75 Views
(Декабрь 2022 – май 2023)
1
Не исключено, что эта фуга является случайной удачей редактора. Тогда, возможно, это ещё и позиция, столь же мало исследованная, как раствор. Инъекция осторожности в траншеях с горячими трубами. Солярий, чуть дальше – кафе, метро, полиция, согревающее туловища форсированное солнце. Пьяные полугорожане, неизвестно как проделавшие дырки в стенах и потолке. Послания на салфетках – работа контрразведчиков. Только сапожный клирик способен разыскать дорогу. Новый этап консервации – речь об официальной чахотке с глазами цвета большого озера. Из объектива выпархивает ощипанная совесть. Интересно познакомиться со спятившим человеком, называющим себя майором полиции; всем, кто сочувствует и бежит навстречу, то есть таксистам и первым встречным, он выдаёт по медяку. Бастующий фантазм упражняется в пресноязычии. Приусадебная территория осквернена изящными просьбами, а культурное рвение граничит с жестокостью. Механическая ночь распахивает окно, и диктатор с чайным ситечком в кармане просовывает внутрь ногу. Луна крутится, как волчок, стряхивая слюну; она обращает свет. Стелется сладкий дымок, прилипая к стёклам. Ночь собирает бродячие камни – те гниют, начинается брожение. Перемычки, перегородки, рёбра – это всё репетиция, что бережно посапывает, крепко зажав ладонями тазик. Ступеньки лестницы, ведущей на чердак, залиты водой. Рассказчик просыпается по сигналу кухонной сигнализации. Он почти уверен, что гудит домашний кот. Маузер с куриной костью вместо дула, отлёживаясь под кроватью, может лишь стрекотать, как телеграфный аппарат. Покачивается живот с огромными из-за ракурса епископскими руками. Рассказчик ищет что-нибудь беспримесное, к примеру, бутылку кьянти. Из уважения не стану называть имени, боюсь расплескать. Четверг загромождён рабочими монументами – из пробки, этакие бутылочные морды. Не топчут, а словно пытаются бычком достать на ощупь. Удивительно похожи на блэквуды особенной дисгармонией. Звуки взрывов неизвестной породы; подземка набита людьми под завязку. Перед глазами кинолента шорохов, каблуков, взглядов. Спичек – извечных врагов футбола, украшенных карнавальными перьями. К счастью, мы живы и пока не стали мумиями. У нас просто новые будни – куда более точные и сухие, выхолощенные ракетными атаками. Разнокалиберные банды рассаживаются там, где помято. Самые лояльные из гоблинов трещат от мороза и ярости. Офигевший от происходящего шофёринька спрашивает у профессора: может, хотя бы “спасибо” поставите? Аспиранты оного, до речі, богаты стихом и гудроном. Человеку-вечеринке становится некомфортно в костюме, и напиток “Антарктика” превращается в меховую лепешку. Кэролловские шляпники косят ядерную траву циклопических размеров (солонками, впрочем, тоже не брезгуют). Дождь проходит между каплями, но не отменяет случай. Линчёванная крольчиха одинока в раю, и ведёт себя там неприлично – дикий зверь, способный вести нас до конца. Вырезанные из кости барашки щиплют свиную Тень на еловом сукне. Из-за войны смеющийся демон смеётся иначе, ему необходимы печенье и молоко. Пустошь неистовствует. От неё зависит эффект перспективы – один из немногих точных выстрелов трезвого времени. Экологический либерализм, словно переоформление спинного мозга, действует в дремучих коридорах власти. Качественная журналистика мигрирует на луну. Небытие – футбольный матч с запутанной драматургией. Глодайте «Мёртвый куб», господа. На верхнем этаже пьесы гарантированы часы темноты – там всё кэшировано на лом. «Благослови входящего в дом, сохрани из него исходящего, даруй мир в нем поебывающему» – стёрлась палочка под буквой «р». На обоих берегах реки седые, как шаровая молния, влюблённые. Соперник целует в голову: как скомпоновать иной механизм, создать новое разветвление? Старик с половиной рта любит, самообнявшись, скользить по паркету двух «нет». Добавим шаткости – пусть повествование пляшет, как дом на берегу реки, пусть служит сарказму громоотводом. Хочется рассказывать о городских сумасшедших, дело только за сбором материала. Рано или поздно растению рядом со мной становится плохо, если только оно не застёгнутый на все пуговицы суккулент. Высокий и скрипучий, напоминает он ларец, где хранятся трубки для подслушивания и автомобильные чеки. Звучит как отличный план: вынужденно погулять по Турину – там хотя бы лужи замёрзли, но идёт ледяной дождь. Персонаж убеждает рассказчика отряхнуть говно с плаща во имя тётушки – то есть Люцифера, в сужающем смысле этого слова. Неотчётливый плеск, будто при отпевании кита. Дождь продолжает о чём-то говорить зрению, и вот, насквозь промокшие, мы подходим ко главной площади, где, нервно подёргиваясь, закругляется рождественская ярмарка. Рассыпные бабушки продают чудеса: резные корзинки, подносы, медали, булавки с короной. Продавец винограда шепчет: «Смотрите, гроздь, но для какого сада?». Персонаж успокаивает рассказчика, из чего мы делаем вывод, что тот нуждается в успокоении. Любая попытка заговорить, расцененная как нелояльность, приводит к выдаче волчьей ягоды. Вместо принципа непротиворечивости нам достаётся топорно раскрашенная кукла. О если бы что-то оставалось от предыдущих итераций, кроме шифровального ключа и жёсткого отбора. Допустимые в структурах смещения кажутся слишком краткими для того, чтобы содержать искажения. Иллюстрацией к тому, как заплетается логика, становится играющий в стоны городской пейзаж. Монохромная зимняя реальность захватывающе сексуальна. Хаос подробностей, каждая из которых – результат броска костей, куска бростей. Окорок чуть выглядывает из-под бархатного занавеса; в какой-то степени эта проблема решена интерьер-резонансом. Стиль делает нас неразличимыми, едва дневное время мутнеет. Навстречу идут две девушки, одна из них с чувством говорит другой: у них в Турине такие дебильные премии. Числовой кристалл содержит в себе трещину, нечувствительную к потерям. Повторит ли стрелец даты, списав целый год? Превратит ли ветви в паучьи сети? Продюсирование – размножение мужской плоти, педантизм не по совести. Обмен сообщениями в домовом чате. Сантехники предупредили, что больше не придут. Надо самим крутить вентили и спускать воздух. Я этого делать не буду, другое образование; страшно затопить соседей. Непонятно, зачем нам такие сантехники. Какой-то сюрреализм. Были раньше Иван и Анатолий, хорошие специалисты, и никогда такого хамства не случалось. А если сорвётся кран и хлынет вода – кто будет отвечать? Деньги, наверное, берут весело. Я вся в философских соплях. Хорошо, что больше их не увижу.
2
Я люблю понедельники, совсем не люблю взрывы. На ступенях лежат разобщённые чешуйки плоской фигуры и завитки чёрной пыли. История спускается по лестнице, пятясь, и главное «невозможно» ею пока не произнесено. Ждём, когда человек из прошлого начнёт нас втягивать друг в друга. На предновогодней онлайн-вечернице очаровательное, хотя и чуть постановочное видео из горячей точки фронта: коллега-программист отвлекается от стрельбы из пулемёта, улыбается и говорит, что передачи, собранные нашими волонтёрами, его подразделению очень помогают. Переписка жителей: отопления нет, маленькой дочке невозможно объяснить, почему её одевают дома, как на улицу. Уже начался бронхит. У нас опалення є, тормошіть сантехніка, більш вам ніхто не допоможе. Сантехник ничего не хочет, я сегодня так и не дозвонилась. Батарея стає холодною через 2 години! Стравлюю, знову таке. Ця развлєкуха в мене до 00:00 відбувається, щоб у сусідів знизу вночі тепло було. Може є якийсь вихід? Бо мовчки носити ті відра будь-кому набридне. У нас есть резервный фонд и вообще деньги на счету. Нестандартная сложилась ситуация, и никто к ней не готов. Стравливать самостоятельно воздух – это риск залить 9 этажей. Надо быть или специалистом, или камикадзе. Поэтому я предлагаю выплатить сантехникам какую-то сумму, чтоб они были не злые на нас, а заинтересованные. Слёзы льются не так: больше похоже на сорвавшуюся радугу. Слюна теряет почетное наименование, зад играет ключевую роль в сакральной астрономии. Слишком фрагментированы, чтобы допустить мысль об отключениях. Слизистая рисует магнитные усики, как червивое тесто в бильярде. Наступает рождественский коленкул, каждый день говорю себе об этом и удивляюсь. Персефона поселилась в деревне, срывает конфетки с ёлок, а в коридоре у ней коврики с индейцами. Подарила мне радио, чтобы я не забывал о её существовании. Уважаемые жильцы и гости первого парадного, будьте добры, курите хорошие сигареты, а то мне, как курящему, сильно воняет. Высокомерный индюк, начальник ОСББ, удалил из своего чата инвалида, который поинтересовался, как сквозь новые ворота смогут проезжать легковушки, доставляющие продовольствие и воду. Вовка температурит, Оля поит его часто, но по глотку, чтобы его опять не вырвало – поднимает из постели за шею и плечи, сил у ребёнка нет. За день съел по долькам апельсин и присланную Настей сладость: пастилу, свёрнутую улиткой. Скользит немыслимый сигнал навстречу бутонам цвета, навстречу разобранным облакам. Солнце вылёживается на спинах безлистых растений. Оно и совершило те преступления, за которые хотят нас наказать. Хлебная муть, воздушная плотная мука, где даже птицы не знают, откуда им взяться. Вражеские крейсера вышли в море, собираются нанести очередной ракетный удар. Каждый раз, когда это происходит, внутри у меня проворачивается страх – в мой город они целятся наверняка, я чувствую себя мишенью. Гризли засчитывается техническое поражение в здании Страшного суда. Бесконтрольная добыча означающих переходит в чесотку, затем в паралич. Поскрипывают мозгами слепые, вечно жующие свёколку султаны пропагандистского хаоса. Когда лопнет несколько маргариновых медалей, их научат пользоваться унитазами. «За что?» вражеской пропаганды достойно стригущей машинки Гомера и его же хохота. Вешайте друг друга, если вам заблагорассудится – на фонарях, на театральных лошадках, механических ногах и кремлёвских пашнях. Под сиденьем средь гальки сидит ворона. Кому приносит лёгкую возню и короткий отдых? Говорят, что тень ответного подарка упадёт по приговору суда. Все эти раздвижки, безусловно, высосаны из лона ног человека, приехавшего с семьёй к маяку – сейчас он лежит в оцепенении, не зная, что делается в мире, а по мраморным ступенькам бродят скорбящие не то его судьи, не то палачи. Слабенький, ещё покашливающий после болезни Вовка стоит возле загона с ослами и примеряет название: «Загона, загонка, гонка». Оля открывает сумку, где лежит пакет с морковью, и самый сообразительный из ослов сразу же подходит к ограде. Даёт мальчишке погладить себя по носу с белым пятном. Ортогональные изображения сцеживаются в свежие, недоопределённые пространства. Не испытываю особого восторга при виде залежей кубических искр. Видим грани – а что находится в центре? «Силы ПВО – единственные, кому официально разрешено сорить на путях Укрзалізниці». Доступ к кошмару вовсе не через шахедный рой, но через гирлянды в затемнённых окнах. Полезней воспринять это не как метафору, а как партитуру. Хотя бы с уголька блажного – оживит пейзаж и войдёт в арт-учебники вобоймызхначенияхсловарт. Век делается векочкой, то усиливаясь, то стушёвываясь. Фамуглхему бытия надо вдолбить, но не на виду – со сносно подобранной номенклатурой цветов. Новогодняя ненависть должна иметь ритуальный характер. Накануне слышно, как работают по дронам зенитные пулемёты. Солнечным утром, во время прогулки по набережной – «звуки русской классики», отвратительный грохот с другого берега. ПВО расстреливает летящие над рекой ракеты, тянутся тёмные мелкие облачка. На железнодорожном мосту ревёт от страха тепловоз. Трое полицейских показывают друг другу на быстро растущий пушистый грибок далёкого взрыва. Первый встречный прохожий, блестя крупнокалиберными золотыми зубами, рассказывает по телефону об иеромонахе и послушании. Некоторая польза от вашего сообщения есть: жильцы дома теперь знают, как выглядит флаг Руанды. Ежедневная забота, аморализм, лень, двуличие – все эти заповеди сейчас звучат зловеще. Что нового в новогоднюю ночь? Взрыв за взрывом неподалёку, дом трепещет. Хорошо, что скромный Вовкин просит себе у Деда Мороза всего лишь игрушечную бетономешалку; его кузина требует айфон последней модели. Медленно, с частыми остановками, мальчик едет на пони по песчаному манежу внутри огромного ангара. Сигара, бульонный кубик и почтальон разбиты последовательностью поверхностей, залегающей в общем основании, как шаткий мост.
