612 Views
* * *
«Уехать бы к чёртовой матери!»
Наум Сагаловский, «Острова» (2019).
Уехать бы к чёртовой матери*
из Богом забытой страны
на поезде – или на катере –
туда, где сбываются сны.
Куда? Да какая мне разница!
Уехать – не видеть, не знать,
забыть эту чернь, что куражится,
бандитско-гэбэшную знать,
забыть нищету магазинную,
забыть комсомольскую прыть,
и ругань забыть беспричинную,
начальственно-грозное «Цыть!»,
забыть бездорожье, распутицу,
забыть беспросветную ложь,
забыть развалюхи, безвкусицу
и окрики: «Эй, куда прёшь!» …
«Уехать бы к чёртовой матери!» –
так думал, пока я там жил.
Да я при моём-то характере
и здесь до сих пор полон сил…
21.10.2022
Медвежий угол
Название города Кондопога в Республике Карелия происходит от карельских kondii «медведь» и pohja «дальний угол, конец залива, бухта». Выражение получило известность после публикации рассказа П.И. Мельникова-Печерского «Медвежий угол» (1857).
Я жил, бывало, в комнатах чужих
в гостиницах, в гостях и на вокзалах
под стук осенних капель дождевых –
в столицах или где-то на Байкалах,
а то в такой неведомой глуши,
где каждый встречный кажется приезжим,
где всё пропахло духом черемши
и нет приюта ни чертям, ни лешим,
в тайгу уходят, как к себе домой,
что ни деревня, то Медвежий угол,
тут лучше летом, нежели зимой,
не отличишь от огородных пугал
что там соседей – самого себя,
случайно глянув в мутное зерцало
и пятернёю лысину скребя…
Ещё свеча вечерняя мерцала,
и месяц плыл сквозь звёзды над селом,
и было тихо, как в концертном зале,
добро – добром, а зло считали злом
и верили тому, о чём писали
в газете «Правда» и в газете «Труд»,
хотя за сыром ездили в столицу,
где, как и дома, все чего-то ждут
и всюду неприветливые лица.
И вот, купив сосисок полкило
и палку колбасы полукопчёной,
спешу туда, где снегу намело,
где между сосен бродит кот учёный,
где осень не бывает золотой,
ни до своих, ни до чужих нет дела,
прохожие скользят по мостовой
и всё давным-давно осточертело…
14.09.2022
Голем
Бог создал нас без вдохновенья
И полюбить, увы, не смог.
А может, с божьей точки зренья,
Мы, люди, божии творенья,
Не поняли его намёк?
Бывает так, бывает хуже.
Вот Пражский Голем. Бецалель
Слепил из глины тело, уши,
Совсем как человек – снаружи,
С мозгами вышла канитель.
А Франкенштейн у Мери Шелли?
Упырь, страшила, изувер
Не умер, но живёт доселе, –
Надел погоны, еле-еле
Окончив школу, универ…
А, может быть, вполне успешно –
Иняз, филфак, мехмат, МГИМО, –
И жизнь его течёт, неспешна,
Всегда рубашка белоснежна,
Но глянь – и вмиг узришь клеймо.
Его, искусствоведа в штатском,
Знаток узнает и в толпе:
От взгляда веет чем-то адским,
Нет, он воспитан не на Градском, –
На Расторгуевском «Любэ».
Я много видел их, лощёных,
Подчас умишка с гулькин нос,
Встречал и докторов, учёных,
Евреев, выкрестов, крещёных,
Строчивших в КГБ донос –
На службе, дома, после бала,
На сослуживца, на врача,
На дядю Васю из подвала,
Мол, тот прорыл до Сенегала
Туннель – и пляшет ча-ча-ча…
Не любит Бог свои творенья, –
Да разве можно их любить! –
Что слышу? Да одну лишь хрень я!
А власть достойна лишь презренья, –
Тут, право слово, нечем крыть.
Народ безмолвствует, не ропщет.
При Годунове – и всегда.
Конечно, кто-то рожи корчит,
Но опевает полночь кочет
Во славу мира и труда.
13.08.2022
Улитки на склоне
Не молодеют старые друзья,
и я не молодею вместе с ними,
никто из нас не выбился в князья,
за столько лет не стали мы чужими.
Да, столько лет не каждый проживёт,
в пути не растеряв чего попало, –
один не ходит, а едва бредёт,
я ж, хоть смотрю сполна, но вижу мало.
Живём, всё больше познавая мир,
где Ланселот сливается с Драконом,
где носят фрак, как воинский мундир,
где речь пестрит бандитским лексиконом.
