11 Views
Анна Викторова — “Удержанное в разломе”
Куратор: Анастасия Пацей
Главная галерея, арт-центр Пушкинская-10, Санкт-Петербург
19 июля — 17 сентября 2025 года
Раку — это не техника утончения. Это техника разрыва. Возникшая в Японии XVI века как способ быстрого обжига вручную сформованных чайных чаш, раку соотносится с несовершенством, эфемерностью и поэтикой незавершённости. Но в практике Анны Викторовой это не дань уважения и не стилистическая цитата. Это поле горения — тепловой ритуал, в котором работа не столько формируется, сколько выжигается в бытие.
Викторова, родившаяся в России и ныне работающая в Лондоне, воспринимает раку не как ремесло, а как состояние: то, что обнажает разрывы в памяти, материи и выживании. В её процессе керамические сосуды подвергаются экстремальному нагреву, а затем резко извлекаются из печи и погружаются в воздух, золу или летучие вещества. Эффект — насильственный: глазури вздуваются, медь вспыхивает, трещины возникают без предупреждения. Глина не просто остывает — она сжимается, кричит, рушится. И это разрушение становится поверхностью.
Именно эта материальная логика лежит в основе выставки “Удержанное в разломе”, персонального проекта Викторовой 2025 года в арт-центре Пушкинская-10 в Санкт-Петербурге, куратор — Анастасия Пацей. Установленная в двух контрастных пространствах — одном ярко освещённом, другом погружённом в тень — выставка предлагает не последовательность работ, а хореографию тепловой памяти. Каждое произведение несёт в себе травму собственного создания. Огонь — не момент формирования, а начало повреждения.
Первое пространство — сдержанное, светлое, почти хирургическое — содержит одну керамическую форму. Расположенный на чёрном постаменте под белым светом, сосуд выглядит почти спокойным. Его поверхность суха, шероховата, прорезана тёмной вертикальной трещиной. Никакого декоративного блеска, никакого визуального соблазна. Только свидетельство обнажения: рана, ни закрытая, ни кровоточащая. Она держит свою травму сдержанно — и эта сдержанность отзывается эхом.
В соседней комнате свет растворяется. Три более тёмные формы обитают во мраке. Они менее вертикальны, менее цельны. Одна проваливается внутрь, будто размягчённая изнутри. Другая будто разорвана, по её поверхности ползёт окислившаяся медь. Это не композиции — это последствия. Они не выставляют себя напоказ. Они остаются — треснувшие, вздувшиеся, сопротивляющиеся завершению.
Работы состоят не только из глины и глазури, но и из следов: пепла подростковых писем, обожжённой стружки стали, частиц промышленной копоти и органических остатков. Глазури содержат не только пигмент — они содержат горе, прошедшее через горение. В некоторых объектах добавление мицелия или синтетических отходов вызывает поверхностные реакции, которые продолжают развиваться даже после обжига. Эта нестабильность — не дефект. Это онтология работы.
Кураторский подход Пацей — радикальная сдержанность. Нет подписей, нет инструкций, нет маршрута. Зритель втягивается не в повествование, а в атмосферу. Температура становится способом понимания. Переход от ясности к темноте отражает сам цикл обжига: повышение давления, разрыв, охлаждение, наступающее слишком стремительно, чтобы быть безопасным.
Здесь нет обещания восстановления. Сосуды Викторовой не чинятся. Нет золотых швов, нет метафор искупления. Трещины не залечиваются — они сохраняются. Её работа отвергает катарсис. Она отвергает даже высказывание. Вместо этого она обитает в разломе — не как в отсутствии, а как в плотном, тактильном присутствии. То, что было разрушено, всё ещё здесь. И всё ещё говорит.
Керамика в выставке “Удержанное в разломе” не содержит — она выдыхает. Она протекает. Она не держит ничего, кроме температуры и следа. Её поверхности далеки от завершённости — они продолжают корродировать, окисляться, изменяться. В них присутствует не время как длительность, а как давление. Они не завершены. Они продолжаются.
Практика Викторовой вызывает не повествовательную память, а то, что можно назвать материальным горем — форму знания, внедрённую в перегретые поверхности и молчание. В её объектах есть тихая свирепость, с которой они сопротивляются объяснению. Они не отдают смысла. Они его переживают. И в этом они предлагают нечто более редкое: возможность того, что разлом, удержанный достаточно долго, становится формой смысла.
Марина Трубецкая
Марина Трубецкая, известный исследователь и культуролог, посвятила свою научную деятельность изучению взаимодействия литературы и современного искусства. Автор около 100 статей, опубликованных в отечественных и зарубежных научных сборниках и энциклопедиях. Стипендиат Немецкого общества научных обменов (DAAD, 1994) и Американского совета научных обществ (ACLS, 2002), приглашенный лектор Санкт-Петербургской государственной консерватории. В настоящее время работает над докторской диссертацией, посвященной влиянию литературных текстов на развитие современных художественных форм. Старший научный сотрудник сектора литературы и искусства Российского института истории искусств.