303 Views
Отцу в День Победы. Диптих
1.
Мне рассказы твои о войне, как мольба,
Не забыть, где месили вы грязь.
Неужели на мне обрывается связь? –
День Победы – второй без тебя.
Мои дети ещё что-то помнят и чтут, –
Души им не сковал мороз, –
И медали, что ты ещё с фронта привёз, –
На блошиный развал не снесут.
Рюмку водки налью и взгрустну о тебе
В этот маем обласканный день.
Как и ты, я сполна благодарен судьбе,
Только жаль – не цветёт здесь сирень…
2.
Мне нашёптывает вновь память
О давно прошедших годах…
Я ведь не был с тобой в Петсамо
И не мёрз в карельских лесах,
Не форсировал Свирь с медсанбатом
И не спал на сырой земле…
Ты ушёл, и тебя нет рядом,
Только лучик из царства теней…
09.05.09
Возвращение
Пуст твой кошель, и закрома пусты,
И щи твои сегодня не густы,
И пуст печалью опалённый взгляд,
И хворост не трещит в печи твоей,
И конь не ржёт у запертых дверей –
Всё так, как много лет тому назад.
Я дверь открыл, и я вошёл в твой дом,
Печаль и боль оставив за углом,
И я узнал твой неподвижный взгляд,
И я обнял тебя, к себе привлёк,
Я с Запада вернулся на Восток –
Войну возненавидевший солдат.
После большой войны
Я родился после большой войны,
когда смолкли выстрелы и салюты,
когда на платья и даже штаны
сгодились немецкие парашюты.
Их на толкучке по сходной цене
купила знавшая дело соседка
и всех, кто желал, снабдила к весне
одёжкой. Жаль, подкачала расцветка.
Да что цвета! Было бы что надеть,
мне, к примеру, из отцовской шинели
сшили пальто – я от него балдеть
мог, другие и того не имели…
Двор уравнивал всех, никто заплат
на штанах не стеснялся, с видом гордым
перелицованный мамин халат
носила подружка, давая в морду
соседу, посмевшему хохотнуть
и крикнуть вослед: «Жених и невеста…», –
завершить тираду не смог, свой путь
он продолжил, гладя больное место.
Да, так было после большой войны,
когда выстрелы и салюты стихли,
мы, послевоенные пацаны,
тогда кое-что о жизни постигли.
Вот и кончилась война
Словно кто разбередил
Ранку, –
Непричёсан и небрит,
Спозаранку
Встал и молча поглядел
С интересом,
Как тропинка вьётся вдаль –
Лесом.
Полусгнившая церквушка
На взгорке,
А в лесу одни лишь сосны
Да ёлки.
Дом отцовский в деревне –
Жилище:
Две стены, одна труба –
Пепелище.
Вот и всё. Больше нет
Красной Нови –
Ни отца, ни жены,
Ни свекрови.
И пошёл – как был небрит,
Непричёсан,
За плечами сорок зим,
Сорок вёсен,
Три осколка да медаль
За отвагу.
Матернулся, со щеки смахнул
Влагу,
На плече поправил тощий свой
Сидор.
Вот и кончилась война,
Виктор…
* * *
Не бывал я под Могилёвом,
Не бывал никогда под Оршей,
Я родился в краю сосновом,
Где ноябрь заметал порошей
Все тропинки и все дороги
В тихом городе над Онего,
Где потом обивал пороги,
Где почти круглый год от снега
Спасу нет. Но зато весною –
Переливчатый звон капели,
И сияют голубизною,
Ощетинив хвоинки, ели.
Я не знаю, как там – под Оршей,
Как там было – под Могилёвом,
Но представить могу: нет горше
Посрамления бранным словом.
И у деда уже не спросишь,
А ведь мог рассказать, наверно,
Как жилось ему там, под Оршей,
Может быть, и не так уж скверно?