3
Демон Кронекера создал, наконец, натуральный ряд: маленькие кривые числа становятся до странности округлыми. Не слишком ли мала квартира возле вокзала, рядом с сырой стеной – там никогда не бывает солнца? Близнецы всегда женятся на своих сёстрах, им трудно сделать над собой усилие. Милейшие часы срываются с хомута. Поскольку математический метод – это кантата, мы вынуждены, исполняя закон, подготовиться к моржественному выходу. По этому случаю разживёмся нулём, извлечём велосипед из шарнирного замка. Птыщ – отрываются набалдашники у наименее впечатлительных зрителей. Близость сама по себе создаёт замутнение из-за складывания рамок. Открытые люки – как декорации для идеального разгула. Как разъединить временные метки? Будто выломанный пальцем кусок картона, врезаемся в хлебный бунт, мертвецкую. C высоты, нет-нет, кто-нибудь прорычит в полночь. Эйлеровы ангелы поглощают лишь некоторые из внешних следов: надкушенных червей, кандалы, дождевую пастилу. Владеют шестью степенями свободы при подаче рулонного кружева. С морозом не вышло, но плешь фантазорро полна новых планов, таких же провальных. Вишнёвые черви успели потерять крылья и кусаются всё реже. Графолог по-прежнему занят поисками невидимого двойника. Распознаёт его по прожилкам и цепям, что просачиваются сквозь воду. Переименованный, обезличенный, бегает он по халатам, будто по высоким болотам, ни бельмеса не понимая. Ирония, как вырожденная матрёшка, пересекает иную иронию. Святой Содом поневоле становится благим попечителем. Шекспир, ягоды и щенки с орехами – линейка запасных велика, вопрос в том, насколько способны они себя штопать. Прочность архивной сети определяется интенсивностью рысканья; можно даже обойтись без внешних состояний. В картотеке оладий формула со множеством домиков: предмет, устроенный для стрельбы, верней, для стрельбы в детей. Любовь доступна как выведение общего множителя за скобки. Многочисленна она лишь вблизи человеческого жилья, где издаёт тревожный аромат, напоминающий запах метлахского петуха. Трясёт мешком с фуражками – с неё станется нарисовать витрувианских человечков поверх всех предметов. Популяции железниц обречены на вымирание в двух поколениях семьи. Стилистически жопой щёлкают, а мы чем хуже. Приходит Полина, долго сидит в комнате вместе со своим мужем. Говорит мне, что я сплю, что до следующего раза о приходе её забуду. Упоминает о скоростном свидании с Призраком в пустом конференц-зале. Игорь послал нашему бывшему знакомому, редактору из города Х, а теперь психованному коллаборанту по ту сторону линии огня, письмо перед Новым годом: “З прийдешніми святами, брате. Дуже дякую за надіслані координати аеродрому та військової частини. Перемога буде за нами. Слава Україні”. В отладке фабулы нуждается сама жизнь, её эмоциональная сборка – вымысел внутри непрерывно меняющегося мифа. Бардовский поединок обходится без жертв. Пишем в графе «бульон»: оказался невозможен. Избран плутовской роман, граничащий с паранойей; божество является знаком пунктуации. В начале цикла на станции появляются разбойники, голышом бегают между её полюсами, то есть навозными люстрами. Теперь у них есть дубликаты ключей от Овертайма. Некоторые останавливаются, чтобы прочесть объявления на станционной двери. Проверим силу чтения: быть может, у кого-нибудь из них взорвутся глаза. X-22 попала в панельную многоэтажку на набережной, и несколько этажей сложились, как карточный домик. Обломки раздавили всмятку стоявшие у подъезда автомобили. За сутки спасатели вынули из-под руин почти сотню человек, взрослых и детей. Большая часть с серьёзными ранениями, тридцать человек разорваны или раздавлены насмерть. Обломки нижних этажей скрывают ещё десятки жертв, спасательные работы продолжаются. Мир обошла фотография чудом уцелевшей девушки, сидевшей в оставшейся целой части кухни на седьмом этаже. Окно, повисшее без стены в небе. Я никак не могу выйти из шока, полностью теряю почву под ногами. Не хочу смотреть на руины, ставшие общей могилой, не могу смотреть, обхожу десятой стороной. Чат: кто впускает алкашей в подъезд? Проводите их сразу к себе в квартиру. Вчера вызывала милицию, когда такое тело мне в пять утра в дверь позвонило. Комбинат общественного питания “Венский экспресс” взбешён: страх впервые сбрил синеву с лица, а Чехов долетел, куда не просили. Покушать принёс, и тут его нагло сбили с ног. Какой раздражающий эвфемизм – слово «нравится». Впадает ли в панику диагональный миф? В окне пивные стаканы стоят по порядку, превращая анекдот в самоцель. Текст впадает в сингулярность, из которой единственный выход – к следующей книге, к очередной ловушке тяготения. Мне будет не хватать безбашенного трикстера. Надеюсь, мы ещё услышим о нём – например, он полетит на Луну и плюнет оттуда понятно-кому на плешивую голову. Помимо трикстера полярного, у нас есть трое лёгких: ближний, промежуточный и дальний. Из них только дальний богат насекомыми. Дальний считается «мужским» (хотя он-то как раз более женственен), а ближний – «женским». При этом расстояние между дальним и ближним трикстером существенно меняется, в зависимости от перемены погоды. От опушки я спускаюсь вместе с северным солнцем в полуночный колхоз – или наоборот, добираюсь до дальнего трикстера за шесть часов, а до ближнего – за одиннадцать. Во всём парке ярко горят лишь вывеска туалета и киоск «Слава Украине» с кофе и пирожками. Какое гудение странное ночью. Думаешь – дроны летят, ан нет – это ветер. Жильцы тоже расспрашивают друг друга о звуках в чате. Ортопед устанавливает мои ноги на светящихся изнутри синих подушках, велит встать; я начинаю погружаться в пружинящую мягкость. Сияние медленно удаляется, остаётся лишь звук: удар плиты о хруст. Перед возвращением из школы Вова так крепко держит за руки своего товарища Маттео – не хочет с ним расставаться – что в конце концов царапает его до крови ногтями. Олю поражает доброта Маттео и его родителей, которые продолжают дружить с Вовой, хотя это так трудно. Философ-надсмотрщик высыпает перед буяном мелочь. Атлант январский: отсутствуют спина и фрагмент левой руки. На ободранной громаде из металла и воды – шедевре городской неухоженности – что-то написано тремя языками; ветер косится на неё переплётом. Взвинченность – и суицидная, и витальная одновременно – когда к твоему городу летят десятки ракет, а ты не собираешься спускаться в бомбоубежище. Наступаю на грабли не более двух раз: после первого считаю грабли загадочной конструкцией, с которой можно продолжать эксперименты. Люди стоят на железнодорожных путях, расстелив на них скомканные шарфы, газеты и бутерброды. Отличие купейного вагона от люкса: окна в мелких густых трещинах. Подвижная точка вовне; скорее, светящаяся линия. Порядок, исключающий геометрическое мастерство.
