62 Views
Берегите наш язык
На погосте тишина —
Ни следа былых баталий.
Отдыхает прах эпох,
Пустоту сочит родник.
Только ночью вдоль оград
Бродит призрак Розенталя
И выводит на камнях:
«Берегите наш язык,
Берегите наш язык».
Я хотел сказать: «Прости»,
Получилось: «До свиданья».
Ты пыталась намекнуть,
Получилось напрямик.
Так страдательный залог —
Фактор жизненных страданий.
Чтобы чувства не спугнуть,
Берегите наш язык,
Берегите наш язык.
А на линии разгул
Телерадиожиголо:
Пал герой, разбив экран,—
Пять других заблещут вмиг.
Рвётся связь, горит эфир —
Это автор жжёт глаголом.
Кто заткнёт ему фонтан?
Берегите наш язык,
Берегите наш язык.
Вот на утренний обход
Вышел сторож бородатый.
Спит гранит, молчит песок,
Улыбается старик.
Он не помнит имена,
Не разглядывает даты,
Он читает между строк:
«Берегите наш язык,
Берегите наш язык».
Китай
А давайте все поедем в Китай,
А давайте все поедем в Китай.
Видишь зыбь на воде реки Янцзы
От Хутяо-Ся до знойных долин?
Вдоль Янцзы ходит-бродит Лао-Цзы,
Лао-Цзы придумал «Дао дэ цзин».
Дзынь-дзынь-дзынь — пустота звенит,
Совершенство неизъяснимо.
Так давайте все поедем в Китай,
Так давайте все поедем в Китай.
Там Конфуций научит нас кунг-фу
На горе Хэньшань по пояс в снегу.
В Новый год Бодхидхарма к нам придёт
И покажет свой могучий цигун.
Инь и ян, тайны бытия
Отразит один иероглиф.
Ну давайте все поедем в Китай.
Соберёмся и поедем в Китай.
Не секрет, что того Китая нет —
Жил да был, да и закончился он.
Вдоль реки мастерят пуховики
И паяют самопальный айфон.
Только глянь — и скажи: «Цзай цзянь»,
И кури бамбук из Шанхая.
Так давайте не поедем в Китай.
Так давайте все останемся тут.
Так давайте все покурим бамбук.
Мыши
Каждый то, что хочет, то и слышит,
Даже кто угодно, даже я и ты.
В доме жили серенькие мыши —
Серые рубашки, серые хвосты.
Судеб не решают, не вершат,
Тихим полушёпотом шуршат
И воспитывают серых, серых
Одинаковых мышат.
Серые оконные решётки,
Серая побелка, серая судьба.
Мама пела серому мышонку:
— Спи, мой серый мальчик, сладко, баю-бай.
Сереньким живётся без хлопот,
Нам с тобой не страшен серый кот,
А кто не будет серым, незаметным —
Он того и заберёт.
Каждый то, что хочет, то и слышит.
Вырастут мышата серыми, как мать.
Серый кот не ловит серых мышек,
Мыши населяют серые дома,
Потому что так заведено:
Серые друг с другом заодно.
Серые рубашки в магазинах
Все раскуплены давно.
Кот
Может, это жизнь, может быть, одно названье —
Кто же знает наверняка?
Ты пасись, мой кот, на привольном на диване,
Вейся, вейся, мех, по пушистым по бокам.
Вейся, вейся, мех, по бокам.
Научи меня не искать казны и славы,
Дай забыть, что ждёт впереди.
Ты ходи, мой кот, с бодрой песнею направо,
А налево, кот, с мудрой сказкою ходи,
С заповедной сказкой ходи.
А когда прорвёт, и раскатятся раскаты,
И начнётся пыль да туман —
Мы с тобой, мой кот, одолеем супостата,
Снова мир спасём и вернёмся на диван.
Мир спасём — и вновь на диван.
В мире всё к добру — даже то, что с виду плохо,
Даже там, где суть не ясна.
Мы с тобой, мой кот, два лица одной эпохи,
Две родных души — или всё-таки одна?
Две души, а вроде одна.
Мефодий
Шумит листва, стоит Москва, живёт Евгения.
У неё сверху голова, а в ней сомнения:
Свезло ей организовать мужчину вроде бы,
Одно лишь но — про то, что звать его Мефодием.
