281 Views
Демьян был совершенно обыкновенный, абсолютно типичный, напрочь обычный мальчик: голубоглазый, светловолосый, с двумя руками, двумя ногами, двумя ушами, двумя яичками, двадцатью пальцами, одним веснушчатым носом, одной пиписькой, с небольшой родимкой на ней, двумя костлявыми локоточками, одним влажным языком и одним, наскоро завязанным акушеркой, во время обеденного перерыва, пупком. И жил он в одной двухкомнатной квартире с одной мамкой и одним мамкиным приходящим дядькой. Короче, был он, Демьян, таким же как все в его дворе, в его микрорайоне, в его городе, в его области, в его советской социалистической республике и ничем среди других не выделялся, ничем от толпы таких же совершенно стандартных детей-демьянов не отличался. Но это только так казалось! Был, был у него, Демьяна, один изъян, всего лишь один, но какой! И он прекрасно это сознавал, несмотря на свои семь лет. Проблема заключалась в том, что не было у него, Демьяна, одушевленного домашнего любимца, типа кота, щенка, кролика, братика, морской свинки, сестрички, ежика, хомяка, акулы или еще какой-нибудь барабашки. И поэтому его, Демьяна, все дворовые дети презирали и не хотели с ним играть. И даже сумасшедшая Наташка не только не показывала ему, Демьяну, то, что у нее под трусиками, но даже (что было не менее интересно) слюни на воротник не пускала в его присутствии, и про свою «желеную женчину», которая живет у нее на кухне, не рассказывала, хоть как он, Демьян, не просил.
И вот, однажды, приехала к ним, Демьяну и его маме, и ее приходящему дядьке, погостить из Москвы мамина сестра, демьянова тетя, Виктория Николаевна Ткач, известная легкоатлетка, трижды Чемпион Мира по тройному прыжку в длину, и приехала она не одна, а со своим питомцем, живым олимпийским мишкой. А надо сказать, что очень сложно было тогда, в 1981-ом году, вывезти из столицы хоть одну особь этого существа, поскольку их было очень мало, не более десятка, и это достижение советской генетики никак не должно было попасть в руки врага, в грязные империалистические лапы тех, кто за «железным занавесом», ибо при создании этого гибрида панды и шимпанзе, использовалась, как известно, пункция головного мозга Генерального Секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР товарища Леонида Ильича Брежнева и поэтому, в отличие от выращенной на биоматериале неизвестных зэков чебурашки, олимпийский мишка являлся существом не только гораздо более идейным, но и стратегическим — попади он, к примеру, в кровавые лапы гаитянского фашистского режима тонтон-макутов и страшно даже представить, ЧТО эти головорезы, используя прочно укоренившуюся на этом карибском острове магию вуду и секретные инструкции ЦРУ, могли бы натворить, просто-напросто ритуально втыкая в нежное тело олимпийского мишки, специальные пыточные рейхспицы и бундес-иголки, воспроизведенные по чертежам, найденным американской военной разведкой в 45-ом, в одном из секретных бункеров Гестапо.
Олимпийского мишку тети Вики звали Фарабундо — это революционно-дружественное имя присвоили ему на генетическом уровне, в секретной лаборатории при Академии Наук СССР. Существо было метрового роста, весом 74 килограмма, прямоходящее, растительноядное, косолапое, с не очень большими чебурашкообразными ушами, с длинным и толстым бугристым членом, который венчала крупная пентаголовка, в эрегированном состоянии напоминающая скорее не олимпийские кольца, как это задумывалось, а гипертрофированную ягоду-малину. Создание могло разговаривать по-русски и английски, но тембр его голоса был довольно странный, артикуляция невнятной, а словарный запас невелик — Фарабундо умел поддержать несложный разговор на спортивную, бытовую или политическую тему.
Мама Демьяна терпеть не могла домашних животных, испытывала в их присутствии аллергические реакции, и поэтому была недовольна тем, что сестра приехала не одна, а с этим «лешим», как она вскоре стала называть Фарабундо. Олимпийский мишка, видимо неоднократно, за свою недолгую жизнь, слыхавший в свой адрес нелестные прозвища, каждый раз, после очередной ее реплики, или мимолетно-брезгливого взгляда, часто-часто хлопал веками, чтобы скрыть мгновенно собирающиеся в его черных, выразительных глазках, слезы душевной обиды — люди постарше помнят, какими ранимыми, тонкослезыми были эти олимпийские мишки, в отличие от злющих, бездушных чебурашек хрущевской эпохи, которые оказались непригодны даже для выполнения своей основной задачи, ради которой ученые и вывели их — освоения космического пространства.
