179 Views
Бес покоя
сыну человеческому
приходит человеческий сон
в котором
происходят нечеловеческие чудеса
по-человечески понятные
но
сыну человеческому кажется
что не всё так просто
многое скрыто
и ему никогда не узнать
и не разобраться
потому что он велик не настолько
чтобы иметь возможность
чем-нибудь управлять
А сон такой что
в огонь там превращается лёд
в камень хлеб
и пепел скрипит на зубах
когда кончится ливень
и например
ворон
каркает ворон смеётся
плачет ворон
только ворон один тоскует
когда человеческий сын похоронен
или в скалах
какой-то орёл из него выдирает ливер
А ночь между тем
совсем не похожа на ночь как привыкли ещё детьми:
не продают алкоголь —
можно только часов с девяти
Таксисты летят разбиваться о китайскую стену
Во сне очевидно —
Бог Отец придумал такую измену —
ничего нельзя изменить поменять переставить
Человеческий сын подходит к последней заставе:
во сне
тяжело контролировать действия
будто ты на войне
потерял самый-самый главный
волшебный патрон
или фонарик
и когда наступит день похорон
уже никто не сможет заставить
подняться
и выйти вон
Почему?
Потому что такой
вот такой тяжёлый свинцовый
как котлета из ближней столовой
как котлета из ближнего
сон
Человеческий сын до рассвета
странный сон разбирал по куплетам
все предметы по полочкам расставлял
среди скомканных наволочек и одеял
И пока где-то солнце вставало
он метался —
чего-то недоставало
он кого-то хотел полюбить
очень сильно хотел
обнять
иногда так бывает
перед самым-самым рассветом
Письма
I
Между нами
всё просто до оторопи —
это река
И теперь есть два берега —
на одном ты
на другом соответственно
я
И конечно мы пишем письма друг другу
Потому что
я больше не знаю тебя
Потому что
ты больше не знаешь меня
Эти письма —
печальная потребность договорить
Письма сворачиваются трубочками
и складываются в бутылки
Мои —
из коричневого стекла
Твои —
иногда розовые
иногда
настолько прозрачны
что кажется
их нет вовсе
Эти письма никогда не доходят до адресата —
их ловят случайные люди и
заклеивают ими свои окна текстом наружу
и тогда
у нас появляется возможность
их прочитать
и что-то узнать из того
что уже никому не поможет
II
Все письма по-своему грустные
Но самые пронзительные из них
это письма
о медленном танце
Труп моего врага: просит прощения
К завершению лета
не возвращается запах сирени —
сколько не проси у богов смерти
ничего тебе не останется
только читать псалмы
раскачиваясь равномерно
как китайский болванчик
Это похоже на описание мигрени
но это реальный танк внутри головы
Такой настоящий танк
лихой такой-эдакий танчик
на который бойцы
безжалостно и неумело —
как канатоходцы
которых заставили ковать подковы украденным лошадям —
надели сверху
старый деревянный домик —курятник
с петухами курами и лисицами
котами мышами и крысами
и отправили к ебеням
В танк ударился беспилотник
и теперь он начинает гореть
ворочается скрежеща гусеницами
в сером веществе мозга
и слёзы боли
что сегодня легко выдавать за слёзы радости
текут потоком
тщетно пытаясь пресечь
распространение пламени
В этот момент человек может
творить что угодно
например оригами
или позвонить другому человеку
и попрощаться
если конечно он не забанен
может
забраться в лодку
и отправиться в плаванье на Кудыкину гору
куда Макаров телят не Паскаль
В общем
разные есть варианты
совладать с головной болью
пока же в ней ворочает танк
tank only
Среди прочего
жрецы культа личности рекомендуют
спонтанную мазь медведя
Это такая мазь
которая выделяется от страха
и дурно пахнет
Эффективность её не доказана
хотя и обратное никто не рассказывал
Однако в толпе
сливаешься —
внешне и по запаху
Встаёшь у реки
и ждёшь когда
мимо тебя
проплывёт труп твоего врага.
Эту сентенцию
подтверждает эмпирический путь
долгий путь ошибок и проб
в конце которого
ждёт покой и воля
И что-то ещё
Но совсем уже что ещё
не припомню
Жертва
Я смотрю в разбитое зеркало,
в то,
которым пользовалась Снежная королева, когда это ещё было мейнстримом,
но стремительно выходило из моды –
освежающие леденцы без сахара –
не вредно,
это даже чем-то полезно –
я беру небольшой осколок,
проглатываю,
как анальгин ради побочки или передоза,
теперь впереди вечность
безупречного анабиоза,
возможно,
впереди Пандора,
низкая гравитация,
и всё такое –
суета сует
и всяческая суета.
Превращение в дым и пепел
в изнуряющей тишине –
молчание больше
не нужно ни тебе ни мне.
Радостный лик скорбящего –
открытые раны глазниц,
пьяная кровь,
стигматы,
виселица на двоих.
Накормленные хлебами
стоят у подножья холма.
Аплодисменты,
солдаты,
женщины сходят с ума.
Пора выходить на сцену –
монолог не закончен:
если прямо сейчас сказать,
что всё происходит здесь и сегодня,
а не где-нибудь там и когда-нибудь,
это стихотворение
станет краеведческим текстом –
путеводителем
по сумрачным областям –
пустошам безумного макса –
где всё ищешь и ищешь себя,
и себе
тихое спокойное место.
Но нет.