Хорош собой и не дурак, вполне общительный,
Но что Мефодий — это как-то подозрительно.
У всех Альберты или Львы, на край Аркадии,
Лишь у Евгении — увы на данной стадии.
Парам-пам-пам,
Парам-парам-пам-пам.
Что толку думать и гадать, мечтать, кто спас бы как?
Его родителей, видать, сподвигла азбука.
Они шаблон превозмогли простонародия
И не Кириллом нарекли, а вот Мефодием.
Она его в контактный лист внесла украдкою:
Сначала «М», потом дефис, потом «И краткое».
Зачем не звать его Луи, не Фридрихом зачем
Или хотя б не Михаилом Константинычем?
Хотя нетрудно угадать, о ком пародия,—
Кончай, Евгения, страдать из-за Мефодия.
Хочу идеей основной закончить песню я:
Ты увлекайся лучше мной, я интереснее!
Парам-пам-пам,
Парам-парам-пам-пам.
О погоде
Здравствуйте, с вами новости дня.
В пригороде маньяк
Препарирует гастарбайтеров,
В детском саду случилась резня,
Наркокурьер с мигалкой
Столкнулся с военным катером,
Плачут у края кратера матери.
И о погоде:
Небо безоблачно,
Днём без осадков,
В меру тепло.
Здравствуйте, с вами новости дня.
Очередной теракт
Спровоцировал революцию.
Грянула мировая война,
Брат убивает брата,
Кровавые реки льются
И рушатся ключевые конструкции.
И о погоде:
Давление в норме,
Влажность в порядке,
Можно гулять.
Новости мира в этот четверг:
Инопланетный враг
Распылил мутаген злокачественный.
Губит эпидемия всех,
Зря бедолаги молятся,
Зря в катакомбы прячутся —
Вымерло человечество начисто.
И о погоде:
Она чудесна,
Благоприятна
Как никогда.
Будет погода
Великолепна
Ныне и присно
И во веки веков.
Ненавижу осень
Ненавижу осень,
Ненавижу осень сразу всю!
Холодает, поливает, задувает косяки.
Птицы, рыбы, самолёты улетели зимовать.
Недоделанные мысли, бестолковые стихи —
Вот такое никакое время года,
Отнимающее степени свободы.
Я, как памятник себе нерукотворный весь,
Я желтею, опадаю, загниваю здесь!
Ненавижу осень,
Ненавижу осень, как никто!
На барометре засада, на дорогах карантин,
Все подруги дней суровых — на Дворцовой, на Сенной.
В этой грёбаной деревне я торчу совсем один:
Не порадуют ни новости, ни гости;
Я пишу, пишу, пишу, пишу со злости.
Затрубят энциклопедии, как я здесь жил —
Как я с осени тащился, как её любил!
Ненавижу осень,
Ненавижу осень и стихи!
Будут мучать пионеров биографией моей,
Препарировать мозги и бакенбарды измерять.
Дунем с горя, где же дудка,
сердцу станет веселей!
Напишу десяток маленьких трагедий,
Задушу недогоняющих соседей…
Эх, я в Болдине останусь зимовать один.
Ай да Пушкин, ай да Пушкин, ай да сукин сын!
Ненавижу осень,
А про зиму и вообще молчу!
Зимняя песня
Спит мой дом, мой холм, мой свет.
Спит над ним туман и снег.
Белый дым плывёт над фьордами.
Старый тролль бредёт с холма,
У него в мешке зима,
Свет луны и ветер с берега.
Мой драккар плывёт, плывёт во сне
К той стране, к далёкой той стране.
Доплывёт ли он когда-нибудь?
В той стране высок дворец,
Во дворце златой ларец,
В нём богатства древних конунгов.
Стережёт его дракон,
Я видал его тайком,
Но златой ларец не нужен мне.
Нужен мне весенний луг,
Бубна звон и пляс подруг,
Добрый эль и песня славная.
Мой драккар плывёт, плывёт во сне
К той стране, к далёкой той стране.
Доплывёт ли он когда-нибудь?
Старый тролль ушёл, ушёл,
У холма забыл мешок.
Свет луны кругом рассыпался.
Спит мой дом, мой холм, мой свет,
Спит мой дым, туман и снег
На могилах древних конунгов.
Интеллигенты
Как концептуальна
Плоскость кухни в ноль часов!
