74 Views
– А я чего-то не разглядел, – сказал вслух руководитель группы, задумчиво глядя вслед удаляющемуся дирижаблю, и чуть тише добавил. – Провокаторы!
Неповоротливая темная масса медленно парила за окном.
– В жизни все пригодится, – привычно подтвердила ответственная за пожарную безопасность, старательно поправляя запущенный маникюр.
На столе догорала непотухшая спичка.
– Сачкуете? – спросил руководитель группы, обращаясь к руководимой им группе.
Сотрудники отдела по борьбе с невыполнением плана дружно заскрипели перьями. Обиженно поджав губки, ответственная за пожарную безопасность вскинула плечами, отложила пилочку для ногтей в сторону и принялась проверять перечень инвентаря, сгоревшего за последние три с половиной года.
Зазвонил телефон. Молодой специалист Шумейко робко потянулась к трубке.
– Н-не берите в голову! – скомандовал заместитель. Шумейко вздрогнула, побледнела и снова погрузилась в работу. Инцидент стимулировал коллектив удвоить усилия. Сотрудники вдохновенно нажали на перья.
Руководитель группы подпер рукой подбородок. В глазах отразилась смертельная тоска.
– А что если нам праздник устроить?! – проговорил вдруг руководитель группы.
Будущие родственники Рычко и Веселова, с недавнего времени пересаженные за последние два стола, тревожно переглянулись.
– А то мы все выполняем-выполняем…, – все более оживляясь, продолжал развивать неожиданно образовавшуюся мысль руководитель группы. Он даже поднялся с места, подошел к Шумейко и внимательно заглянул ей в самые зрачки, – выполняем-выполняем…
Шумейко на всякий случай улыбнулась.
Едва забрезживший олимпийский огонь праздника подхватила ответственная за пожарную безопасность:
– А то ведь скукатища все это, – она перелистала несколько страниц обгорелого перечня, – по третьему разу проверять!
Большинство, тем не менее, по-прежнему сомневалось…
Следующий, кому идея определенно понравилась, был пожилой Самошин. Вида он по-обыкновению не подал. Лишь едва заметно приподнял имплантированные брови и поставил посередине предложения жирную точку. Но те, кто знал Самошина не понаслышке, сразу догадались о его истинных намерениях.
В этот момент в комнату ворвалась уборщица баба Настя и принялась отчаянно мыть пол. Небрежно отбросив сервант, она протерла два квадратных метра запылившегося аргентинского паркета и уверено двинулась приводить в порядок рабочие места сотрудников. Шумейко едва успела поджать ноги. Из-под стола вылетела пара лакированных туфель.
– Жвачки на пол не бросать! – заорала баба Настя и назидательно поводила перед самым лицом охваченной ужасом Шумейко ярко-красным, пролетарским кулаком. – Шалопаи!
Ответственная за пожарную безопасность спрятала перечень в ящик стола и вновь взялась за восстановление маникюра.
– Где ж ты тут напасешься? Каждую неделю меняй. Оно ведь как наждак. Все в прах! Мне уже сколько раз выговаривали. Я и свои из дома приносила…, – принялась приговаривать баба Настя, водя сухой тряпкой под столом пожилого Самошина. – Небось у каждого в столе по рулончику найдется… Была б моя воля, я бы всех вас разогнала ба… Я бы вас уму-разуму научила б…
Сотрудники терпеливо дожидались окончания уборки.