И всё же мы живём. Живём, пока
просторно мыслям, нет душе покоя,
не смотрим друг на друга свысока,
мурлычем Окуджаву или Цоя.
Мы разбрелись по миру – кто куда,
встречаемся, хотя уже не часто,
но вновь и вновь сгораем от стыда –
и нас накрыла тень Экклезиаста:
мы, множа знанье, умножаем скорбь,
а суд вершит не правда – беззаконье,
и прав бал Лафонтен, и прав Эзоп,
а мы… ползём улитками на склоне.
20.10.2022
За скобками
Мирок их утлый в спичечной коробке
мог уместиться – или в табакерке.
А вынести б его совсем за скобки
с их бравым матерком по-офицерски!
Я видел эти звёзды на погонах
полковников и даже генералов, –
годков, казалось мне, весьма преклонных;
почти неотличимо от капралов,
офицерьё штабное прозябало,
бездельем и похабной дурью маясь,
без кителя – заштатный вышибала,
в мыслишках – вечно беспробудный хаос.
Предел желаний – поиграть в войнушку,
гоняя танки и машины по ухабам,
поймать ворону с пьяных глаз на мушку
и гнать солдат – сквозь бурелом, нахрапом,
и танками утюжить деревеньку,
её дома с давно просевшей крышей,
откуда все сбежали, даже мыши…
Потом мы с другом в те края частенько
на старом «Запорожце» за грибами
летали после службы, день был длинным,
мы – молоды, и небо было синим,
грибы, куда ни глянь, все под ногами –
и даже там, где дряхлые руины
сплошь поросли травою и бурьяном,
где жили люди, там растут отныне
грибы, грибы – на бывшем поле бранном…
Прошли года, прошли десятилетья.
Игра в войнушку, чем ты обернулась?
Туман в мозгах накрыл людей, как сетью,
тупое скудоумие, абсурдность,
имперское сознанье процветает, –
да, видно, сшили шапку не по мерке,
иначе в том краю и не бывает, –
умишко уместится в табакерке.
01.08.2022
Я не поеду в ту страну!
Я больше не приеду в ту страну,
где было много чугуна и стали
для тех ракет, которыми пуляли
казну разворовавшие канальи –
безумному царьку и пахану
под стать.
Я не поеду в ту страну,
где мы Ахматову взахлёб читали,
где Пушкин до сих пор на пьедестале,
а чёрт, как прежде, прячется в детали,
вздыхая удивлённо: «Ну и ну!»
Я не поеду больше в ту страну,
где в детстве мы, едва надев сандали,
на велики садились, и педали
крутили дружно в Зарецком квартале,
а то и просто прыгали в длину.
Меня уже не тянет в ту страну,
где солнце, не достигнув вертикали,
светило день и ночь из синей дали,
и мы не понимали, что устали
и что давно пора идти ко сну.
Я не поеду в дикую страну,
где глянь – вокруг безудержные дали,
на запад, на восток горизонтали –
и лагеря, в которых срок мотали
за властью сочинённую вину.
Я жил там, но покинул ту страну,
в которой всласть галушки уплетали,
смакуя, запивали «Цинандали»,
где в Марксовом увязли «Капитале»,
но грезили полётом на Луну.
Любил – и ненавижу ту страну,
где ряженые в скверном ритуале,
на День Победы нацепив медали,
идут рядами… Как они достали,
тупицы, навязавшие в войну!
Нет для меня дороги в ту страну,
где люди – пешки, снова ими стали,
как при любом царе, царьке-вандале.
Кого достойны, те вам и пристали,
лижите дальше жопу пахану!
06.03.2022
Город дальний
В дыму, во мгле синеет город дальний…
Валентин Катаев, «Весенний ветер мартовского утра…» (1915)
В дыму, во мгле синеет город дальний.
Я был там, но всего лишь раз – пред тем,
как покидали навсегда Россию…
Я помню этот город на Днепре:
Крещатик и Владимирскую горку,
лотки с солёными каштанами, толпу,
плакаты с непривычным «НЕЗАЛЕЖНІСТЬ» …
Ещё запомнился огромный зал,
в котором слушали «поющего раввина»,
известнейшего Шломо Карлебаха,
объехавшего с песнями весь мир.
Зал был битком. Евреи, украинцы
и русские, – тогда все были вместе
и дружно хлопали хасиду Карлебаху…
Минуло больше трёх десятилетий
с тех пор, как мы покинули тот край,
разъехались – кто в Штаты, кто в Израиль,
но многие друзья остались там,
живут в России или в Украине,
и бывшие друзья теперь враги –
не все, но многие, и это страшно.