В Хуторах Полыковских, знаю,
Жили предки мои когда-то,
В Яд-ва-Шемовских списках читаю
Имена, фамилии, даты…
Длинен перечень Полыковских,
Недоживших, недолюбивших, –
Тех, оршанских и могилёвских,
В гетто или во рвах почивших.
Ни под Оршей, ни в Могилёве
Не был я, вам скажу, ни разу…
Оттого-то, споткнувшись на слове,
Не могу я закончить фразу…
Ать-два-ать!
Кто придумал воевать?
Ать-два-ать!
Попу бы ему надрать!
Ать-два-ать!
Вовка, ты? Мишка, ты?
Эй, там кто полез в кусты?
Вылезай!
Сашка, скидавай порты,
Подставляй!
Я крапивкой жгучею
Счас тебя помучаю,
Чтобы знал, что воевать –
Ать-два-ать! –
Это вам не щи хлебать,
Ать-два-ать!
А крапива, чтобы лучше запомнили,
Чай, не зря деды-отцы кровью полили
Землю – кто под Брянском, кто в Березине,
Кто в Дахау был замучен, кто в Терезине.
Вам в войнушку воевать,
Ать-два-ать,
Нету горести,
А заплачет ночью мать –
Мне нет вольности,
На войну отец ушёл –
В морось волглую,
Жалил рой свинцовых пчёл
По-над Волгою,
Полегли они там всею ротою,
Утомлённые пехотной работою.
Не играйте в войнушку,
Оболтусы,
Вы бегите на опушку,
Где крокусы –
Голубые, красные, белые,
Этой ранней весною несмелые.
Вы не рвите, оболтусы, крокусы
И не морщите детские лобусы,
А представьте, что полянки зелёные
Красным цветом, будто кровью краплёные, –
След сражений,
Забытых и памятных,
Украшений
Лишённый памятник
На войне убитым и раненым –
И идейным, и оболваненным,
Опухавшим в Поволжье с голоду,
И жены не познавшим смолоду,
И оставившим деток сирыми,
И в неволе ставшим дезертирами…
А теперь быстрей в кровать,
Ать-два-ать,
Поскорее засыпать,
Ать-два-ать,
Спите, Вовка, Мишка, Сашка,
Спите, слон и неваляшка,
Спи, портфель, и спи, букварь,
Спи, тетрадка, спи, словарь,
Спите крепко – до утра,
Ну, а утром – со двора
В детский сад,
Там полным-полно ребят,
Только Сашке утром в школу,
В первый класс,
Петька принесёт спидолу –
Это класс!
А когда придут домой
Ровно в пять,
За сараем соберутся опять,
Кто – в лапту, кто – в городки,
Лишь в войнушку – не с руки,
Нет, в войну никто не станет играть,
Ать-два-ать!
Послевоенное детство
Завтра снова в детский сад,
Снова игры, снова сказки,
С горки ледяной салазки
Нас промчат сто раз подряд.
Утром – каша, на обед
Руки славной тёти Жени
Нам налепят вновь пельмени.
Двадцать восемь непосед:
Ленка, Олька, Марк, Борис –
Будут требовать добавки
По пельмешке, только Славке
Принесут в тарелке рис.
Славка тощий, как червяк,
Славку вырастила тётя,
Тётя вечно на работе,
И одет он кое-как.
Мать у Славки на войне
Санитаркою служила,
Прошлого не ворошила
И работала вдвойне…
А потом – для всех компот.
Но какой! – из ананасов,
Из лендлизовских запасов.
Колька Паршин – идиот!
Ананасов он не ест.
И не надо, мы поможем,
По куску себе положим,
А ему дадим замест –
Кушай, Колька, нам не жаль,
Хлеба чёрного горбушку,
И дадим в придачу сушку
И от «Вальтера» деталь.
За сараем во дворе
Мы нашли вчера патроны –
Не иначе как шпионы
Обронили на заре.
Я в газете видел сам,
Что вокруг полно шпионов,
Даже дворник наш Ионов,
У него большущий шрам.