Мы случились здесь,
Чтобы опять пофилософствовать
О кризисе системы в иерархии вещей,
Обо всём, что втуне и вотще,
И о том, как плохо всё вообще!
Все мы не жнём, не пашем, не куём —
Темы для разговоров создаём.
Все мы интеллигенты,
Интеллигенты
И тем живём!
Книг твоих не выпускают:
Тема, мол, не та;
Выставки твои загнулись,
Так как нерентабельны.
И всё равно ты гений —
Что там Сартр и Мопассан!
А кто добился больше, чем ты сам,—
Все они бездарная попса!
Ждём мы, но перспективы таковы,
Что мы в глубоком стазисе, увы.
Зато мы интеллигенты,
Интеллигенты —
Не то что вы!
Правящий режим,
Соответственно, душит и гнетёт.
Интеллектуальная элита поведёт народ
На реорганизацию структур как таковых…
Впрочем, как-то раз сменили их —
И что-то нам не лучше при других!
Чудом режим изменится опять —
Будем страдать на кухне и ругать.
Повсюду интеллигенты,
Интеллигенты,
Едрёна мать!
Телеграфист
Проходит жизнь. Сидит, сутулясь за ключом,
Телеграфист — не увлечён, но обречён.
Сидит, стучит слова порожние.
Жена ворчит, пальто изношено,
Всё дорожает, а в керенках
И вообще не разберёшься, что почём.
А он бы мог скакать в атаку, покоряя племена,
И звал бы долг навстречу подвигам, чинам и орденам.
А после — памятник на площади в столице
И портрет в календарях…
А так-то что? Всё суета, всё как-то зря.
Вечерний час — пора до дома, например.
А тут как раз какой-то важный офицер:
«Передавай приказ немедленно:
Не отступать, держаться велено!
Подмога близится, конец большевикам —
Когда же, если не теперь?»
А между тем тоска щемит и начинает прорывать:
«А вот вам всем, а вот не буду ничего передавать!
Я, между прочим, человек
И сам решать имею право, как-никак!»
Ломает ключ. Немая сцена и антракт.
Зардел рассвет, дымит завод, гудит метро.
Широк проспект, что назван именем его.
Шеренги зданий новых каменных,
И телеграф с доскою памятной,
И пионер несёт цветы в музейный зал,
Где ключ, и фото, и пальто.
Телеграфист, не передавший исторический приказ,
Вознёсся ввысь как символ праведной борьбы народных масс.
Поднимем тост за справедливые дары
Непредсказуемой судьбы
И поспешим на новый зов её трубы.
Краснознамённая
Мы встретились с тобою странно:
Шла ты строем
В камуфляже с эполетами,
Призывно била в барабаны
И сигналила ракетами.
«Подъём,— скомандовала,— в путь!
Приди ко мне, моим героем будь!»
Оставь меня, Краснознамённая,
Неугомонная
В напоре стали и огня.
Твоя любовь ко мне
Неразделённая,
Твоя звезда не для меня!
Суля священный долг служенья,
Сколько юных ухажёров
Ты манила в сеть,
Но обрекла на униженья,
Рабство, боль
Увечия и смерть.
Что ж ты дивишься каждый раз,
Когда случится испытать отказ?
Оставь меня, Краснознамённая,
Бесцеремонная
Остервенелая броня.
Твоя любовь ко мне
Неразделённая,
Твоя звезда не для меня!
Оставь меня, Краснознамённая,
Воздушно-конная,
Подземно-парашютная!
Не приставай,
Громадина казённая,
Нелепая и мутная!
Торчат, погонами прикрытые,
Рога с копытами,
Клыки и щупальца в крови…
Захлопни амбразуру
Ненасытную,
Не дай мне бог твоей любви!
Толкователь снов
Я толкователь снов,
Я знаменитый маг.
Люди приходят,
Люди хотят узнать,
Что у них не так.
Я им, конечно, лгу,
Ты ведь меня поймёшь:
Правда свята,
Но ценится больше ложь,
Стоит больше ложь.
Всё больше тех, кому
Снится одна беда:
Ангел берёт трубу,
И горит земля,
И летит звезда.
Я отвечаю всем:
«Это всего лишь сон,
И ничего совсем
Не пророчит он,
Не пророчит он».