– Скоробей-скоробей! Всякому чародей! Всякого похитрей, – продолжала причитать баба Настя. – Глаз дурной отведи. От невзгод побереги. Всякая птица на своей ветке сидит. Так и есть. Так и есть…, – на мгновение остановившись, она ухватила двумя пальцами пару зимних сапог и демонстративно отбросила их в сторону, при этом подавляюще взглянув на пожилого Самошина. – А не далее как в прошлую субботу Кандрат явился ко мне в образе путника-внедорожника… А я было тесто затеяла. На душе светло, хоть загорай… Дай, думаю, напеку калачей, гостей дорогих порадовать. Я уж и скалочку свою расчехлила, и протвени прокалила. Достала сарафан свой вышивной. Кокошником прикинулася. В самую пору бы за работу взяться… А и спохватилася. «Как же ты без закрепителя-то? Что ж это я?» – думаю, и в погреб. Приставила лесинку-стремяночку. Спустилася осторожно. Свечу огнивом. Оно, не оно… Смотрю, Кандрат! Отворил калитку. Стоит, оперевшись о пограничный столб. Смотрит молча. Глаза грустью невыносимой наполнены. Смотрит и как бы спрашивает: “Что, мол, узнаешь?” Я виду не подаю. Он вперед шагнул, да только не приблизился нисколько. «Думаешь Кондрат я?» «А кому ж тебе быть, как не Кандрату?» – отвечаю я. – «Как есть – Кандрат!» Ключевой водицы поднесла ему. Протянул он руки-то, чтобы ковш взять, как вдруг и растает дымом. Да в щелку и проветрился весь… – баба Настя глубоко вздохнула и отмахнулась от кого-то невидимого рукой. – Ох, Спаситель! Отвернулся ты от меня, от Настасии-рукодельницы! Совсем не помнишь, не любишь! А я ведь не такая. Я – терпеливая. Не ропщу… – тут она окончательно растрепала тряпку в клочья и расстроилась до того, что замолчала. Ещё раз напоследок обдав собравшихся хищным взглядом, баба Настя с хрустом разломила об коленку редкую двухметровую логарифмическую линейку, опрокинула чернильницу и отправилась в инженерный корпус.
Несколько минут в комнате стояла полная тишина. Первым опомнился руководитель группы:
– Все к одному. Собирай на стол!
– Степаничев все равно в командировке… – ненавязчиво напомнили будущие родственники Рычко и Веселова, методично выкладывая на стол праздничные принадлежности.
– Да хоть бы и здесь был… – злобно отозвалась Шумейко и достала дымовую шашку.
*
После плановой уборки, коллектив отдела по борьбе с невыполнением плана как будто заново родился. Ведь ничто так не сплачивает, ничто так не исцеляет, ничто так не воодушевляет, как общая запарка. Сотрудники солидарно обменивались преданными взглядами, мысленно обнимались, шутили, раскаивались. В глазах поблескивал торжественный огонек. Многие забыли прошлые обиды и теперь искренне дарили друг другу остатки доброты.
Пользуясь случаем, пожилой Самошин язвительно посмотрел на руководителя группы. Руководитель группы, в свою очередь, сделал удаленно ненавязчивый, но давно желаемый, комплимент ответственной за пожарную безопасность. Та охнула, потеряла пилочку и застеснялась.
*
Тем временем, приготовления шли полным ходом. Молодой специалист Шумейко скромно выложила на стол две упаковки бенгальских огней, огнеупорную робу и пневматические перчатки. Будущие родственники Рычко и Веселова, недолго посовещавшись, высвободили из ящика стола набор праздничных открыток, моток серпантина, сигнальные флажки, концертный огнетушитель, камертон, реактивный бубен, комплект спасательных жилетов, просроченную аптечку, ракетницу, прибор для измерения артериального давления и, наконец, после короткой словесной перепалки, трофейные гирлянды. Пожилой Самошин, не сводя глаз с руководителя группы, достал три конфеты с начинкой, треснувшее блюдце, алюминиевую чайную ложку и аккуратно расположил заветные предметы в порядке возрастания.
Руководитель же группы, как и полагается по должности, составлял программу праздничных мероприятий, приговаривая:
– А то чего ж, как улитки, ползем-ползем, так и не видя, что вокруг-то делается. А ведь это и есть жизнь.