4
Под вторым подъездом какой-то странный мужчина. Слоняется туда-сюда, в парадное не заходит. Це Ви просто не зустрічали його ще – це нормально, він там живе і постійно так ходить. Он так страшно орал минут двадцать назад. В последнее время орёт очень страшно. Сейчас бродит по подъезду, как призрак. Загострення, ліки не п’є. Один после смерти матери, и в больницу ложиться не хочет. Скорая не заберёт без согласия родственников, если он не представляет прямой угрозы. Через хворобливе марення, що його хочуть назавжди закрити до інтернату, не хоче звертатися до свого психіатра, який би призначив безкоштовні ліки, соціального робітника тощо. Тому через загострення та відсутність ліків його стан погіршується. Чим це закінчиться для нього та сусідів, один Бог знає. Вопрос даже не в том, что он кричит на улице, а в том, что такой человек взаимодействует, например, с газом и огнём. Не дай бог что натворит; в опасности все жители дома. Только бескомпромиссное художественное поражение может сделать текст предметным. Предстоит удар на полной скорости о водораздел между главами. Два моих товарища с хорошим прогностическим даром говорят о том, что проигрыш становится неизбежным; приходится принять это со смирением. В комнате расположены инструменты монтажа и генерации, подробные инструкции для использования огня и ветра, элементы конструкций говоримых и слышимых вещей. Придирчивые показания чисел, чёрные бусинки, буратино цветов. На столе возвышается парус, переплетённый в красный сафьян. Свешиваются на цепях: стакан, блюдце, тарелка. Исчерпавший себя сюжет поджигают, и он празднично уходит ко дну. Одна из вокально-инструментальных групп исполняет заводские трели. Музыка булькает и переливается у вокзалов над головами. Лекари ветров обсуждают, почему её сингулярность частична. На прогулке не всегда смотрим вдоль земли; вымысел тоже отключаем по-разному. В природе возникают сами собой цены, года и тела. Выручаем гривну за макет Мефистофеля, две за фольклорный элемент для отпиливания червей. Медленно спускаемся с откоса там, где щейпер разостлал траву. Убеждаем ьюсебя, лдяи себя ьи себя: «Нет, он ведь во много раз слабее ьева в том случае, если просто встанет и сделает ьяв». Идём в поле, покрытое кое-где острым илом. Река – туманное облако, и на её бледной поверхности видим наших людей, не без старания грабящих собственные лодки. Слова приходят изо всех источников, часто совершенно случайных. Важно уловить резонанс и подключить в этот миг (по наитию) те либо иные трансформационные машины. Иначе речь не превратится во внутреннюю, останется случайным пухом на поверхности. Архитектурные объёмы должны меняться местами, но не расходиться послойно. «Удобно ли рассуждать о том, какой высоты достигнет кривая, когда её попирает какой-либо исторический знаменатель?» Ветер сдвигает фонограмму с пластинки на бумагу. Меня он всё чаще угнетает. Поэтому я предпочитаю использовать фильтры ещё до складывания рамок, каковое выявляет присутствие добавочного измерения. Выменивать месяцы прозаической прозы и закреплять её вблизи шапки, чтобы не предаваться копированию. Вспоминаю мокрую ночь на дороге, слоняющуюся по ухабам дачу и человека в одном тапке. Неловко зажёг он сначала Брокгауза, потом Эфрона – этот джентльменский набор сделал его разговорчивым. Фабула обязана, объяснял он, включать в себя хотя бы незаметное детективное расследование. Прыжок во времени, возвращающий нас к чтению той же книги. «Сильна связь между двоицами, содержащими рычащие». А кто не фрик, извините, кому его пузырь приходится по душе? Треск вёсел по камню – или это игральные кости стуковались? После ритуальных праздников зубы жрецов остаются в лодке. Сколько существует ортогональных Андреев? Один из них поэт, другой программист, третий – муж и отец, четвёртый – друг и любовник, вместе они образуют матрицу вращения. Есть ещё пятый, Андрей Любопытный – тот ещё джокер, любитель попутешествовать и узнать что-нибудь новое. Шестой – Андрей Обжора – активизируется ближе к вечеру, рыщет по квартире в поисках мучного и сладкого. Остальные слабы, незаметны, всё время выпадают из зеркала. Хватаешь статью по смежной тематике, с восторгом читаешь; какой сложный, какой интересный подход. Потом, разбирая её по частям, находишь элементарную ошибку, из-за которой метод старшего коллеги не работает. Что-то в этом духе и с книгой: надо взять паузу, дать замыслу настояться. Может быть, не захочется за него браться: долго возиться с подготовкой, слишком вычурным будет результат, да и делал ты уже нечто похожее. Иллюзион помогает сохранять сдержанность перед ставшим невыносимым образом войны. Чем позже приходишь, тем дольше раскачиваются, как дивные растения, продавцы. Рынок у подножья горы – то же, что базар в предгрозовом хаосе. Луну, в виде исключения, изготовят в городе Лечче. У меня своя история с «Улиссом»: тащил оба тома в рюкзаке на Говерлу, читал их на вершине, глядя на бушующие вокруг зелёные волны Карпат. А у тебя своя: когда покидала Донецк в 2014-м, захватила с собой в спешке только Джойса и листала его, видя и не видя, всю дорогу. Проносит в свой вертеп пара тварей якорь, съеденный в крови – через ров, что окружён стеной, из четырех слоёв сложенной. Равновесие, собирание наново с непредсказуемым результатом. Трефовый поход границы и формы. Письмо, необходимое лишь для того, чтобы выкормить огонь. Игорь, после выхода моей итальянской книги: я тебе завидую. Я себе сам сейчас завидую. Вот, я тебе завидую, потому что ты сам себе завидуешь. Так рекурсивно мне ещё никто не завидовал. Звуковая петля присутствует в форме нечистой совести; дальше только звезда смерти да грызущие атомный ужас эсминцы. Девушка, а что у вас в пакете, там кто-то живёт? Ух, там волчий череп. В паузе застряла паутинка нерешительности. Ни ушей, ни хвоста – бродячий симфонический оркестр. Оля злится из-за итальянской медицинской системы: пришлось ждать три месяца, чтобы поехать в соседний город на гинекологический осмотр (в своём пришлось бы ждать полгода), а когда приехала, оказалось, что анализы сдать нельзя – Оля не заполнила заранее какую-то из бумажек, а тут же на месте этот вопрос решить невозможно. Итак, придётся ждать ещё три месяца – вот где оценишь преимущества традиционной для нас, а теперь полуразрушенной системы Семашко, где всё нужное делается сразу. «Ну какого, иносказательно говоря, хера я туда ездила?» Вовка побывал у стоматолога, вёл себя нервно, Оле приходилось его держать, чтобы он не вырвался во время работы дантиста над его зубом. Хотя условия договора соблюдены мальчуганом не были, всё равно пришлось купить игрушечный грузовичок, чтобы к нему вернулось хорошее настроение. Продавец, уже хорошо знакомый, сказал Вове по-русски «спасибо».
5
Оля приобрела хорошую жменю морских гадов. Вкусные, но невозможно отделить панцирь, ни в сыром, ни в варёном виде – приходится их мясо сложным образом из панциря выкусывать. Вовка с таким трудным заданием не справляется. Зато в холодильнике обнаружены куцые хвостики от двух здоровенных кусков колбасы. Оля говорит: ест всё, что не приколочено – возраст такой, растёт очень быстро. Во дворе сантехник попросил помочь ему, и я долго крутил металлический трос, которым тот расчищал недра, склонившись внутрь канализационного люка. Ругал постановление, по которому бронь в коммунальных хозяйствах сократилась наполовину. Начальники оставили её себе, а большую часть работников отправили на фронт. Немногие оставшиеся на службе с резко возросшим количеством работы не справляются. Воздух в городе расчистился из-за того, что остановилось большинство предприятий. Яблоко, прозванное за свою неудачливость Вторым, участвует в пантомиме о неевклидовых геометриях. Рассказчик сплёвывает черенок: слушай, библиотека нанесена на копыта. Придётся стрелять в тех, кто сидит на трибунах. Анекдоты приелись, как луковицы, и солдаты нашли-таки яблоки, но теперь уже не поющие. Одни только библиотекари связаны нитями крови. Принятый в штыки, рассказчик с неодобрением смотрит на фанерные щиты, из-за которых раздаётся голос. Болезнь – это эволюционный забег в обратном направлении, лучезарная перемотка киноплёнки. Из окон льётся бликование, с балконов мелкое хулиганство – где лучше интегрируют Тень? Вынырнул из сна с готовым хайку в голове, но тут же был захлёстнут опять, старался пронести хайку сквозь новую дрёму, не выронив, сначала полностью, потом хотя бы две первые строчки – в конце концов проснулся, и, конечно, даже без лёгкого намёка на то, о чём это хайку было. Застрял в раздумьях: с одной стороны, хочется видеть Вову не только на экране телефона, с другой – нельзя потерять работу, а стабильный стационарный интернет для неё обязательное условие. Оля страдает из-за того, что генуэзский провайдер даёт ей интернет чудовищного качества: почти невозможно удалённо учиться. Хочется прозаические строчки разбить, надломить им колени, разбросать, как экспрессионистские мазки, по холсту. Мы с Полиной прошли сквозь метелящую набережную к патриотического вида киоску с кофе и очередями наливок. Полина сказала, что заезжала в мой район осенью поиграть в настольный теннис, но ко мне домой не заходила. Мимо плыла стая уток, потом лебедей; какая-то сумасшедшая ходила голыми ногами по колено в ледяной воде. У меня мама точно такая – сказала Полина – залезает круглый год в реку, хотя в бедре у ней титановый стержень. На ближней стороне канала выгрузили трактор; трактористы – молодой, старый и мальчик – сноровисто вращали рукояти. Знакомая местность, у меня как будто прабабушки здесь жили перед смертью. Когда ехала сюда, читала Кастанеду – и видела: всё, о чём говорит писатель, происходит рядом со мной в вагоне. Прочесть о слиянии с темнотой, и через полчаса упасть в тёмном парке, как тебе? Я закрыл глаза и неожиданно сам упал – в короткий, но глубокий сон. Беседовать с Полиной нелегко: она будет молчать, пока я не в состоянии слушать. Лёгкая форма сумасшествия – единственный способ дать ей знать о своём существовании. Висит огромный бурьян, не высох и не сгнил, так может – в клочки – сгореть лишь мертвое дерево; остались одни корни. Телесная хрупкость, отсутствуют многие части тела. От кашевара я слышал, как худая девка давала имена чертам больного – носам и пяткам. В рюкзаке книжка прозы, на смартфоне поэтическая антология – одна работает, как смысловая свёртка, другая – как рекуррентный метод вычисления. Не давать голосам ответ в форме интерпретаций, не использовать куцые философские клише против собственной фантазии. Самописец лежит рядом со склепом, и это вовсе не смешно. Схема деформування системи «основа – споруда»: абсолютне осідання. Плюралістичний стрім виявився безм’ясним, негабаритним. Реторта із кавелем самоочищається, нестиме земні питання сьогодні. Дякувати всім, хто хрестить, хоч врючився співаючим сурдоперекладом. Сборщик мебели пытался украсть из мавзолея тело Ленина – эх, украл бы лучше живого недоумка вместо дохлого. Огрел бы по голове неожиданным миром, с твёрдым знаком. Вовку теперь на мякине не проведёшь, если надо ехать к любому врачу (в этот раз к генетику), сразу требует поход в игрушечный магазин. Сдачу анализов перенёс стойко, не вырывался и не орал. Сидели в госпитале Гаслини целый день, там же и пообедали. Вернее, Оля всё съела, а мальчик только немного курятины. С линковкой проблемы: попробуем старую версию пакета, вывернем её в тотальность. Может быть, этот пакет исключили для туристов. Раз мастера у себя удалили метод, нельзя ли нам тогда его к себе забрать, ведь он тривиальный? Лучшая стратегия – сразу распознать максимальное количество проблем во всех сборках, чтобы поменьше переписываться. Удаляем ненужные хедеры; это довольно типичная вещь, когда хедер переехал на другой адрес. Экс пнул ведро и, пробежав по занавеске, присоединился к истекающему слизью хору видимых. Речи мёртвого попугая. Насмешливый демон нашёптывает, что для победы нам нужны самолёты и дальние ракеты – но танки, которые неизвестно когда ещё прибудут, помочь делу не смогут. Год спустя мы вернулись в исходную точку, хоть и лучше вооружёнными, но зато с более серьёзно подготовленным противниками. Они нащупали выигрышную тактику: заваливать поля человеческим мясом. Не волнуют собственные потери, мобилизация работает бесперебойно. А если мы потеряем миллион солдат убитыми, ранеными – сможем ли продолжать воевать? Лишь тени термитов, крадущиеся по земле, не погибнут; требуем: отдайте мёртвых. После торжественного обряда вторжений власти заметили дьявольское цветение, и леса безумия были убраны в скирды чучел. Космы чертополоха, его копьё; мир в клещах. Ожерелья серой пыли, чистка командных постов, недосчитанные черепки земли. Самовозгорание толп. Подражательная взаимность; объединение мстителей в будничном самосожжении. Будущее перемирие как болезненное испытание. Не будет транкейтов, но поменяются триангуляции – просто перетянем их руками. Говорить о перекосах не хочется, предпочтительней изображать апостолов нормальности. Подводный камень существует в трёх вариантах, и чудо, если они совпадают.