Мне с каждым днём трудней
Делать спокойный вид:
Просто я знаю,
Что означает сон,
Знаю, что сулит.
Все тоже знают, но
Просят обмана вновь.
Как хорошо,
Что сам я не вижу снов,
Я не вижу снов.
На самом деле
А вы не знали на самом деле,
Что за традиция в отдельных городах:
Отключат воду на две недели —
Хотите знать, куда девается вода?
Её везут на потайном метро,
И продают по шекелю ведро,
И жадно пьют, прищурившись хитро,
А вам всё врут,
А так на самом деле!
На самом деле предельно ясно,
Что всем на свете управляет тайный код.
Чтоб убедиться — откройте паспорт
И между строк читайте задом наперёд.
Настанет час — они проявятся,
Дадут приказ раскочегариться;
Никто из вас не отбоярится —
Последний раз
Я вас предупреждаю!
А вы не знали, ну и напрасно,
Что Шапокляк была пришелец-трансвестит.
Её заслали на остров Пасхи,
Где от суда скрывался доктор Айболит.
Там на трубе сидели «А» и «Б»,
Но буквари всё врут об их судьбе.
Я перерыл архивы КГБ,
Я знаю, кто
Они на самом деле!
Ты как всегда
Ты как всегда:
Как понедельник, неизбежна и проста.
Ты, словно вторник, всё расставишь на места.
Ты как среда для обитания меня
Подходишь лучше, чем я сам.
Ты мой четверг,
Мой рыбный день и мой охотничий сезон,
Ты словно Пятница, когда я Робинзон,
Ты производишь от субботы воскресенье,
Отмеряя шаг часам.
Часы спешат, переходя в галоп.
Тебе решать, когда мы скажем: «Стоп»,
Когда в конце недели всё
Опять замкнётся так, что после — хоть потоп.
На красный свет
Ты переходишь прямо к сути существа.
Горят оранжевым пожаром все слова
Про жёлтый путь сквозь Изумрудный город
На далёкий ультрафиолет.
Как до-ре-ми,
Первична ты, как звукоряд и алфавит.
Твой адрес ищет в Интернете царь Давид.
И не в себе, и вне себя сама собой
Ты значишь тот и этот свет.
Семь раз отмерит календарь семь бед.
Тебе решать, когда давать ответ,
Когда найдётся хоть немного
Смысла песни, смысла жизни, впрочем, нет.
Ты светишь там,
Где не проникнет даже тот, кто вездесущ.
Ты совершенней райских мук и адских кущ,
И семь свечей горят как знак
Твоей победы над безличием побед.
И, как всегда,
Мне остаётся только в том себя винить,
Что я не знаю, с кем ещё тебя сравнить,
И как мне быть или не быть,
И как, в конце концов, закончить мой куплет.
Так думал он
И вот пройдёт ещё сто лет —
Кого из нас не позабудут?
Кого возьмут в иконостас
Или в букварь?
Но кандидатов нет и нет —
В наш век и взяться им откуда?
Не выйдет классиков из нас,
А жаль.
Так думал он,
А перед ним Нева текла,
Была вдали Адмиралтейская игла,
И Натали дитя вот-вот ждала.
В былое заглянуть хочу,
Но облик свой оно меняет.
Вот так лишь скроется из глаз
Наш краткий путь —
И, боже мой, какую чушь
Про наши дни насочиняют,
В какие сказки впишут нас —
И пусть.
Так думал он,
А храм стоял и был богат,
Но не помочь, не отвратить его закат.
Спускалась ночь на Гефсиманский сад.
Воздвиг я памятник себе,
А он зажил своей судьбою.
На днях встречал его в метро —
И не узнал.
Так думал он, а свод небес
Дышал бесхитростной любовью,
И разливала серебро
Весна.
Нет, бабка, нет
Помню, был пионером — есть у меня и справка.
Как-то переводил я через дорогу бабку.
Вывел из-под огня
К свету нового дня.
«А теперь,— говорит она,— поцелуй меня».
Нет, бабка, нет!
Неприязненны мне твои лобзанья.
Брось одиозные притязанья!
Нет, бабка, нет!
А вчера, как всегда, в обед позвонил заказчик.
Хочет всё, что готово, срочно переиначить:
«Поменяй всё подряд,
Делай что говорят.