Кажущийся бесконечным войд Волопаса,
где никто никогда не увидит рассвет,
не узнает заката;
где не страшно
открыты или закрыты глаза –
даже он
имеет границы,
если смотреть издалека,
отстранённо,
как либертены смотрят на казни,
откуда-нибудь из кремля, из эльсинора;
или, например,
из окон твоих спальни и кухни,
куда больше никто никогда
не придёт
наблюдать сполохи дальних зарниц,
смотреть с балкона на полнолуние
и чёрное-чёрное звёздное небо,
и слушать весенних птиц;
где пусты перевёрнутые стаканы,
кроме одного,
на котором засохла
корка бездрожжевого хлеба.
И ничего нет больше
совсем ничего.
Потому что жизнь –
это плесень на камне.
Это случайная нелепость.
Жить –
значит заблуждаться.
Заблуждаться о собственной значимости.
Метаться,
придерживая карман,
где баллон слезоточивого газа.
Пытаться,
избежать наказания,
железных комнат,
ледяных полустанков,
сифилисных поездов,
туберкулёзных казарм,
чего-то ещё.
Остаться
навсегда в чьей-то голове жить,
как тролль и абьюзер.
Что может быть важнее
и лучше
в этом сегодняшнем мире,
среди крови дерьма и лжи.
Что ещё можно сделать.
Выгнать тебя из своей головы,
из сердца
напрочь,
выгнать вон,
как выгоняют мёртвых
зашедших на огонёк,
засидевшихся, с надоедливыми воспоминаниями.
Выгнать без жалости и прощения.
Забыть,
как забывают страшный
или слишком прекрасный сон.
Выгнать,
и всю оставшуюся жизнь
разыгрывать привычную роль,
что это не ты,
что ничего не было,
ничего не случилось,
что показалось,
что всё нормально, всё хорошо,
так уже было тысячу раз.
А ещё
постараться
заставить себя поверить в Бога,
во всю эту суету с небесным царством,
адом и раем.
Поверить,
что когда умрёшь,
однажды воскреснешь.
Поверить,
что есть смысл во всём этом
что
есть смысл
во всём
этом
.
Собака
(из цикла «Травма городом»)
мальчишкой
(если надо было за хлебом)
когда-то я там ходил
в тех закоулках
а потом стал бояться собаки
что выбегала из ворот
скалила зубы
и была намерена меня съесть –
целых 25 килограмм
тёплого детского мяса
сегодня –
там стало больше заборов
шлагбаумов
больше каких-то кустов и деревьев
а вместо ворот
получился
въезд на парковку перед студией танцев –
никто совершенно никто
не выбегает:
проверено –
только девушки
с фиолетовыми волосами
курят тонкие
ароматные
сигареты
кажется что
произошли изменения
но на самом деле
никаких изменений не произошло –
собака по-прежнему
сидит где-нибудь в подворотне
и собирается сожрать
маленького мальчика
которого мама
послала за хлебом
Номер 1 (один)
глядя с самой высокой колокольни
на этот мир
полный ужаса и доброты
невольно
понимаешь что в нём исчезаешь
ты
собственно так же
из дальнего уголка глубочайшей пещеры
где и Платон не увидит теней
удивляешься
насколько где-то там полно не нужных вещей
а веры
в эти якобы нужные вещи
но на самом деле
нет ни тебя ни веры
ни пещеры ни колокольни
и Платон этот ваш недорого взял
есть одно только
(вдруг кто-то вспомнил) –
когда будет время и будет плохо
просто
набери меня
у меня не менялся номер
Что-то случилось, видимо
ты не слушаешь меня
ты не слышишь
почему я разговариваю со спиной
это я не дышу
или ты не дышишь
это точно происходит всё
не со мной
ты не понимаешь
я вылетела на дорогу лицом в асфальт
не смотри на меня
я не такая как раньше
мне больно больно больно
ёптвоюмать
ты больше не любишь меня
обманщик
да конечно конечно
всё заживёт скоро
крови не останется
зарубцуется рана
ты знаешь
я обошлась без скорой
пусть помогут лучше
какому-нибудь ветерану
я уйду сейчас не волнуйся
но хочу чтобы ты
помнил
и не забывал никогда
почему на перекрёстке лежат
цветы
почему
приносишь ты их туда
иногда
На площадь где фонтаны
люди пришли смотреть на трофейную технику
а потом
люди пришли смотреть на людей что смотрят трофейную технику
а потом
люди пришли смотреть на людей которые пришли смотреть на людей что смотрят трофейную технику
а технике нечем смотреть
она просто стоит ей всё нравится
Ничего удивительного –
уже не детство
не осень не старость
не юность и не зима
и не что-то когда
нас ещё можно вылепить заново
из глины и из земли –
ничего не осталось
твои корабли
давно покинули острова
и ныне и присно
и вовеки веков земля – это теперь
только пространство и глубина
и – если можно так выразится –
аминь и поверь
что возможно ещё земля –
это лекарство от времени –
от детства от осени и от зимы
от старости
юности и весны
и от времени молчания и любви
беспокойства и суеты
хорошо лечила война
но теперь и она
стала частью тебя и живёт внутри
где-то в области живота
или в камере головы
но когда вываливаются кишки
начинает лечить земля
постепенно в её теплоте
не спеша из зимы в весну
принимая в себя семена
вырастаешь из глубины
и не важно что сорной травой
ибо нет ничего на земле
что теперь тебя удивит
забвение
Андрей Жданов
Родился в 1967 году в Новосибирске. Окончил Новосибирский государственный педагогический институт. Стихи публиковались в журналах «Воздух», «Сибирские огни», «Лира Кавказа» (Пятигорск), в новосибирских газетах. Стихи переведены на польский язык. Автор книг «Была веха падающей листвы», «Сонеты», «Дельфин», «Некрополь». В 2010 году был соорганизатором поэтического фестиваля «Поэмания», в 2020 году организовал фестиваль самиздата «Обложки». Живёт в Новосибирске.