А патроны я хотел
Бросить дома прямо в печку,
Жаль, их папа бросил в речку,
Говорит, чтоб я не смел
Всё тащить к себе домой –
То патроны, то железки,
То от медных труб обрезки –
«Скоро ужин, руки мой!»
А наутро – в детский сад.
Шапка, шарфик, рукавички,
Радостно щебечут птички…
Сколько ж лет тому назад?..
* * *
Вдоль большака столбы,
А пообо́чь – тропинки
К озёрам – голубым,
Как божии слезинки,
О чём на небесах
Грустишь, поведай, Боже.
Я знаю, на часах
Твоих одно и то же.
Сменяются века,
Года летят куда-то,
Под Солнцем облака,
Как старые заплаты,
Прикрывшие собой
Небесные прорехи…
Сельцо, дома с трубой,
Крыш ветхие застрехи,
Крапива, лопухи,
В сарае лошадёнка,
Пред нею ком трухи,
В дому в углу иконка,
Да вековая пыль,
Да тусклая лампадка –
Самделишный фитиль,
В углу с капустой кадка,
Да печь, при ней ухват,
Да лавка у стола,
Хозяйки тусклый взгляд…
Тут голь – голы́м гола –
Злой доживают век,
Три ветхие старухи
Свой ноев дом-ковчег
Спасают от разрухи.
С небес крестьянский Бог
Льёт слёзы неустанно,
Он – Бог, он всё бы смог,
Не будь всё так погано…
Он немощен и стар,
От вечного страданья
Его бросает в жар.
Ах, Божьи назиданья!
Он сам к ним глух и слеп,
И голубые слёзы,
Хоть сам себе нелеп,
Роняет на берёзы,
На сосны и дубы,
На лес непроходимый,
На север нелюдимый –
Край благостной судьбы.
Из тысячи слезинок
Родится тьма озёр,
И тысяча тропинок
Сплетается в узор.
По осени немало
Там ягод и грибов,
Лошадка прёт устало
Свой груз из трёх гробов:
Три древние старухи
В один и тот же час,
Заслышав скорбный глас,
Легли, сложили руки…
Пустые три избы
В пустой деревне – с краю,
Вдоль большака столбы, –
Куда спешат, не знаю.
“Вдоль большака столбы” – строка из стихотворения Иосифа Бродского (1940 – 1996) «Чёрные города…» (1962 – 1963).
Настенные часы
Настенные часы
идут, года считая,
А кто сочтёт часы? –
Минут не замечая,
бездушный циферблат
отмеривает даты:
удушье, вдовий плат,
нагайки и бушлаты,
вонючий товарняк,
сибирские просторы,
испанка и сыпняк,
задёрнутые шторы,
ночные воронки,
дыхание Чейн-Стокса,
венки, венки, венки,
упырь дал дуба, спёкся…
Часы ещё идут,
хотя стена другая, –
знать, мастер был не плут, –
и время, набегая,
как волны на песок,
уносится в безвестность,
за дальний тот лесок,
в неведомую местность,
и тают дни, года,
столетия, эпохи,
уходят навсегда,
нам оставляя крохи
сомнений и тревог,
забот, воспоминаний –
тех, что забыть не смог,
несбывшихся мечтаний…
Идут часы. Рассвет
сменяется закатом.
И я иду – след в след
за тем, кто шёл когда-то.
Марк Полыковский
Поэт, переводчик. Окончил физико-математический факультет Петрозаводского университета, затем – институт патентоведения в Москве. Заведовал патентным отделом в Карельском филиале Академии наук. В 1991 году репатриировался в Израиль. Живёт в городе Ашдоде. В 2009 году выпустил первый сборник стихов «Ашдодский дневник». Вслед за ним вышли в свет более 15 сборников стихов и переводов с английского. Печатается в журналах Израиля и за границей. Был литературным редактором издававшегося в Ашдоде журнала «Начало».