Я вам бабки плачу — извольте лизать мне зад».
Нет, бабка, нет!
Неприязненны мне твои лобзанья.
Брось одиозные притязанья!
Нет, бабка, нет!
Всё острее с годами чую в душе тревогу:
Будто так и веду я бабку через дорогу.
Нет начала концу,
Бабка точит косу,
Я уже и не знаю, долго ли вынесу.
Нет, бабка, нет!
Омерзительны мне твои лобзанья.
Как тебя терпит мирозданье?
Нет, бабка, нет!
Прочь, бабка, прочь!
Возвращайся со всей своею скверной
В лоно хтонической инферны!
Прочь, бабка, прочь!
Сгинь, бабка, сгинь!
Рассосись, ликвидируйся, исчезни
Из бытия и из этой песни!
Сгинь, бабка, сгинь!
Сгинь, бабка, сгинь!
Сгинь навсегда!
Наши дети
Немного счастья
Построишь слабой рукой.
Я старый мастер,
И мне пора на покой.
А мой единственный свет
Оставил дело и нас.
Теперь ни весточки нет,
Они такие сейчас —
Наши дети, наши дети…
.חס־ושלום
Скажи, Мария —
Мы разве гнали его?
Слегка журили —
Ну так бывало с чего.
Для юных скучен и стар
Уютный наш Назарет.
Мечтают славой блистать
И удивить целый свет
Наши дети, наши дети…
.חס־ושלום
Пускай он ищет
Побед и новых даров,
Пускай не пишет —
Лишь только был бы здоров.
Совсем состарился дом,
Где двое любят его.
Во встречу верим и ждём,
Ведь нам дороже всего
Наши дети, наши дети…
,חס־ושלום
.לא עלינו
Молодёжь
В нашей жизни всё отлично —
И в общественной, и в личной,
Всё удачно, как обычно, мир хорош.
За себя спокойны все мы,
Только есть одна проблема —
Молодёжь, молодёжь.
Молодёжь нигде прохода не даёт,
Молодёжь везде и всюду нос суёт.
Молодёжь, молодёжь
Бьёт баклуши, шутит шутки,
Сушит шишки, дует в дудки и поёт.
Молодёжь, молодёжь
Бьёт баклуши, дует в дудки и поёт.
Ох, сдаёт здоровье наше:
Сердце ноет, почки пляшут,
Ревматизм, одышка, кашель,
В пальцах дрожь.
В наших хворях поголовных
Виновата, безусловно,
Молодёжь, молодёжь!
Молодёжь мы зря таскали на горбу,
Ей устраивали лучшую судьбу.
Молодёжь, молодёжь…
А она неблагодарна
И видала наш ударный труд в гробу.
Молодёжь, молодёжь
Вся видала наш ударный труд в гробу.
То ли дело в наше время:
Тяжело трудились все мы,
Голодали, жили бедно — ну и что ж?
Жить борьбой, не унывая,
Не мешала никакая
Молодёжь, молодёжь!
Молодёжь — новинка наших горьких дней.
Молодых вокруг всё больше, всё видней.
Молодёжь, молодёжь…
Нам одно лишь остаётся:
Из последних сил бороться будем с ней!
Прадеды
Иногда стихает всё в природе:
Спят часы, молчат календари.
Прадеды мои ко мне приходят
Из почти погаснувшей дали.
Прадед Михаил в лаптях всегдашних,
Со своей косматой бородой,
Вспомнит, как ушёл, оставив пашню,
И погиб на Первой мировой.
Прадед Алексей опять в погонах,
Но заводит речь не про войну,
А про те шанхайские притоны,
Где потом оплакивал страну.
И, согнувшись, как под тяжким грузом,
Прадед Фёдор рядышком присел
В кожанке поверх рабочей блузы,
С ордером на собственный расстрел.
Память — огонёк живой и зыбкий,
Как его сберечь в глухой ночи?
Прадед Соломон достанет скрипку,
И мотив щемящий зазвучит.
Тянутся невидимые нити,
Бьётся сквозь года предвечный пульс…
Прадеды мои, вы приходите:
Я-то к вам не скоро доберусь,
Может быть, не скоро доберусь.
Хорошо, когда
Художник Иванов нарисовал пейзаж
И спрятал в дальний угол.