Следует оговорить, что поначалу мама Демьяна не сообразила, что спутник тети Вики — животное, ибо уж очень импозантно смотрелся Фарабундо в несоветском на вид костюме, из тех, что малыми партиями выпускали на «Большевичке» для всевозможных малозначительных представителей СССР за рубежом: спортсменов, журналистов, музыкантов, киноактеров, технических консультантов и прочих идеологически малоподкованных товарищей. А уж шляпа и плащ «а-ля Хэмфри Богарт», плюс явно с трудом произносимые олимпийским мишкой приветствия и прочие стандартные фразы, натолкнули маму Демьяна на мысль, что сестра приехала вместе с очередным своим хахалем, каким-нибудь, на этот раз, кампучийским бегуном или никарагуанским прыгуном в воду. Что ж, маскировка удалась — все окружающие тоже так думали, в течение поездки, — никто не заподозрил подвоха, благодаря чему, тете Вике и удалось беспрепятственно вывезти Фарабундо из Москвы, несмотря на то, что узнай об этом соответствующие органы, её бы, тетю Вику, которая принесла стране три золотые олимпийские медали, безжалостно бы умертвили, и, вдобавок, исключили из истории страны, повсеместно вымарав ее имя и фото, даже из пятилетней давности провинциальных газет, хранящихся в фондах тысяч библиотек, разбросанных по нашей необъятной Родине.
Но не прошло и трех часов застолья, организованного в честь гостей, но за счет богатой столичной родственницы, напривозившей колбасы, икры и пшеничной водки, в бутылках с отвинчивающимися крышечками, из своего единственного на всю страну, хорошо снабжаемого продуктами города, из Москвы, как тетя Вика, спьяну разбахвалилась и «выдала» Фарабундо, демонстрируя при этом его паспорт, выданный на имя «Фарабундо Леонидович Седьмой», а в шестой графе — национальность, — значилось: «советский культурно-массовый гибрид». Также все узнали от нее, что у чебурашек (уже, к сожалению, вымерших), паспортов не было, а были лишь так называемые «сертификаты», в которых значилось — «экспериментальный народно-хозяйственный гибрид» и порядковый номер особи.
«Но чебурашки были твари глупые, — сказала тетя Вика, — они и разговаривать-то не умели, и поэтому их к людям не приравнивали. А вот мой Фарик, честно скажу, достоин даже того, чтобы его в Партию приняли! Два языка знает, умный и приятный собеседник, разбирается в спорте, политике — любого студента за пояс заткнет! Да и что вообще они такое, эти чебурашки! Да их и животными не назвать — они ж были бесполые! А этот, мой, в постели такие чудеса вытворяет, что прямо ах!»
И тут тетя Вика сделала большую ошибку, сказав: «Фарик, а ну-ка покажи всем нам свою гениталию!»
Фарик что-то промычал, влез на стул, расстегнул ширинку и достал то, при виде чего мама Демьяна упала в обморок, а приходящего дядьку мамы Демьяна, брандспойтно стошнило прямо на стол, на все эти столичные деликатесы.
Демьян же, задолго до пьянки уложенный взрослыми спать, конечно же никак не мог уснуть, заинтригованный не так прославленной тетей, как ее спутником. Сразу же, как только он увидел его — низкорослого, одетого в плащ, шляпу и солнцезащитные очки, он тут же понял, что перед ним тот самый актер, «гениальный сыщик», из мультфильма о «Бременских музыкантах» и ужасно захотел с ним познакомиться поближе. Он уже представлял, как все будут ему завидовать, и пытаться завоевать его, Демьяна, расположение, а он будет их всех высокомерно ингнорировать. Теперь уж точно Шурка пригласит его домой поиграть в мототрек, Ванька и Леша разрешат ему сыграть с ними в плиточки, Димка Королев даст поносить красивый значок «Партизанам — слава!», а переросток Жорка возмет с собой на опасное мероприятие по откручиванию ниппельных колпачков и фар с автомобилей, припаркованных в соседних дворах. А что уж говорить о сумасшедшей Наташке! Та уж точно будет бегать за ним с задранной юбкой, снятыми трусиками и обильно мочить слюной воротник. А может быть даже покажет ему зеленую женщину, которая живет у нее на кухне, и которую так никто и не видел!
Пока взрослые пьянствовали, Демьян следил за «сыщиком» сквозь приоткрытую дверь,и не особенно вникал в разговоры взрослых, но когда речь за столом зашла о нем, спутнике тети Вики, он стал заинтересованно прислушиваться. Когда же Демьян понял из тетиного рассказа, что ее кавалер никакой не «сыщик», а самый настоящий, живой олимпийский мишка, он, как и взрослые, тоже подумал, что тетя Вика их разыгрывает. «Не умеет тетя врать! Сказала б еще, что он Дед Мороз или Мурзилка!», — подумал Демьян и окончательно потерял всякое уважение к визгливой, самовлюбленной тете, которая только и делала, что рассказывала о своих успехах, хвасталась своими знакомствами с известными людьми и впечатлениями о разных странах, и постоянно, при этом, повторяла, обращаясь к маме Демьяна, что она, тетя Вика, хоть и младше ее, мамы Демьяна, но зато каждый день ее жизни гораздо богаче и занимательнее всех прожитых мамой Демьяна лет. И Демьян видел, что мама, краснея и опуская глаза, соглашалась.
