16 Views
Выставка «Свет как архив, пространство как свидетель» Камиля Каплана, открыта с 16 мая по 11 июля, по адресу улица Чайковского, 61, в галерее Myth, сопротивляется структурным ожиданиям традиционной ретроспективы и вместо этого предстает феноменологическим аппаратом: не просто экспозицией работ, распределённых во времени, но нелинейным, протяжённым разворачиванием психического, пространственного и хроматического исследования. Обращение к творчеству Каплана в ретроспективе — это вход в рекурсивное поле перцептивных напряжений: пространства, которые помнят тебя, цвета, которые мыслят через тебя, пустоты, которые настаивают на том, чтобы их не просто видели, но обитали в них. Работы Каплана, от раннего структурного минимализма до позднейших онтологических наслоений, функционируют не как историческая траектория, а как архитектура ощущений — самоподдерживающаяся система внутренних геометрий, психических светимостей и метафизической рекурсии.
Родившийся в 1988 году, Каплан стал заметной фигурой постматериального формализма, развив практику, отвергающую плоскость поверхности в пользу глубины — не только оптической, но и экзистенциальной. В этой ретроспективе зритель немедленно выбрасывается из традиционного нарратива; здесь нет строгой хронологии, нет линейного развития формы. Вместо этого выставка функционирует как неэвклидова камера восприятия, где ранние и поздние работы сливаются друг с другом, подобно рекурсивным мотивам, населяющим его панели. Это не чтение монографии, а вход в храм видения — святилище, построенное из света, тишины и пустоты.
Материалы Каплана — плексиглас, смола, акриловые вкрапления и УФ-реактивная подсветка — не просто формальные элементы, но метафизические передатчики. Они не нейтральны и не декоративны; они участвуют в феноменологии каждой работы, манипулируя не только взглядом, но и самой временной природой восприятия. В работах Каплана свет не освещает — он архивирует. Каждый градиент, каждое изменение хроматического оттенка — это след, остаток зрения, ощущения, памяти. Архив здесь — не материальный, а мнемонический: свет хранит память, преломляет эмоцию, размывает границы между внутренним и внешним.
Название «Свет как архив, пространство как свидетель» — не просто кураторская рамка, а метафизическая тезисная формула. Свет в работах Каплана становится технологией памяти — сосудом, в котором восприятие наслаивается, шифруется и сохраняется. Каждая панель — это палимпсест сенсорных надписей, в которых само видение подвергается сомнению. То, что видится в работе Каплана, никогда не стабильно, не окончательно. Его произведения ведут себя как ловушки восприятия — пространства, в которых взгляд становится ритуалом, а восприятие — памятью, которая ещё не произошла. Здесь важно не понять, а остановиться, погрузиться в глубину, не поддающуюся полному постижению.
Именно этот отказ от ясности возвышает работы Каплана до уровня метафизического высказывания. Пространственные структуры — сгибающиеся плоскости, исчезающие точки, бесконечные кубы — не просто эстетические композиции, а психические архитектуры. Они отсылают к сакральной геометрии, эзотерическим диаграммам, мечтательным комнатам Башляра, лабиринтам Борхеса. Эти пространства — не контейнеры, а поля трансформации. Пустота здесь — не отсутствие, а давление: светящееся углубление, в котором значение сжимается, кодируется и излучается через цвет. Это машины свидетельства, психогеографические камеры, в которых присутствие зрителя впитывается, перерабатывается и отражается в изменённой форме.
Внутри ретроспективы заметна эволюция цветовой стратегии. Ранние работы ограничены спектром — цианы, неоны, спектральные фиолетовые — с хирургической точностью подчеркивают формы. Но к концу экспозиции цвет начинает густеть, пульсировать, обретать сакральную плотность. Цвет становится атмосферой, погодой, зарядом. Границы размываются, светятся, просачиваются в слоистую прозрачность под ними, создавая ощущение одновременно живого и окаменевшего, сияющего и погребённого. Эта насыщенность цвета говорит о переходе от феноменологии света и пространства к визуальной теологии — к свету как силе, а не просто явлению.
Отношение Каплана к традиции Light and Space — одновременно уважительное и бунтарское. Он наследует перцептивную этику Туррелла и Ирвина, но трансформирует их минимализм в символическую насыщенность, близкую к мистике. Где Ирвин стремился к чистоте восприятия, Каплан утяжеляет поле символами. Его плексиглас и смола не дематериализуют пространство, они алхимизируют его. Работы не просто демонстрируют условия видения — они вопрошают, что видится, и — более того — кто смотрит в ответ. Это поворот от феноменологического к метафизическому, вокруг которого строится вся выставка. Зритель становится не наблюдателем, а участником, не свидетелем, а вовлечённым сознанием в световой системе Каплана.
Рекурсивные геометрии — вложенные пустоты, невозможные кубы, бесконечные регрессии — это не формальные игры, а симптомы эпистемологического кризиса. Они отражают постцифровое восприятие: фрагментарное, многослойное, незавершённое. В то время как многие постинтернет-художники выражают это через иронию, Каплан отказывается от иронии и дидактики. Он преобразует цифровое сознание в метафизический орган. Его панели — не экраны, а реликвии глубины восприятия в эпоху, которая больше не верит в глубину. Каплан не имитирует цифровое пространство — он его оплакивает, освящает и переосмысляет как сакральный ландшафт.
Именно в этом переосмыслении ретроспектива достигает своей глубочайшей силы. Отказываясь от линейности развития, выставка демонстрирует, что настоящий предмет интереса Каплана — не форма и даже не восприятие, а свидетельство как таковое. Каждая работа наблюдает за нами. Каждая пустота впитывает наш взгляд. Каждое цветовое поле помнит, где мы стояли, как долго мы смотрели, насколько глубоко мы позволили себе погрузиться внутрь. Выставка становится не просто обзором творчества, а камерами инициации, эстетическим ритуалом, вводящим зрителя в логику незримого.
В финале «Свет как архив, пространство как свидетель» не предлагает завершения — она резонирует. Она не подводит итоги — дистиллирует сущность и запускает её в бесконечное эхо в психике зрителя. Она напоминает нам: в эпоху, где зрение уплощено скоростью, а значение размыто перенасыщенностью, по-прежнему существует более глубокая, медленная архитектура видения. И именно в этой архитектуре — структурированной пустотой, записанной в свете, свидетельствуемой пространством — работа Каплана продолжается, не как артефакт, а как приглашение.
Марина Трубецкая
Марина Трубецкая, известный исследователь и культуролог, посвятила свою научную деятельность изучению взаимодействия литературы и современного искусства. Автор около 100 статей, опубликованных в отечественных и зарубежных научных сборниках и энциклопедиях. Стипендиат Немецкого общества научных обменов (DAAD, 1994) и Американского совета научных обществ (ACLS, 2002), приглашенный лектор Санкт-Петербургской государственной консерватории. В настоящее время работает над докторской диссертацией, посвященной влиянию литературных текстов на развитие современных художественных форм. Старший научный сотрудник сектора литературы и искусства Российского института истории искусств.