375 Views
Альберт
На коврике, рядом с окошком стоит мольберт
Он был куплен в икее, пока она не ушла
Окошко большое и прочное, в него порой смотрит Альберт
Рисует промзону и гранулы камыша
Которые будто ракеты, парящие в облаках
Под плотным мундиром хранят вязкий взрывчатый пух
Они неподвижно стоят на своих ногах
Собирают мух
И не представляют для них никакой беды
И нет в них ни грамма той самой тяжёлой воды
Они так и будут стоять на своих ногах
Пока на них смотрит Альберт, срисовывает впопыхах
Он видит в них нечто, и руки его дрожат
Он губы кусает, и скачет нога на носке
Срывается кисть, проезжается по камышам
Бедою зажмуренной в каждом своём волоске
Сереет промзона, мерцают глаза-огоньки
В пруду распевается хор невидимок-цикад
А где-то вдали раздаются сухие пайки
Кто-то хочет парад
Альберт не такой: телевизор молчит с февраля
Стоят чемоданы, пылятся до судного дня
Вот бы всё бросить, на первый же сесть самолёт
Он хочет так сделать, но что-то ему не даёт
Возможно, судьба своей тонкой, как стебель, рукой
Его усадила у бочки у пороховой
Стучит кто-то в дверь, и во рту окисляется страх
Замирает в руках
Кусочек бумаги, без имени, вот получи
Ударят в затылок холодные солнца лучи
И взлетят камыши
В полёте споют колыбельную их голоса
И сгорят небеса
* * *
Во снах мы увязнем как мухи в гречишном меду
Пусть время идёт ну а я никуда не пойду
Икеевский плед превращается в катышки лет
Я сам будто катышек я затерявшийся след
Среди голых стен и приклеенных звёзд к потолку
Себя волоку забываю зачем волоку
Тянусь как февраль как ряды однотипных домов
Пунктирная линия переносимых гробов
Как нить Ариадны ведущая прямо в тупик
Я хрупкий и маленький вечно сияющий миг
Где солнечный зайчик живет глубоко в животе
Земля распускает цветочки в своей бороде
Татарка-красавица шепчет тихонько «жаным»
Кипит в голове
я себя ощущаю живым
Бежим дай мне руку я вижу что всё впереди
Пошлём всё подальше протопчем иные пути
Ты светишься солнцем а я вновь счастливый Васёк
Мы падали в небо
потом я проснулся и всё
* * *
у прожжённых отечеством вдруг забывается отчество
паспорта пережёваны, вон, получи и прощай
пролетают над ухом фамилия, имя и общество
мир закружится над головой, просвистит как праща
а снаряд прилетит в мозжечок металлическим панчем
как растает весь лёд в недопитом лонг айленд айс ти
вот мы пьём и смеемся, а после – бухаем и плачем
погадаем давай, как умеем, на слёзках в горсти
Мужчина
В этой непростой рутине
Подошёл ко мне мужчина
Был в туфлях, в рубашке красной
И вельветовых штанах
Улыбался он несчастно
Был не стар, но и не молод
Серость глаз его бездонных
Говорила обо всём
Он спросил «а где здесь выход?»
Я спросил «отсюда выход?»
Я с печалью поднял руку
Указал ему туда
Он кивнул, сказал «спасибо»
Развернулся, подсобрался
Выдох вдох и снова выдох
Побежал трусцой туда
Он бежал ребёнком счастья
Он взлетел птенцом синицы
Растворился до молекул
Зачирикал эхом птиц
И тогда закапал дождик
Солнце скрылось за домами
Резко кончились все войны
И автобус мой пришёл
Циклон
Горький туман разбредётся по комнате так
Что не будет понятно — циклон это или табак
Я чихну как котёнок, окошко открою наверх
Оседлаю туман и просунусь сквозь стеклопакет
Вдоль зелёных полос, на руках, будто на парусах
Маневрирует тело худое в широких трусах
Полечу в тропосферу сквозь зарево сотен теплиц
Посмотреть на улыбки краснеющих бортпроводниц
Оглянусь на границу, где тлеет мой крохотный мир
Это небо растает однажды, как тает пломбир
Это небо устанет однажды среди бардака
Обернётся в циклон или горький дымок табака
Из подвала достанет сухой подкопчённый фитиль
Поднесёт зажигалку, и вместе тогда полетим
Пешеходный переход
Бабушки бегут на светофор
Человечек в нем ещё зелёный
И не понимает что к чему
А табло показывает 5
А вокруг морозно белоснежно
Дым из под автобуса клубами
Поднимается секунда его нет
Школьники с большими рюкзаками
Едут по домам их мамы ждут
Я бегу пока горит зелёный
Вдруг остановился на дороге
Встал посередине и вдохнул
Запах снега и весны ближайшей
Запах перекрёстка в зимний день
Запах жизни свежести лепёшек
Из тандыра здесь распродают
Бабушки бегут пока зелёный
Человечек жив пока горит
Человечек замигал мне еле видно
Человечек запищал мне еле слышно
Бабушек залил горячий свет
Вот она последняя секунда
Вот он мой последний воздух в жизни
Перед вспышкой что очистит нас
Вот она последняя секунда
Перед вспышкой что сравняет всех
Вот бы этот миг продлился вечно
Пусть бегут бабули по дороге
Пусть заходят школьники в автобус
Пусть мороз бьет по щекам ресницам
Пусть лепёшки будут вкусом жизни
Человечек будь всегда зелёным
И не смей подумать что к чему
Это получилось случайно
Твоя дочка рано или поздно скажет: «пап,
Я прошу тебя, не надо перед сном читать стенд-ап,
Возьми какую-нибудь сказку, например, колобка,
Возьми мне несквик-какао, вскипяти молока,
И почитай колобка,
Как я почитаю колобка»
Твоей дочке шесть, ей пора бы идти в первый класс,
У неё мамин нос и пленительность маминых глаз.
Она знает про Путина, знает про слово «выпь»,
И она очень часто, прям постоянно тебе говорит:
«Пап, ну что ты как маленький,
Там столько всего во дворе,
Я, между прочим, уже говорю букву «рэ»,
Я в минуту читаю уже больше сотни слов,
Узнала, что такое кроссинговер
И сколько у нас хромосом.
Марина Львовна говорит, я гений, такая я вот!
Пойдём во двор, я поскольжу, пока не растаял лёд»
Ты не противишься, повинуешься, таков указ.
Ты кладешь в рюкзачок её розовый противогаз,
Вы идете наружу сквозь брошенные блокпосты,
Ты видишь разбитые двери, обшарпанные кресты.
Над облаками, наверно, тихонько рыдает бог,
А детям в саду говорят, что этот гриб на горизонте — большой колобок.
Пока она скользит, ты смотришь на неё и вокруг.
Твоя дочка знает, как ты боишься леса застывших рук,
Знает, как ты боишься блестящих небес,
Ведь придётся бежать, иначе всему конец.
Она знает, как ты боишься ночей, и как ты не любишь спать.
Она научилась читать твои мысли, когда ей исполнилось пять.
Они все так умеют, общаются только так.
А ты сидишь, вспоминаешь, в двадцатом тут был Буерак,
Затем приезжали Сплины, Дайте Танк и Би-2,
Затем все уехали, и началась война.
Дочка скользит, подо льдом погребён вертолёт,
И завтра наступит тридцатый (наверное) год.