Да, это страшно, потому что власть
не может, не должна влиять на дружбу,
не должен сумасшедший недоумок
в своей убогости упорно сеять рознь,
неверие, и страх, и лизоблюдство.
Россия, в эти дни я не с тобой,
но с городом, где был всего однажды, –
синеющим во мгле, в дымах и взрывах…
28.02.2022
Плен немых фонарей
Из холодного плена немых фонарей…
Василий Бетаки, «На охоту за словом…» (1995)
Из холодного плена немых фонарей
не сбежать, не уплыть, никуда не уйти –
ни на треть, ни на четверть, на долю пути, –
всюду дует в лицо, с ног сбивает борей,
порождение тёмных, как ночь, январей –
тех, где кроется серость и мрак во плоти,
“Гой еси!” позабыв, говорят: “Гой ети!” –
кодлы, шайки, ватаги братков, упырей.
Там всегда завершается путь тупиком,
только время уносит листок за листком
календарную вечность чужих декабрей.
Над былым в тех краях разрослась лебеда,
кто сумел, кто успел, разбрелись кто куда
из холодного плена немых фонарей…
02.05.2022
Чёрный ворон
Ворон каркнул: «НЕ ВЕРНУТЬ!» –
робких, резвых, русых, карих, –
тех, чья молодость в угаре
пронеслась… Им прикорнуть
довелось перед прощаньем
и накрывшим мир молчаньем,
чтобы навсегда уснуть.
Им, уснувшим, не слыхать,
как протяжно, отстранённо
одинокий чёрный ворон
каркал. Звёзды затухать
начинали в поднебесье,
пели птицы в мелколесье –
всё б им крыльями махать,
заливаться соловьём.
Только мудрый старый ворон
знал, как мир бывает чёрен,
знал, что всё переживём.
«НЕ ВЕРНУТЬ! – он каркнул громко, –
НЕ ВЕРНУТЬ!» – и тень упрёка
над непаханым жнивьём
разливалась молоком,
белым, стойким и туманным,
как забвение, нирванным2,
по-над павшими ничком, –
что им слёзы, что упрёки,
бесполезны, вышли сроки,
только ворон над леском,
пролетая: «НЕ ВЕРНУТЬ!» –
каркает одно и то же,
доводя меня до дрожи,
не давая мне уснуть.
Я давно всё понял, Боже:
нет движенья по спирали,
прошлое у нас украли –
не вернуться, не вернуть…
26.05.2022
Страна родная
Покинув нечестивый Вавилон…
Франческо Петрарка, сонет CCCVIII «Той, для которой Соргу перед Арно…»
Покинув нечестивый Вавилон,
я, что ни утро, радуюсь рассвету,
как будто ночь прошла, а с нею – сон
про чуждую и злобную планету.
Туда забыл дорогу почтальон,
там рады не культуре – культпросвету,
там к старому и новому навету
склоняет граждан теле-пустозвон…
Покинув нечестивый Вавилон,
я вижу над собою небосклон –
иной, и жизнь под ним совсем иная.
Да, прав Высоцкий, знавший наперёд,
что здесь на четверть бывший наш народ2
живёт, а всё вокруг – страна родная.
09.03.2023
* * *
По проспекту под горку вниз –
От вокзала и до Онего,
Снова осень, и вечер сиз,
И пока далеко до снега.
По проспекту троллейбус мчит,
Обдавая прохожих грязью,
Те, коверкая алфавит,
Что-то родственное ненастью
Вслед ворчат, проклиная власть,
И погоду, и бездорожье, –
И бредут, наругавшись всласть,
Помянув всуе матерь божью.
Этот город мне стал чужим –
Переулки, сады, Заречье,
Всё мы прошлое ворошим,
Эту память – по-человечьи –
Не утешить и не унять,
Будоражат воспоминанья
О друзьях, что тебе под стать,
Тех, с которыми гулкой ранью*
Расставался, не пряча слёз.
Слёзы высохли, боль забылась,
Скоро память скуёт мороз…
Где ты, детство, скажи на милость?
Марк Полыковский
Поэт, переводчик. Окончил физико-математический факультет Петрозаводского университета, затем – институт патентоведения в Москве. Заведовал патентным отделом в Карельском филиале Академии наук. В 1991 году репатриировался в Израиль. Живёт в городе Ашдоде. В 2009 году выпустил первый сборник стихов «Ашдодский дневник». Вслед за ним вышли в свет более 15 сборников стихов и переводов с английского. Печатается в журналах Израиля и за границей. Был литературным редактором издававшегося в Ашдоде журнала «Начало».