Зарыл на пустыре чернила и гуашь,
Карандаши и уголь.
Теперь его пейзаж не увидать никак,
Но значимость примера не умрёт в веках,
Ведь знает он наверняка:
Хорошо, когда никто не видит!..
Хорошо, когда…
Певица Свистунова запиралась в шкаф
И распевала гаммы.
Соседи жили рядом, так и не узнав
Талантов этой дамы.
А сами по ночам ходили строем, но
На цыпочках, по вате, заперев окно,
Имея на уме одно:
Хорошо, когда никто не слышит!..
Хорошо, когда…
Диктатор Кондратюк провёл переворот —
Уже седьмой по счёту.
Но утром, как обычно, поднялся народ
И вышел на работу.
Никто и не заметил, что сменилась власть:
Вахтёры продолжали спать, а воры — красть.
И пел диктатор, веселясь:
Хорошо, когда никто не знает!..
Хорошо, когда…
Хорошо, когда никто не хочет!..
Хорошо, когда никто не может!..
Хорошо, когда никто не будет!..
Хорошо, когда…
Цум видерзейн
Дядя Лёва пишет из Одессы:
«Ну как там наши? Как добрались?
Мне-таки безумно интересно
Всё, что вы расскажете за жизнь.
Чтоб вы знали, климат здесь суровый:
Немцы наступают третий день.
Ладно, чтоб вы были все здоровы,
Как говорится, цум видерзейн!»
Тётя Соня бегает на почту,
Как на работу,— а писем нет.
Быт в эвакуации непрочный,
Всё кругом полно дурных примет.
Ночью перечитывает снова,
Слёзы не видны почти совсем:
«Ладно, чтоб вы были все здоровы,
Как говорится, цум видерзейн!»
Я судьбе немало благодарен
За то, что снова зовёт меня
В город, где каштаны на бульваре
И цветы у Вечного огня.
Я читаю письма дяди Лёвы,
Я надеюсь помнить и беречь.
Ладно, чтоб вы были все здоровы,
Как говорится, до новых встреч!
Страдания
Я страдаю, я страдаю,
Без сочувствия я пропадаю,
Ой, пропадаю.
Как всё плохо, ой, как всё плохо —
Гадкий мир да дурная эпоха,
Ох, эпоха.
Ох, страданья мои
Так мучительны и безнадёжны,
Безнадёжны.
Ох, жалейте меня,
Утешайте меня, все, кто может
И не может!
Я страдаю, я страдаю,
Как сиреневый сад, увядаю,
Ой, увядаю.
Сейчас как взвою, сейчас как взвою —
Буйный приступ случится со мною,
Эх, со мною.
Ох, страданья мои
Так прекрасны, поистине чудны,
Страсть как чудны.
Ох, сочувствуйте мне,
Сопричаствуйте мне, разве трудно?
Ведь вам не трудно!
А я страдаю, я всё страдаю,
Руки я на себя накладаю,
Ой, накладаю.
Как налoжу, как налoжу —
Так вы все застрадаете тоже,
Все вы тоже.
Ах, как мучаюсь я!
Ох, спасибо, друзья, за вниманье,
За вниманье.
Ох, страданья мои,
Ох, страданья мои, ох, страданья,
Мои страданья!
Шарик
День в солнечных лучах,
Лишь девочка в слезах:
Ах, шарик улетел, скрылся в облаках.
Верь, плакать смысла нет;
Глянь шарику вослед —
Пусть он уносит ввысь от тебя привет.
Скажи:
Ты лети, лети, воздушный шарик,
В звёздную страну,
Ты лети туда как мой подарок
Сам узнай кому,
Радость принеси ему.
Пусть сменятся года, ждут радость и беда,
Но в небо посмотреть стоит иногда.
Там синева блестит и шарик твой летит,
Там кто-то с добротой на тебя глядит,
Глядит…
Ты лети, лети, воздушный шарик,
В звёздную страну,
Ты лети туда как мой подарок
Сам узнай кому,
Радость принеси ему.
Ты лети, прошу, лети далёко
В ласковую тишь.
В мире мне не будет одиноко,
Если ты летишь,
Если благодать сулишь.
Все пути сплети в одном начале,
Друг воздушный мой.
Ты лети на свет, где нет печали,
Где царит покой.
Там мы встретимся с тобой.