6
Международный день пасмурности. Первый пунктир – обстрелять стартовавших спортсменов и одиночных пловцов в Средиземном море, с глубины 200-300 метров. Второй – разместить гражданское население на дальних аэродромах, не считаясь с потерями и нуждами; вывернуть его мехом внутрь и наружу. В чугунной кастрюле чувствуется рука мастера. Вот интересно, на петлях или просто дверные ручки похожи на деревянные? Грузинка до крови закусывала губы, глядя на коробку со свечами. Иногда приносила термос с горячим бульоном, и тогда мы ложились на диван и смотрели на булькающие куски мяса. Помните, как отчаянно пищала пожарная сигналка в комнате, когда не было света? Так вот, она подумала, решила, что нам мало, и теперь пищит непрерывно – похоже на звук сякухати. Комната пока непригодна для использования без электричества. То відлякувач для кажанів, мабуть. Комендант сказав: «кличте архонта», зараз шукають архонтів телефон. Медсёстры – шумные, весёлые тётки примерно моего возраста. Одна заполнила карточку, другая взяла кровь на резус-фактор, третья угостила печеньем и чаем – быстро, как на конвейере. Во время донации у одного из сотрудников упало давление, он был в полуобморочном состоянии. Младшая из медсестёр встала на стул и обмахивала его фольгой, потом попросила его поднять ноги, сделать «берёзку», чтобы давление выросло. У меня больно ковырялась в вене иглой, вена даже лопнула. Я полчаса лежал, сжимая и разжимая резиновый мячик, чтобы ускорить отток крови. Опять по городу шумные взрывы; в такие дни хорошо ощущаешь, как сильна усталость от всего этого. Геную ударили заморозки. Вовка перемёрз, кашляет и не ходит в школу. Вера Михайловна скупится зимой включать отопление – дорого – экономит на здоровье, своём и родственников. И смешно, и грустно вспоминать: год назад сидел в школьном подвале под чучелом оленя, с трепетом читал книгу Симика, писал об этом хайку – и в тот же день переводчики передали самому Симику, дескать есть такой украинский поэт, сидящий теперь в бомбоубежище с его книгой. Как жаль, что уже ушёл важный для меня мастер, случайно узнавший о моём существовании. Основная техническая проблема текущих репрезентаций – неопределённое количество конечностей у персонажей. Игорю: с тебя сад камней в Аптекарской балке и три ведра сакэ. Надо где-то будет принимать всех этих чуваков из Японии. Вместо камней, ладно, можно положить обломки дронов. Искры летят в небо, изображая настоящий пожар. В ночи я слышу, прежде чем зажечь фонарь, стук шаров и лебедей. Зачем так далеко? Потянуть за рояль, заставить сыграть что-нибудь – но стройное тело молчит. Стая пропадает за линией низкого свинцово-серого дыма. Призраки ходят по цветным мостовым, легко скользят по стеклянному берегу. Бельё с них отскакивает, как прилипшая к шкуре лягушка. Отменено то состояние, которое способный сдвинуться с места человек именует «счастьем». Что случится, если лодка пройдет под волнами – на длинной нити стыда? Сопротивляясь наплыву беременных поэтесс, подарки становятся безвредными. В общежитиях из бактерий и дрожжей полезные бактерии уничтожают смертоносные. Фантазийная любовь с потомством в виде прозаических книг. Картины, сделанные на стёклах малограмотными, но рослыми работниками, достраивающими черепах. На фото город Х – с чего ты взял? У тебя на лице написано. На лице написано: Париж. Глаз кондуктора со вращающимися и тающими человечками. Сын возвращается с урока верховой езды в собственноручно сделанной из цветной бумаги карнавальной маске. Насмотревшись на то, как подковывают коней, ведёт свою маму «удобной дорогой», то есть через супермаркет. На витрине из тюбиков с рыбьим паштетом сложен кораблик, и Вове он крайне необходим. Сходятся с Олей на покупке одного тюбика – но как долго приходится стоять в очереди, как много покупают другие посетители. На электричку, конечно же, опаздывают. До прибытия следующей успевают пройтись на соседний холм: возле вершины его расположены храм, почтовое отделение и метеостанция. Ползучие преемники спешат договориться с дьяволом. Им бы перейти на сторону революции, однако никакой революции нет. Мёрзнут в углу комнаты, где стоит корзина с мертворождёнными мышами. Метеоролог, исчерпав запас ругательств, бежит за купленными в магазине спичками. Устроитель побоища, спрятавшись за высокой мачтой, пишет письмо возлюбленной. Хвост, пожалуй, к нему вернётся. Кватернионы невесомых в разнузданном танце атакуют соседей. Игнорируют особенности местного рельефа, представляющего собой минное поле. Есть ли у мудрых джавелинов ноги, чалмы и окладистые бороды? На полу ванной тряпка: бывшая Вовкина майка, такая маленькая. Нет, игрушечный магазин, хочешь пойти! Надо подождать до марта, я тебе говорила. Сейчас февраль, хочешь подождать до февраля. Ты хочешь ждать до следующего года? Поверь, малыш, прождать десять дней гораздо легче, чем целый год. Разогревшийся Вовкин после прогулки желает в холодной квартире снять с себя свитер и футболку. Вера Михайловна в ответ угрожает накормить его пельменями; на Вовку это действует. Когда молодому человеку не хочется, к примеру, мыться, он сообщает «Вова очень злой», не переставая при этом хохотать. Военные сплетни текущей недели. Враг собирает вокруг страны авиацию, сотни самолётов – могут возобновиться бомбёжки. Хотят, якобы, посылать перед авианалётами аэростаты и другие отвлекающие цели, чтобы предварительно истощить на них ПВО. Является ли война вопросом? В прозе, по сравнению с поэзией, снижен уровень натяжения внутри отдельной фразы, это само по себе даёт ощущение свободы. В рамках осторожного плана доминантой стала бы текстура времён, в рамках авантюрного – фабула. Откажемся от гонораров и вместо этого пригласим режиссёра на обед в пекарню. К торжественному открытию построим белокурого диктора. По данным судебного процесса рассудим: не во имя ли архитектуры плюёт вся организация, вывернутая наизнанку, на мировой уют? Хотим того или нет, мы являемся пленниками ритма. Правы ли мы, сопротивляясь ему? Используются камерные слова и конструкции, разламываются веерные грозы. Это приводит к опасной беспечности. Человеческие объекты намеренно размываются. Парадокс Суини Тодда, цирюльника: он перережет горло каждому жителю города, который не сделает этого с собой сам, но не совершит этого ни над одним самоубийцей. Бертран Рассел, пожалуй, доказал бы, что Суини является зарезанным собой и собой зарезанным одновременно. Меня всю ночь преследовали бомжи, автоматы с водой, иконы. Пёс-песок, голубь и мышь – вместе гуляют по ночам, одна душа в трех телах. Все учатся играть на моём безымянном пальце. А на сладкое высмотрят кое-что из содержимого перемётных кис – тех, что брошены в общий доступ.