«Ты всегда была серой! — громко говорила тетя Вика. — Мы так тебя и звали в институте — «Серая Таня». Зануда и комплексушка! Ненароком парень дотронется, так ты так с перепугу подскакивала, так напрягалась, что казалось у тебя резинка на трусах лопнет! И это в двадцать лет! Ха-ха-ха! А, кстати, помнишь Витьку Батеева? Ну, который с понтом дела тебя, толстуху, к себе в ДК имени Кирова, в кружок спортивных танцев приглашал? Ну, ты еще стихи ему посвящала, а он как-то вырвал у тебя тетрадку и узнал, что ты по нем сохнешь. Так вот он — представь себе, мужеложец!
«Кто?» — не поняла мама Демьяна.
«Ну, пидорас, с мужиками спит!», — разъяснила тетя Вика.
«А разве такое бывает?» — усомнилась мама Демьяна, а приходящий дядька мамы Демьяна, Ларион Кондратьевич, преподаватель политэкономики в СПТУ, сказал: «Бывает, Танюша, бывает. Но не у нас. В нашей стране такого просто быть не может. Мужеложство, или как его еще называют… э-э… как же там… сложное такое… э-э… гомоэкстремизм, что ли — это первейший признак загнивания капитализма!»
«Ну вы, блять, провинциа-алы! — удивленно сказала тетя Вика. — Да у нас все балеруны — педики! Я уж не говорю о певцах! А спортсмены в мужских командах! Представляете, футболисты «Спартака», например, не имеют права жениться! А уж если женат, и попал в команду, то жену он, этот мужик, видит лишь раза два в году — а то все тренировки, поездки — и всегда с мужиками, мужиками…»
«Да как вам не стыдно! — возмутился мамин приходящий дядька. — Вы своей клеветой позорите честь нашей культуры и спорта! Я готов поверить, что это существо — действительно олимпийский мишка, но что весь цвет, вся гордость нашей Родины…»
Дальше Демьян не слушал. Он ничего не понимал из разговора, а за олимпийским мишкой, скучно сидевшим и теребившим бахрому праздничной скатерти, наблюдать ему надоело, и он пошел спать. Забравшись в постель, он принялся мечтать, каким он завтра станет героем в школе и во дворе, потому, что у него дома появился говорящий олимпийский мишка. Он обыгрывал всякие ситуации, перебирал варианты, воображая удивление друзей и знакомых, да так и заснул, и не видел того конфуза, который приключился, когда Фарабундо, по требованию тети, показал «гениталию», и всего того, что приключилось потом. А случилось вот что: очнувшаяся после обморока мама Демьяна, увидела, как ее пьяная сестра, словно какое-то больное, чудовищное мороженое, облизывает гипертрофированный член олимпийского мишки, и, испугавшись, в первую очередь, за нравственное здоровье Демьяна, спавшего в соседней комнате, сговорилась с не менее обеспокоенным за судьбу ребенка, Ларионом Кондратьевичем, и позвонила куда-то по телефону. Все произошло очень быстро, и наутро в квартире уже не было никаких следов вчерашних гостей. На вопрос Демьяна, мол, а где же олимпийский мишка Фарабундо и тетя Вика, мама и дядя Ларион удивлялись: какая еще тетя? У твоей мамы отродясь не было сестры! А Олимпиада-80 еще в прошлом году закончилась, и мишка улетел на шариках в дружественные страны! «И какой еще Фарабундо? Фарабундо Марти, что ли? — спросил Ларион Кондратьевич. — Да уж, Дема, какая каша у тебя в голове! Меньше телевизор смотреть надо! Отныне — не более часа в день! Учи лучше математику и поменьше читай книг, а то твое больное воображение, того гляди, еще доведет тебя до этого самого… э-э… как его… сложное такое слово… э-э…»
18.06.2002
Александр Руденко
Писатель, переводчик. Родился 30 мая 1974 года в городе Запорожье. Живёт там же. Пишет там же. Основные годы активности пришлись на 1993-2005 гг. "...и да простят меня так называемые "неподготовленные читатели" за "филологическую профдеформацию", проявляющуюся в моих текстах. Я не стараюсь потрафить массовым вкусам, или заработать на этом деле денег, или добиться дешевой скандальной популярности. Я пишу то и так, что и как хотел бы прочесть у других, но, по той или иной причине, у этих самых "других" не нахожу..."