…
Постой, не облизывай губы,
Не прячься в подъезде, постой!
С кислинкою запах сосновый.
Морозно ль щекам? Горячо.
Чего ж так не терпится – новый?!
Ведь этот не старый еще.
Пока он исполнен свеченья,
Бордовой припухлости гланд,
Пусть выложит слово «сочельник»
Лампадками тусклых гирлянд.
Рассветов густая заварка
И сумерек ранних ленца…
Пусть жалость свечного огарка
Во мне догорит до конца.
* * *
Когда три четверти суток вместо солнца нам светит месяц,
Когда снега и пески по горло всё замели,
Мы верим в то, что где-то родился Младенец,
И этот Младенец – Творец Небес и Земли.
Он пока не Господь, не командир
группы валькирий «Вагнер»,
Он пока не умеет даже ни встать, ни сесть,
На руках Марии лежит беззащитный беззубый агнец,
И лишь ангелы знают, что это большая честь.
Мы готовы на всё – только б этот младенец вырос,
Только б он избежал нищеты и рабских оков,
Его может сгубить любая бактерия или вирус.
Его может сожрать любой из земных волков.
Но если под снегом или песком уже не видна дорога,
И от сводок военных безнадёгой и смертью несёт,
Знай, что где-то в сарае еврейка рожает Бога,
И этот младенец всех нас непременно спасёт.
* * *
Под зимним небом заварным
Домам не сладко ль спится?
Соткали новый саван им
Рождественские спицы.
Дома уснули – не буди,
Уснули человеки, –
И стала кожа на груди
Прозрачнее, чем веки.
Через прорехи этих век,
Запрета не нарушив,
На стужу смотрит человек,
Душа глядит наружу,
Не различая сквозь печаль
Ни город;, ни лица.
Меж облаков проходит вдаль
Луна, как проводница,
Оставив тучи зависать
Над тусклой телевышкой,
Трущобы превращать в леса,
Особняки – в ледышки,
Метать морозную икру
На белые салфетки,
Пока по стенам на ветру
Слепые шарят ветки.
Стряхнул на землю пух и прах
Протяжный выдох горна:
Летит пространство на санях
В далёкое просторно,
Где видят перистые сны
Журавль и синица,
Где пряжа тонкая зимы
Позёмкою струится.
* * *
Бесконечные праздники. Что ж ты, хозяин, не весел?
Разливаешь кипящих гостей по фарфоровым чашечкам кресел,
Угощаешь их тонко намазанной лестью-икрою,
И уходишь в заснеженный парк – ночевать под корою.
Зимовать под корой старой липы – невзрачной личинкой,
В оболочке хитиновой прячущей нежность начинки,
От морозов укутанной мхом – серебристою ватой,
Между ждущими и торопящими крепко зажатой.
* * *
Тяжелой периной покрыты дома и луга.
Чтоб нас разглядеть, наклоняется к окнам пурга.
Её воробьиное сердце о стекла стучит,
Не громче, чем сердце сверчка, что за печкой молчит.
В распластанном мире не стало совсем высоты,
Бесцветным на белом во тьме расцветают цветы.
Вишнёвое дерево бурею взято в охват,
И кажется, будто три вишни в обнимку стоят.
Склонилась одна от рубиновых сгустков в ветвях,
Другая соцветья бросает на вымерзший шлях,
А третья прозрачна, как речки прохладный напев,
Она из породы иных, бездревесных дерев.
Мне чудятся в сумраке дочка, невеста и мать,
Их свет, разлинеен, лежит на земле, как тетрадь,
Их гибкие руки ложатся на лоб и виски,
Их губы касаются белого сердца пурги.
* * *
В лоб целуя тебя, словно сам только что сотворил,
Из земли и желанья, чтоб кто-то меня полюбил,
Помолившись судьбе, чтобы день беспечально прошёл,
Улыбаюсь себе, выдыхая во тьму – «хорошо!»
И, включенной мобилкой полкруга во тьме прочертив,
Нахожу, наконец, на столе кошелёк и ключи,
Выхожу из подъезда, как в космос, в морозный январь
Из египетской тьмы – под янтарного света фонарь.
Я бегу, в полусне застегнувши скафандр пальто,
На метро, огибая консервные банки авто.
И такая в гортани сгустилась к утру пустота, –
Прорывается брызгами смеха из краешка рта.
Ветер пишет по лужам, да почерк – поди разбери.
Тщетно борется стужа снаружи с пожаром внутри,
Словно натиск прибоя столкнулся с волною огня,
Словно что-то случилось со мной, но уже без меня.
Показалось опять, что душа собирается в путь.
Не настолько я свят, чтоб безропотно душу вернуть.
Но она, не спросившись, уходит на свет не спеша.
Чем заплатишь за жизнь опустевшему телу, душа?
* * *
На хлипких санках маленький январь:
Ушанка, шарф, потресканные губы.
Земля теряет волосы и зубы,
А в небе спорят киноварь и гарь.
Медлительны и слишком горячи
Глотки глинтвейна в веточке трахеи.
Воняют краской рёбра батареи,
И чашка гаснет, как огонь свечи.
Январь играет с выводком котят,
Он так далёк от совершеннолетья!
На круглых щёчках – сакуры соцветья,
В ладоши хлопнет – мотыльки летят.
Клеёнка сложена и влажной тряпкой вытерт
Широкий стол, похожий на кровать.
Я в шею захотел поцеловать
Тебя, но шею облегает свитер.
Январь, я оказался не готов
К твоим зрачкам, прицельным как мишени,
И ангелы высоких напряжений
Слетают в небо с голых проводов.
* * *
Мороза газировку залпом
Глотну – и в глотке зазудят
Еловой хвои кислый запах,
И мандарина аромат.
Работа – дом, маршрут недолог,-
Пройду по снегу, вдоль тропы:
Ломая тысячи иголок
Одним нажатием стопы.
И пульс частит, как будто сердце
Спешит за солнцем, а оно
Бежит быстрее, чтоб согреться,
И светит в каждое окно.
Хоть холод вынесешь за скобки,
Но всё-таки пробьёт озноб,
Когда мелькнёт на остановке
Автобуса стеклянный лоб.
Ключ провернёшь, вонзивши в рану
Замочной скважины, как нож,-
И пошатнёшься, словно пьяный,
Когда порог перешагнёшь.
Михаэль Шерб
Родился в 1972 году в Одессе. Окончил физфак ОГУ. С 1994 года – в Германии. Окончил Дортмундский технический университет, работает программистом, женат, сын. Публикации в журналах «Дружба народов», "Новый журнал", "Арион", «Интерпоэзия», Homo legens, «Крещатик», «ШО», "Радуга", «Эмигрантская лира» и других. Призер чемпионата Балтии-2014, фестиваля «Эмигрантская лира»-2013.