7
Речевые искажения становятся всё более частыми. Происходит яркая вспышка, и комната, где находятся роботы, исчезает. Они оказываются на открытом воздухе. Над горизонтом возникает огромный комет, быстро приближающийся к городу. Призрак: я хочу рассказать вам о поэзии, она должна быть похожа на текстуру. Когда её плетут пауки, я вспоминаю о детской мечте стать сыроедом и жить в доме, сделанном из песка и соломы. Одно из мелких движений шахматных клеток. Что делать с этим новым снегом, чуть больше твоей головы? В нём остаётся ещё одна жёлтая карточка: плохо скрываемый праздник, натянутый над партером. О чём говорить сможем, будем хранить ворчание. Будьте уважні і обережні, скоріш за все любить пізні вечори. І не буде мабуть зайвим носити електрошокер або бейсбольну биту, якщо ви, звісно, не Чак Норріс. Я уже заходил сегодня в парадное вечером, и он орал, как демон какой-то. Слегка страшно было, я быстро по ступенькам побежал, а он начал за мной идти. Хотел щас воды пойти набрать из автомата и понял, что не хочу уже. Скорее всего, там караулит. Слышал историю, как выходил на лестничную клетку с топором или с ножом. Давно, ещё когда он молодой был. Гляньте как-нибудь потемну в его комнату, она не зашторена. То, что под окном, само за себя говорит. Хлопцi, ви не думали, як там на вiйнi вашi однолiтки воюють? Кров з очей вас читати. Звичайно це дика хєрня на фоні цього, тож без питань. Дійсно простіше грохнути його калашем та й чорт із ним. Фігнею заморочуємось. Блин у меня тоже самое, можно с кем-то ходить набирать? Ідiть разом з бiтами та дубuнами. Только если вы подкинете биту. Судя по запаху, отсутствует равновесие, дверь ушатала полировку. Ох уж эти реакторы: джоули делятся на джоули. Левый глаз чешется к разрушению планов, на лабораторной могут сказать, что я дура набитая. Текст, время и запах – кривые второго порядка. Если отстанешь от них, погубишь и себя, и эволюцию. Запнувшись о значение, веришь в ничто; лифт – не шахматы, и время в нём стоит на месте. Понимаешь, что твоё настроение является результатом хронических недосыпания и усталости. Звучание и ритмика способствуют воспроизводству мелких кристаллов. Обрывки, обноски, прочие сторожа компактной машины – ставят кляксы на школьной доске, пока не устанет каждая цепь. Порой забывают надеть обруч, хотя вокруг них вращается часовой механизм. На помойке ящик с педалью – часть швейной машинки; Вова пройти мимо равнодушно не может, обязательно надо потолкать ногой. Веснушки на носу, щербатая улыбка до ушей. Радуется, что научился выговаривать букву «р». Итальянцы восьмого марта традиционно устраивают забастовку в качестве подарка женщинам. Не обошли вниманием праздник и россияне: я проснулся утром без пяти шесть утра от громкого взрыва и после него – завывания автомобильных сирен. Война похожа на часы, показывающие неправильное время. Маршруты ракет готовили в этот раз несколько недель, процент попадания был выше, чем обычно. Но зачем это нужно им теперь, весной – загадка: чтобы на пару часов обесточить наши крупные города? «Бейте друг друга розгами спорта, шевелите усами в раковинах». Отчего бы не материализовать метафору, отрезать и съесть у ней кожуру. Кто теперь говорит про геометрию? Солист бьёт не в живот, но в пах. Раньше боксёры были распилены на сто кусков, из каждого торчал наружу Пушкин. Теперь всё разбросано по углам, и на каждом фрагменте сидит Пуанкаре. Не буду возражать против музыкальных мемуаров, мы зарыли в них свои пули. Вчерашняя обложка с красной кефалью – тоже художественная мистика. Занятно, что два писателя заменили в фамилиях друг у друга одно и то же слово. Будем жить кратко и верить прозаикам. В отношении утеплённого фасада поставим большой вопрос, а ходить ежедневно по грязному подъезду и ничего не предпринимать – это не по-людски. Период неолитической роботизации; век самовозгорания химер, вышедших за пределы утопленного благословения. Композиция вращается вокруг ложной оси. Строй пересчитанных гласных, дробящих линейные горизонты. Мерцающие вестницы, как монстры из асбеста, с иными, отражёнными лестницами под потолком. Тела и факелы столиц, ритм наполнен инвективой. Нет более такого объекта, как рёв осла. Ожидаются рыжие лобковые волосы для творческих проектов. Умолчу о любви всей нашей компании к Облаку – оно защитило уцелевшие нефтяные вышки от мороза, желавшего их поработить. Проект работает до сих пор, его миссия – менять, а не копировать. Гремят швы на рассохшихся сапогах. Сорочки увлекают исступлённых попрошаек. (Прорывается голос Димы Бритвина) жена живёт неделю в Херсоне и неделю в Амстердаме, нюхает кокаин и возит гуманитарку, а я сижу с детьми. Решил вырваться – мобилизоваться в электронную разведку. С количеством детей от двух браков у Димы явный перебор; теперь женат на Юриной сестре. А в телеграме опять выходит на связь Игорь: за неделю получил из России два сообщения по старым рассылкам, в первом звали поучаствовать в днях Сапгира. Можу проїхати через Бахмут, в мене там є знайомі хлопці – поет в механізованому батальоні штурмової бригади та художник в артилерійському дивізіоні. Домовляйтеся – почитаю вам вірші на нулі, друзі акомпануватимуть кулеметом. Во втором сообщении предлагали принять участие в неких чтениях на онлайн-фестивале. Дякую за запрошення. Хочу прочитати вірш про обстріли Харкова, про мертвих містян у Херсоні, про зруйнований дім в 500 метрах від мого мешкання, про ваших йобаних пропагандистів, про мого брата, який зараз під Бахмутом вбиває асвабадителей, про моїх знайомих, що загинули в Маріуполі. Дякую за запрошення. Не удержался. Организатор меня забанил после получения сообщения. С чего бы это, ты так вежливо объяснил. Все они боятся, робкие пингвины, прячут тела в утёсах. Ограничение пространства даёт возможность найти метод электризации. Пределы, подобно стеклам приборов, отливают множеством оттенков. Сладость, сладость, гадость, дерьмо, два дерьма, очень больно. Хочешь сладкого? У тебя в рюкзаке мандаринка и йогуртовый кекс, а на обратном пути из школы можно купить желейные конфеты. Лишь целостность комплекса удерживает его от распада. Если знак хорошо структурирован, то обладает растягивающим потенциалом, и не так важно, реален он или отретуширован. Изменение параметров структуры граничит с леденящим ужасом. По дому ходят работники военкомата, два человека зашли в первый подъезд и один в четвёртый. Поднималась за ними, слышала разговор. С бумагами, в военной форме, обсуждали, сколько домов уже обошли. Все гаразд! Вони виконують свою роботу, ловлять ухильників. А вы с передовой пишете? На жаль, ні. До 50 років всіх викликають для перевірки бази даних. Ходять по квартирах? Так, можуть і з представниками кооперативу.
8
Наразі вдається логінитися на git-сайт тільки за допомогою СМС, та тільки з ноута. З компа ні, навіть із СМС не дає. Код зависит от серебряной пули, это интересная ловушка для справедливости. Малыш с лёгкостью различает «Тойоту», «Форд», «Фиат» и «Фольксваген». А это, говорит, зелёный; тоже верно. С утра вместо того, чтобы собираться в школу, стал густо-прегусто рисовать в маминых конспектах. Кефир – это амбивалентная субстанция, состоящая из четырёх компонентов: они взаимодействуют в мире, где логика не имеет значения. Власть ирисок устанавливается на три года, пока их родители живы и не исчезли с горизонта. У эволюции была брага, она начала варить самогон, играла с ним, как мальчик с мясорубкой. Около окон горят большие лампы, но они едва освещают постель. Потолок слегка колышется, словно находится под водой. Ложный вакуум, опытный заключённый, роет туннель для инженеровых жён. Приглушённый свет отбрасывает зыбкие тени на подмостки. Внезапно тишину нарушает женский голос, исполненный замешательства, как будто говорящая затеряна среди собственных мыслей. Потрогал голову: нигде ничего не написано. Печенье тает во рту, на одном из зубов остаётся бумажный комок. Улисса украли, говорит Полина, но у кого Улисса украли? Подвижным трафаретом становится свет, проходящий через тело. Так, на самом деле, размножаются агенты недвижимости. Во сне смерть движется по улице, как огромный утюг, подминающий под себя прохожих. Такая она, Генуя: посреди многоэтажек течёт ручей, и вокруг него во весь голос поют лягушки. Из лесов на холмах приходят кабаны, тусуются рядом с детской площадкой. Где ты увидел кириллицу? Застегни шлем и держись за поводья. Ох, я знаю, чья жопа сейчас будет красной. Вовке такой стиль обращения нравится, он улыбается, повторяет за мамой. Но знает, что та и сама не обидит, и в обиду не даст. Устал от школы, больше не хочет в неё ходить. А его dolce товарищ Маттео плачет, не получается у него выводить буквы красиво. Мы-то рады-радёшеньки, что Вовкин вообще учится писать, хотя бы и коряво. Рисует один за другим портреты мамы с огромными кулаками – одинаковые, только разными карандашными цветами. Есть у северных безумцев надежда неумирающая, но и несбыточная: якобы император Поднебесной пойдёт воевать Тайвань. До последней минуты будут об этом грезить. Пока с императором договорились, да и то вряд ли, разве что о новых мутных схемах поставки микросхем. Естественно, вслух о таком только шепоток по крысиным углам. Хтось знає, що відбувається і чому якийсь чоловік уже кілька хвилин не припиняє кричати? Інший бігає й благає викликати швидку. Шановні мешканці, сміттєві баки переставляємо до спортивного майданчику (сміттєзбиральна машина від набережної заїздити не зможе). Не бажано! Діти будуть грати на майданчику та дихати відходами. А куда? Первое парадное дышит и ничего, живые. Потерпят ваши дети. Є норми, які регламентуються законом. Мусорный бак не может стоять под детской площадкой. Я там дітей останнім часом не бачу. Тільки люди, що вигулюють собак, і ті, хто давно на дітей не схожі. До речі, той хворий з другого під’їзду зараз знаходиться на лікуванні. Вже зо два тижні його тут немає. В качестве злого первоапрельского розыгрыша россия председательствует в Совбезе. Пройдёт сколько-то лет, и само слово «россия» будут писать только в исторических исследованиях. Но сначала северные варвары познают конфуцианство. Им объяснят, какой марксизм сейчас правильный. Плюс под шумок уведут Сибирь. Совершенная технология высокомерия: автор, нашедший сюжет, обращается с ней, как с правой галошей. Поднимается по шаткой лестнице, скреплённой множеством осыпающихся мифов. Любой предмет коллекции – детская страхолюдина. Но вот и цель найдена: лежать не в руке, а между глаз. Отполированный мир кажется незыблемым. Иногда на торжественных собраниях Юра, подражая иным рассказчикам, вставляет отдельные слова из своего чемодана. Это развивает у него телепатические способности, но делает мизантропом. В чужих зарослях мотоциклов, как птиц нерезаных. Их преследует их мечта о справедливом суде. Сердце ныряет из стороны в сторону, но не желает ничего делать. Шишки поделены между матерями – шипит, шипя, эскадрилья умных барышень. Завтра можете звонить по указанным в объявлении телефонам. Мне и без счётчика хорошо. Всем хорошо, но они просто перекроют газ, как я поняла. Написано, є обов’язковим згідно… У разі відмови – відключення. А сколько газа не будет, сутки или больше? Может, кто знает по примеру других домов? Вони перекривають газ по всьому стояку, та допоки всі не поставлять лічильники, не вмикають. Ми в лютому декілька тижнів по іншій адресі провели без газу, а знайомі декілька місяців, все залежить від всіх мешканців. А якщо у квартирі ніхто зараз не проживає і хазяїв немає в Україні, то що, всі будемо без газу надовго? Їх це не турбує, я телефонувала по всіх інстанціях, і в мерію, і на губернаторську лінію. Мені ніхто не надав належної відповіді, а газові служби скидають відповідальність одна на іншу і відправляють до тих, хто газ перекриває. Они же не могут перекрыть газ в одной конкретно квартире, только стояк. Правильно? Есть случаи, когда подъезд отключали, вырезав кусок трубы. Говорил с мастером, на вопрос “сколько не будет газа” неформальный ответ: от 2-3 дней, если самоорганизуетесь – и до полугода. Доисторические наезды исчезают, солнце выгоняют из-за горизонта. Пытаюсь найти подвижные образы на железнодорожных стыках; можно ещё основать секту свидетелей стиральной машины, хотя эта религия, как по мне, слишком медитативна. Боюсь, что мой редактор опять занырнёт в волонтёрство для армейцев Бахмута – что только радует, однако запланированные мной книги подолгу стоят на мёртвой точке. Облачное будущее: ещё один слой, где нет транспорта. Главное, не прибегать к насильственному кормлению. Заменить солнечные батареи на солнечных зайцев. Упростить всё: искать птицу.
9
Прозвучало слово “спайка”; мне оно не известно, это что-то нестандартное – не из уроков скисшей арифметики. Людей некоторых профессий учат и венчают у всех на виду. Не удивляйтесь и не вздрагивайте от странного жужжания, исходящего из-под унитаза. Об истинных его целях пока сообщать рано. Во дворе перед гаражами стоит машина электрической компании. Работники говорят, что в ближайший час не будет света. Вовремя я поднялась. Если бы с ребенком застряла в лифте на час, им бы ни одна бабка не отшептала. Овации при сжатии массы-энергии без последующего задымления. Проявление вероятного в нашем плоском и плоском мире. Неужели мы до такой степени разделились? Есть ли у нас свой угол зрения и свои отпечатки пальцев? Смог, благодаря двуокиси, забивает жабры и облегчает пребывание в ванной. Присоединяем к жерлу пароотводный шланг, увлажняем воздух – и кислород распадается на углекислый газ и воду. В аквариуме даже зеленая плесень на стёклах просыпается. Как музыка, о да. Теперь аплодисменты раздаются при развёртывании теоремы Евклида. По полотну скользит надпись масляной краской: «математика смеха». Если бы мост в евклидовых штанах находился посередине стола, то крысы – несколько штук – стояли бы в сторонке, листая газету. Хочу тебе показать кое-что интересное. Я знал, что однажды ты принесёшь мне наркотики. Господи, нет, хотя эту новую книгу с экспрессионистической обложкой наркотиком тоже назвать можно. По мере нарастания искажений будем считать, что Солнечная система никому не нужна, и поэтому исчезает. Соседи с девятого этажа, почините, пожалуйста, свой кондиционер или не включайте его. Звук на всю улицу, как будто шахеды летят. Военный патруль поймал Юру в супермаркете, где он покупал подгузники своему сыну, и отправил в военкомат. Там всё было жёстко: с презрением, с попытками уличить во лжи. Не придётся ли ему служить, несмотря на астму, из-за которой, во время обострений, мой друг вынужден время от времени госпитализироваться; несмотря на недавнюю операцию на жёлчном пузыре? По поводу полугодовалого ребёнка в военкомате сказали: «ну и что, у нас у всех дети». Пока, до начала апреля, отправили на обследование по астме. Приложил к тыкве грязный камень – инженер какой. Вовина голова торчит из кустистого лабиринта. Светофор сломался: постоянно горит зелёный свет, непредсказуемо моргает красный, а над ними лихорадочно прыгают разноцветные цифры. На проспекті зараз коїться якийсь ПЗДЦ. В сторону залізничного моста ніхто не рухається, бо там неможливо переїхати через потоп, водогін прорвало. Начало войны, рассказывала Настя, мы с мужем встретили в поезде, как раз возвращались из Карпат в город Х. Добрались на свою окраину – а там бомбёжки, диверсионные группы заходят в кварталы, территориальная оборона встречает их огнём. Положили в чемоданы рабочие ноутбуки, с большим трудом вызвали такси; водитель вывез из-под обстрела опять на вокзал. Настоящий герой – но зато и взял с нас за этот свой подвиг в десять раз больше, чем за обычный рейс. Называем данный срез положительным ответом. Драпировки ждут ветра, чтобы излиться в него шелестом, плотным колыханием, жестовищем. Смутная груда пространства меняет форму. Напряжённое, трудное ожидание наступления. Когда оно начнётся, будет ли успешным? Компания озаботилась психологическим состоянием сотрудников и решила организовать психотерапевтические онлайн-эвенты с приглашёнными специалистами. Иногда выходило скучно, иногда занятно. Гештальт-психолог, прежде чем перейти к лекции об отношениях во время войны, предложила каждому из сотни слушателей написать сказку, используя заготовленный ею набор слов. Сказка – это, видимо, что-нибудь хтоническое и мрачное, как у братьев Гримм? Садовник проглотил ключ от дверей зАмка, потом медведя и, наконец, самого себя (поскольку я по ошибке внёс его в список дважды). Цветок снял с себя браслет и сбежал из-под домашнего ареста. Садовник – это вы, медведь – ваш нынешний или будущий партнёр. Лес – то, что вас пугает, а цветок – тот жизненный проект, над которым вы работаете. Ключ – ваша ответственность. То, что у одного из коллег в сказке медведь оказался садовником, психолог обговорит с ним в индивидуальном порядке. Дивовижні партнери та де їх шукати. Я сміюся, бо посадила сад у лісі, ще й відганяла партнера, який ламав дерева і квіти. Мені цікаво, що мені робити, якщо я відіслала партнера шукати ведмедицю в інший ліс на протилежному березі річки. Я відігнав ведмедя, знайшов жабу і кайфую. Ведмідь – велика хижа тварина. Чому саме ця тварина вибрана як асоціація партнера? От якби білочка, то інше питання. Мені ведмідь приніс ключ. А в мене він лише жере все, що в саду, та ховається від садівника. Общение, секс, деньги – опоры психологической близости, три ложки табуретки. Я вважав – секс, наркотики та рок-н-рол. Я тоже так думала, но не работает. Конспектирую: во время войны ценится в первую очередь «здесь и сейчас». Надо прислушаться к чувствам: если эмоции ослабевают, все остальные компоненты тоже выходят из строя. Произвести ревизию обид, часто уже неактуальных – люди носят их в себе порой десятки лет. О чём моя пассивная агрессия, за что я наказываю партнёра? Шумело минуту, пока не пошёл газ – инертная смесь выходила. Походу газовщики забыли открыть кран над входом в подъезд. Чтобы это исправить, нужна лестница. Математика – это стерильность, каждый её лепесток разделён масштабом. Перестань топтать невидимые двери, сообщаться с безликими зигзагами. Самым человечным из лиц твоих является числовое. Все они придуманы, чтобы скрыть тебя, словно кусок ткани, на котором выписаны фамилии. Будешь притворяться, чтобы оставить в лабиринте лишь случайный след? Ездил сегодня на кладбище, к могиле Коленьки, прибрался на его участке. Вздрогнул, когда раздался звонок смартфона – напевающий и нашёптывающий голос старшего сына; на мгновение я остро ощутил его присутствие. Рядом, на военной части кладбища, развеваются над свежими могилами яркие двуцветные флаги. По пути к Игореву жилищу простодушный таксист рассказывает о своих религиозных сомнениях, появившихся после смерти его друга от лейкемии. Почему Богу было угодно, чтобы этот добрейший человек так бесполезно умер? У Игоря дома двое котов, один другого краше. Спать они изволят на хозяине, весят вместе пятнадцать килограммов – Игорь говорит, что вес ощущается солидный. Иногда ангорский кот сбегает через форточку во двор, буйствовать – возвращается тощий, с грязной и сбившейся клоками шерстью. Кожа исполосована, как будто он пролезал где-то сквозь колючую проволоку; напоминает картины Джексона Поллока.
10
В город Х я ехал в одном купе с раненым солдатом, тихим, серьёзным – рука у него была cкреплена аппаратом Илизарова. На вокзальной площади приезжих встречала многоэтажка с выбитыми сверху донизу стёклами, с несколькими вывернутыми взрывом офисными этажами. Какого рожна от нас нужно россиянам, они сами хоть понимают? Если в своём городе я слышу украинскую речь всё чаще и чаще, то Х, как мне показалось, остался полностью русскоязычным. Юра показал лесок рядом с домом – во время нашествия его выборочно заминировали, опасаясь атаки со стороны захваченного неподалёку посёлка. После отступления россиян лес, тоже выборочно, разминировали – никто уже и не помнил, где стояли мины. Гулять там опасно и, наверное, будет опасно в течение десятков ближайших лет. Под окном у Юры баскетбольная площадка, где при ярком свете фонарей играют даже ночью, во время комендантского часа – есть нечто брейгелевское в подвижных маленьких фигурах баскетболистов. Сезон “не доніс до смітника” офіційно відкритий. Абрикоса жива, её просто обрезали, чтобы сформировать. Садовник сказал: «я скульптор красоты». Нет, это не формирование, а сатанизм! Всё сделано по правилам арбористики, хотя со стороны выглядит иначе. А ведь для кого-то эта абрикоса была памятью о бабушке! Я не собираюсь ни с кем тут шутки шутить. Знаю, кто это сделал, имеется видеофиксация. Даю шанс осознать содеянное преступление. Не будем в общем чате поминать сатану и бабушек. Люди, оставьте садовника в покое – он не квартирант, обрезает деревья и сажает возле своих окон. Квартирант вам озеленять двор не будет. Абрикосу, который он обрезал – а не спилил – уже лет сорок. Если каждый начнёт во дворе делать, что захочет, будет хаос. Может, кто-то с первого этажа не захочет иметь под окнами густые кусты сирени, полные комаров. Коли вже зникне кацапська бридка мова? Люди, де ви живете, в Україні чи на Украине? Не подобається, то не читайте! У нас тут хто як хоче, так і розмовляє. Хто як хоче – соромно це читати. Ми майже 32 роки як незалежні. Наша рідна мова українська. Але все одно “мы гаварим па русски”. Ви на передовій нам то розказуєте чи з дивану? Я був і на передовій, і в полоні, і на дивані, і де завгодно. Кожен громадянин є вільним у виборі мови для приватного спілкування. У нас закон не дискримінує іншомовних. Ганьба тим громадянам України, які спілкуються кацапською. Індентичність нації починається з кожного. Это вы пойдите расскажите русскоязычным ребятам на передовой, а ещё их русскоязычным родителям – если, конечно, не будет стыдно кричать им “ганьба”. Тренироваться в чате на женщинах и пенсионерах не нужно. А скільки наших пацанів руськомовних захищають нашу країну? То може їм ще до школи піти? Пинками никто любить мову не заставит. Такая позиция только больше от неё отталкивает. А меня ребёнок учит украинскому. Мама была крымчанка-караимка, бабушка грузинка. Знаю три языка, и украинский для меня четвёртый. Нелюди с восьмого этажа снова поломали лифт! Ёбаники, надеюсь вы это прочитаете! Пить-курить вы научились, а пользоваться лифтом – нет? Если вы, придурошные, не знаете, как себя вести, то мы вас научим. Будем бить ваши морды, пока они не станут похожими на человечьи! Я соберу всех своих друзей, и они будут ждать вас каждый раз, когда вы захотите сюда сунуться! В подъезде живут пенсионеры, инвалиды, мамы с младенцами! Если вам их не жалко, то нам вас тем более! (Рядом с гневным текстом аватарка с улыбчивой девушкой). Живём под вами и здесь особенно хорошо всё слышно три ночи ужасного крика матов и постоянного шума у меня потолок и люстра ходуном ходят ребенок вздрагивает когда у вас там постоянно что-то падает гул разговоров и разборок сегодня двое утром шлёпали туда если ты на работе зачем они туда ходят. Вы хотя бы раз вышли бабушке яму выкопать для растений для бурьяна поэтому претензий мне не кидайте приходят соседи на хуй с первого этажа по седьмой орут получают по лицу и после этого просят извинений ну и зачем это я ещё раз объясняю если что-то не нравится сделай себе стены сделай пол продай квартиру и вопросов нет а если хочешь поговорить поднимайся прямо сейчас и поговорим при чём тут закусывать при чём похмеляться когда ломятся в дверь непонятные люди я конечно выйду и пизды дам не надо выбивать дверь а потом говорить прости прости. Да, чувак зробив атмосфєрку. Проблема в том, что если они не откроют дверь, то полиция опять ничего не сделает. Зато вызов будет, нам свидетели прошлых выходок нужны. Пусть повестки вручат – отрезвеют моментально. Вечером загадочные вспышки в небе: инопланетяне прилетают подзарядиться от хронического смятения. Ирреальное конкурирует с бытовым на равных. То там, то здесь родственники возвещают о внезапной смерти собак. Целый день персонажи предательски молчат на государственном языке. Верхушки скал горят, словно факелы, закручиваются в немыслимые прически – совсем как у дровосеков. Медведь изображает боевые рычаги. В океане происходят малопонятные вещи: смерч приносит ржавую лодку и обломки сахарного тростника. Из приюта сбегают авторы, оставив записку: “Земля цилиндрическая. Мы знаем, где на самом деле северный полюс – под вишенкой в форме орангутаньей жопы”. Порадуемся за потомков, которые точно определят, что же произошло. Сегодня билеты в музеях бесплатные, но вместо того, чтобы наслаждаться королевской роскошью, Оля вынуждена была пробежать через Палаццо Дуккале пулей: Вова непрерывно ныл, что хочет в игрушечный магазин, и пытался закатывать истерики. Суровая мама в качестве контрмеры решила отменить правило ежемесячной игрушки. Не оправдались Олины ожидания, что ребёнок научится считать время до следующего похода в магазин. На обратном пути к вокзалу Принчипе, когда Оля говорила со мной по телефону, навстречу ей и сыну вынырнуло неприятное шествие: местный «бессмертный полк» с транспарантами на итальянском, с флагами СССР и сепаратистских республик. Наступление Шрёдингера опять откладывается. Заказчики могут оказаться недовольны первым релизом. Им известны только две арифметические связи: пустоты и дети. Отмычки простираются до Полинезии. Ушиб не залечить к новоланью; берегите тело, но берегитесь души! Побережье её длинней, чем то, у которого есть оба конца, ибо состоит из странных кварков.
11
Вопреки опасениям, с документами по Вовиной инвалидности меня пропустили через границу безо всяких затруднений. Над венгерскими шоссе клубились миражи – облачные озёра. По обе стороны полыхал ярко-жёлтый цветущий рапс. В Геную перевозчики добрались в половине четвёртого утра и стали подниматься на холм над одной из периферийных железнодорожных станций. Улица Ланди имеет форму рогатки, начинаясь и заканчиваясь на улице Монти, которая между разветвлениями этой рогатки успевает трижды изогнуться и вспрыгнуть по серпантину на верхний ярус, откуда подходит третьим транспортным потоком к нужной мне площади – последняя же эта расположена в крестовине, то есть срединном изгибе, одноименной улицы. Немудрено, что перевозчики начинают путаться и материться, когда попадают в этот район. «У этих улиц рабочая поверхность, как у хорошего сорбента» – говорит Оля. Город закручивается спиралями, над одной из площадей висит дирижабль с надписью «Сто лет аэронавтике в Лигурии». Бельё вешают на просушку даже на первых этажах, что затрудняет ходьбу по узким тротуарам, пока не выходишь на набережную. Девочка-подросток стоит, переминаясь с ноги на ногу, на скале, не решаясь прыгнуть с пятиметровой высоты в море. Товарищи подначивают её, кричат снизу: «живемо тільки раз». Оля орёт ей: слезай немедленно, зачем ты слушаешь дураков. Множество выразительных домашних деталей: висящая в коридоре репродукция городского пейзажа Утрилло, непрерывно вращающаяся на балконе вертушка в виде самолёта с пропеллером, миниатюрная сова, растопырившая когти в ванной, висящие на кухонной стене фотографии нашего покойного старшего сына. Вовкин очень всерьёз отнёсся к привезённому мной старинному, советских времён, металлическому конструктору. Весь вечер первого дня мы собирали с ним грузовик. Гайки с винтиками Вовка привозил к папе с помощью любимого игрушечного крана с бирюзовой платформой, «цвета морской волны», как он торжественно объявил. Питался только под мультфильмы, требовал поставить ему «обедного Бубу». Закончился первый день Вовиными рыданиями в постели по неясному поводу, Олиными шёпотами да уговорами. В конце концов ребёнок затих и уснул. Секса с женой у нас как не было несколько лет, так нет и теперь; наверно, оно и к лучшему – меньше лицемерия. С утра, пока сын валялся в постели, совместно готовили завтрак и слушали новостные ютюб-каналы. Накануне украинские, предположительно, дроны атаковали Кремль; повисла пауза: как ответит диктатор, не дойдёт ли дело до ядерной петли? Разрешилось напряжение стандартными атаками дронов, ракетными ударами по жилым районам и не слишком многочисленными жертвами среди украинского гражданского населения. Непривычно лишь то, что мне самому эти атаки не угрожают. У Вовы белые обшлага рубашки обязательно должны торчать из-под школьного халата – «как у английского лорда». Требует надеть капюшон и дёргает себя за воротник – хотя капюшон в его летнем костюме не предусмотрен. Как и прежде, сыплет фразами с непонятным контекстом: «носорог и хомяк, мыши нет», «твёрдый знак – это кран» (можно согласиться), «меня прокатило, как сон – нет, меня прокатило, как ёж». Придумывает новые слова: мелкие камешки называет «угловодами», папину трость «мечкой», качель в форме летучей тарелки «маловозом». Внезапно ни с того ни с сего начинает кричать, дико, вдумчиво, несколько минут подряд без перерыва. Когда спрашиваю его «ты что ревёшь, как марал?» – отвлекается и поправляет меня: «ревёшь, как хомяк». Минут чистого любования бывает совсем немного, ребёнок требует постоянного внимания. После выхода из школы Вовушкин совершает один и тот же ритуал – посередине лестницы перелезает через перила, пробегает в дальнюю часть двора и возвращается к площадке, где останавливаются автомобили. Сегодня надолго задержался в углу, лёжа в школьном халате в песке и собирая его камешком, как лопаткой, на платформу своего крана. Затем стал бултыхать и размешивать палочкой грязную воду в квадратной лужице, оставшейся после дождя в бетонной выемке на парапете. Олины уговоры не помогли. За мальчугана взялись две активные одноклассницы, сёстры-близняшки – отвели его под руки к выходу из школы. По пути домой носился от лужи к луже, пытаясь запрыгнуть в каждую, а потом едва не сбежал от меня. Пока я ковылял позади, опираясь на трость, он слетел вниз по свёрнутой улиткой брусчатой дорожке, скрылся за углом, однако дождался меня у лестницы, ведущей на улицу ниже ярусом: пытался съезжать по близко поставленным перилам, опираясь на них локтями. Дома устроил шабаш, заскочив в сандалиях на кровать Веры Михайловны и прыгая по ней – если я подходил близко, он отскакивал на дальнюю часть кровати так, что я снова не мог до него добраться; если я сам залезал на неё, чтобы его изловить, Вовка спрыгивал, обегал кровать и бестолкового папу по периметру. Всё, что я мог – контролировать кровать снаружи, пока он прыгал по ней во всех направлениях. Оля: и в чём же заключался контроль? – В том, что я говорил: слезай с неё. Мальчуган стал большим и ловким, теперь в проблемной ситуации его больше не подхватишь под мышку, каждый раз выходит целое приключение. На прогулке я пытался найти бар Святого Маурицио, где, по слухам, можно смотреть матчи Лиги Чемпионов. Оля говорила, что надо спуститься по улице Ланди и повернуть направо; там, чуть пониже начала серпантина, мы с Вовой нашли закуток с отдыхавшими под тентами людьми, а за ним покрытую щебёнкой прямоугольную площадку. В дальнем её конце, среди других инструментов, стоял массивный ручной каток для разглаживания щебня. Вовка ринулся к нему, стал дёргать за ручку и пытаться сдвинуть с места. Вокруг стали скапливаться любопытные итальянцы. Я проковылял вслед за сыном к инструментам, заявил ему авторитетным тоном, что чужое трогать нельзя, и мы отправились было дальше – я шёл, а Вова стремительно описывал вокруг меня концентрические круги, повисал на тонких фонарных столбах и стремительно крутился вокруг них – но уже через сотню метров папа обнаружил, что кран с бирюзовой платформой, который Вова нёс в руке, потерян им, по-видимому, где-то на щебенчатой площадке. Пришлось возвращаться, а потом и призывать по телефону на помощь Олю – она, с её опытом и чутьём, сумела, наконец, найти игрушку в кадке с лимонным деревом, куда её зашвырнул Вова. Мы спустились с ним по длинной лестнице в район с магазинами. Вова то пинал жестяную банку из-под сока, то танцевал на перекрёстке, то щупал номерные знаки припаркованных автомобилей и рули мотоциклов, то забегал в часовую мастерскую, летел мимо изумлённого мастера в дальнюю комнату и хватал первое попавшееся под руку зубчатое колесо – приходилось врываться туда, изымать трофей и выводить за руку, принося извинения на удивление спокойному и благожелательному хозяину. «Я хочу чинить и рассматривать» – сообщал Вова. В небольшом парке, рассечённом мостами, по которым носились гуськом электрички, он принялся с хохотом, держась от меня на расстоянии, пинать муравейники и швырять землёй на пешеходные дорожки. Потом начал поднимать ботинками клубы песка и пыли вокруг кедра с сотней голубей – дирижировал ими на бегу с помощью подобранной здесь же узловатой палки, и птицы методично и метко, как из пулемёта, срали на папу, который всё это время пытался дирижёра поймать. Папа выписывал и выписывал по парковым тропинкам аппроксимационные кривые, пока не сумел всё-таки ухватить шустрого молодого человека и вывести за руку из парка. На обратном пути Вова заскочил на высокое крыльцо одного из подъездов, где маленькая девочка пускала вместе со своим отцом мыльные пузыри, стал быстро хлопать в ладоши, разбивая переливающиеся шарики, чем несколько озадачил и расстроил юную итальянку. На день третий втроём поехали на электричке к Вовиному новому корректору. Оля долго вспоминала конечную, «пищевую» остановку на этой линии, как оказалось – Специю. По пути купила своей матери льняное семя: та питается неправильно, жареной или жирной пищей – ей остальное невкусно – и теперь опять страдает от обострившегося гастрита. В регистратуре Вова схватил печать и стал ставить штампы без разбора на все бумаги, которые попадались ему под руки. Корректора он впечатлил, собрав у ней в кабинете безо всякой инструкции, лишь по изображению, модель тук-тука из деталей Лего – Вова называл его «натуком». Осталось много неиспользованных деталей, да и крыша транспортного средства держалась нетвёрдо, то и дело заваливалась набок, и всё-таки работа была выдающаяся. Мы хотим тракторов – заявил Вова не без суровости.
12
По ночам я начал работать над новой книгой – слоистой, бесконечно запутанной, как улицы центрального района в старинном городе. Записываю её как можно медленней, хватая себя за локти, чтобы текст, вольно или невольно, успел соприкоснуться с большим количеством событий. Начинать надо с выстраивания метода, способного уловить и рассортировать любой набор не связанных между собой данных. Как быть с персонажами – вообще не давать имён или обозначить некоторых из них именами мифологическими? Создам смешение нескольких речевых потоков, и смягчу его нейрогенерацией. Предвкушаю изготовление замысловатых текстовых смесей для инпута – придётся-таки подкармливать нейросеть «с рук». Самого же реального плана может и не быть – по крайней мере, он перестанет быть организующим принципом сборки. У окна сидит пожилая женщина с кисточкой, на её платье висит собачья шкура. Распахивается дверь, с шумом испуская двух стариков – векселедателя и акционера. Каждый из них одет по моде восьмого года: берет, пенье, чёрные сапоги с гетрами. Все стихают и ждут, лишь столешница в углу пищит рекламой. Жёлтая тарелка притворно плачет, но на самом деле ей весело, что всё вокруг – и вода, и тряпьё – не всходит, но и не падает. Так всё мило, режу на куски полиномы, проецирую вазочку с цветком на голую ляжку. Могу полулежать на диванчике, глядя, как лифт бесшумно взмывает к потолку огромного зала. В коричневой комнате заглядываю в сияющие линзы и вижу, как машут зонтиками, кувыркаются проворные толстяки. В комнате синей, когда обрывается короткометражка Люмьеров, экран смещается в сторону, и к зрителям выезжает настоящий паровоз. Посетители комнаты красной, сидя на унитазах, смотрят отрывки пеплумов. В комнате белой – проявочная, расставлены колбы с разноцветными жидкостями, развёрнуты рулончики с плёнкой. В комнате жёлтой расположен письменный стол сценариста и высятся стеллажи с книгами вплоть до верхнего этажа. Гильгамеш опускается на колени, собирает рассыпанные по полу пуговицы. Ты смотришь на меня так, будто я пылающий жираф, говорит он. Лицо то озаряется, то темнеет, потом начинает подпрыгивать. Фраза не содержит ни пожелания, ни приказа. Рельсы уводят наблюдателя в напичканное чертями болото. Змеи, облака, отмели врут самим себе. Мы с Олей съездили на день в Турин, и она сдала экзамен по органической химии, а я сходил в музей кино. В электричке на обратном пути сидели, взявшись за руки, как юные влюблённые. Вова тем временем бегал по генуэзской квартире и орал Вере Михайловне «папа вернётся!» Мне стыдно теперь перед малышом, что урвал у него предпоследний день своего отпуска. «Папу надо защитить от папы» – разумное предложение. Для защиты Вова замотал голову папиным красным шарфом и носился по коридору. «Начинается поздно, надо нацепить защитный шарф от глазов. Получится защитить папу от защитного шарфа! Надо защитить защитный шарф, и получится защитить от палки!» Я бы, конечно, остался в Генуе, но дома, в моём городе, есть работа, и терять её нельзя. К тому же арендовать жильё для меня и мамы – задача не их простых, лигурийцы крайне неохотно сдают жильё беженцам из Украины. Знакомое чувство влетающей в лоб рукояти – в те дни, когда мы рвали на куски тела священных животных. Знаєте, в якій країні? В країні загублених речей. Париж до сраки, я закохалася в Амстердам. В салоні двадцять два, додайте, будь ласка, пропелеру, але небагато. Числа бывают огромными, их можно использовать в качестве трехэтажного дома для птиц. Логические символы превращаются в живых существ, гуляющих по деревенским улицам, где каждая аксиома принимает форму карусельной лошадки. Фокусники выстраивают длинные числовые ряды. У поезда вместо лопастей появляются вращающиеся десятичные дроби. Заблудившиеся ноты сливаются в цифровые шпили. Добавьте и правда пропеллера, но немного, чтобы не смешивался с реальностью. Станция, лес, почва в месте вращения отдельных элементов размягчаются – превращаются, в конечном счете, в полимер. Иным обстоятельствам красок служит стёртая до блеска сковородка. Игра рассолов с неконтролируемым контекстом, картина конём и ход маслом. Персонажи – это методы сборки мифа и речи. Приходится искать ключи доступа к ним, притом у автора и читателя они должны разниться. Минимальное «никогда», из-за которого появляется приторный привкус. Что-то липкое, наверное, цветочная пыльца. Дожди шипят, скатываясь со стеклянной крыши. Сначала справа хмурятся Апеннины, затем слева дыбом встают освещённые солнцем склоны Альп с почивающими на них тучами. А вот уже горы вокруг повсюду, автобус то ныряет в тоннели, то пересекает по приземистым мостам наполовину пересохшие реки. На границе с Австрией смартфон одного из пассажиров озвучивает сигнал воздушной тревоги: по Украине ведётся очередной ракетный обстрел. Во Львове у меня остаётся несколько часов свободного времени между автобусом и поездом, и я неспешно хожу по центральным улицам. Перед зданием национального банка двое силовиков с автоматами перекрывают улицу. Один матюкается на русском, другой его на русском же успокаивает: «ну что за херня?» – «да ладно, всё нормально, всё просто пиздец». Перед самым вокзалом замок в купе заклинивает, и проводнику приходится раскручивать его отвёрткой, чтобы нас выпустить. Мой город встречает меня цветущей сиренью, нежной молодой листвой и насыщенными обстрелами. Навёрстываю всё, что упустил по работе за отпускное время. Скоро очередной релиз. Зарплату мне, к счастью, платят без задержек; у Оли много расходов на лечение сына и просто на жизнь в Италии. Приходится сокращать собственный бюджет, книги в этом году почти не покупаю. Днём, даже без объявления тревоги, раздаётся непонятная стрельба, быть может, тренировочная. Ночью дом трясёт от продолжительной серии взрывов. У одной из дальних многоэтажек пылает крыша, на неё рухнул сбитый дрон – чёрта два к такому привыкнешь. Массированные ночные атаки, волна за волной, теперь происходят уже не раз в три недели, а с периодом в двое суток, по нечётным числам. По чётным обстреливают другие города. Помимо террора гражданского населения, идёт охота на зенитные установки «Пэтриот», одну даже удаётся ненадолго вывести из строя. Со временем обстрелы становятся ещё гуще: бьют уже и засветло, иногда несколько раз в день. Кто россиянам поставляет столько ракет? В нескольких районах повреждены жилые дома, горят автомобили, обломки дронов лежат и во дворах, и на проезжей части, посреди проспектов. На парковой дорожке след от удара, похожий на солнышко: центральная дыра и оплавленные лучи в разные стороны. В одну из ночей баллистическая ракета разворотила здание той больницы, где родился восемь лет назад младший. Опять спасатели разбирают завалы, назавтра объявлен общегородской траур. Это жесть, пишет мне Настя, я прекрасно понимала, что идёт бомбардировка, но мозг твердил: смотри, ты стоишь посреди поля, гроза такая красивая. И я не могла проснуться. А когда проснулась, уши закрыла так, что ничего не слышала. И всё надеялась, что это сраный гром. Сколько ни пробовала повторить утром, не получалось, сквозь ладони всё равно проходит уличный гул.
Станислав Бельский
Поэт, переводчик современной украинской поэзии, прозаик, издатель. Родился в 1976 году в Днепропетровске. Работает программистом. Живёт в Киеве и Днепре. Автор романа «Полиэдр» (2023, опубликован в 2025) и 18 сборников стихотворений. В 2023-м году в итальянском издательстве «I Quaderni del Bardo» вышла книга избранных стихотворений «I versi migliori si sciolgono nell’aria» («Лучшие стихи тают в воздухе») в переводе Паоло Гальвани. В 2024-м году в издательстве «Red Moon Press» (США) вышла книга хайку «Quaternion» на английском, русском и украинском языках. Cтихи публиковались в переводах на польский, чешский, немецкий, итальянский, греческий, болгарский, английский. Куратор поэтической книжной серии «Тонкие линии» (Днепр). Один из составителей антологии украинской русскоязычной поэзии «Воздушная тревога» (2024, Freedom Letters).