Внештатный редактор любительской стенгазеты, по общему признанию врожденно наделенный не дюжими художественными и литературными способностями, мастерил предупредительную табличку.
Остальные, ловко орудуя молотками и ножовками, разбирали мебель.
Праздник набирал обороты.
*
Наконец все было готово. Аудитория преобразилась. Стены украшали старинные канделябры. Мерцающей свет сотен парафиновых свечей придавал обстановке сюрреалистичный колорит. На пушистых восточных коврах танцевали мистические тени. В самом центре комнаты стоял широкий праздничный стол. Вокруг него объединился трудовой коллектив. На внутренней стороне двери висела умело сработанная табличка: “Спокойно. Идет Праздник!”
Первым, как и полагается по должности, слово взял руководитель группы:
– Итак, друзья, коллеги и просто сограждане! В бесконечной веренице будней, изматывающем беге событий, остается так мало земного, человечного. Так мало нередактированного отношения, неоплаченного участия, веры. Мы служим предметам, и сами становимся ими. Нас двигают, переставляют. И все исключительно из соображений сиюминутной соизмеримости и комфорта. Мы начищаем себя до блеска и свет, бесполезно отражаясь от наших стенок, никогда не достигает глубин. Мы бурим. Роем. Погружаемся в недра… и там, на глубине, ищем. Там, на глубине, спотыкаясь об обломки тяжелой породы, надрывая связки, растирая в кровь ладони, мы продолжаем сжимать ту шершавую рукоять. Не взирая на повышенную концентрацию токсинов, мы миллиметр за миллиметром приближаемся к заветной цели, которая нам не ведома и не может ведома никому из идущих к ней. Более того, мы даже не знаем, кто направил нас к ней, и к ней ли, и нас ли, и направлял ли вообще… Разбирая по остроконечным крупинкам окостеневшие осадки тоски и минеральные отложения неудач и разочарований, мы ни на мгновение не перестаем нащупывать мозолистыми руками едва заметные сгустки истины. И кое-что уже нащупали… И вот, слой за слоем, бережно отколупывая многовековые наросты, мы добираемся-таки до ровных граней и смотрим на свет сквозь мутный кристалл и вдруг понимаем, что перед нами обыкновенное стекло и тогда в порыве отчаяния бросаем его и он или оно, подобно капле воды разлетается тысячами таких же мутных брызг… Но как бы непреодолимо не было отчаяние, как бы прекрасен и иллюзорно безупречен не был тот кристалл, мы ни на мгновение не перестаем верить, что однажды из-под корки сомнений блеснет преломленный луч. И мы возрадуемся, как радуется младенец доброй улыбки матери, как радуется волна скалистым берегам, ломаясь о них, как радуются листья каплям дождя… Мы сразу же поймем, что это тот самый луч, хотя никто никогда не видел его. Ведь его нельзя перепутать ни с чем, если этого не желать.
– Skål! – чуть слышно прошептал руководитель группы.
В аудитории застыла непроницаемая тишина, как будто вдруг кто-то задернул плотные шторы. Лишь равномерное тиканье часового механизма напоминало о происходящем.
– Skål… – робко повторила молодой специалист Шумейко.
– Skål? – засомневался пожилой Самошин.
– Skål!!! – подхватили будущие родственники Рычко и Веселова.
– Skål! – дружным хором грянули остальные.
– Skål! – разнеслось эхом по сводам опустевших корпусов Дважды Краснознаменного Института Природоведения и Инерционных Систем.
– Skål! – вылетело из распахнутых окон.
– Skål! – хлынуло по мрачным тротуарам.
– Skål! – поплыло над полями и реками.
– Skål! – разлилось в вечернем небе.
– Skål! – скатилось по склонам неприступных гор.
– Skål! – зашумело в кронах вековых эвкалиптов.
– Skål! – заметил Улан-Батор.
– Skål! – ответила Караганда.
– Skål! – воскликнул Петропавловский-Камчатский.
– Skål! – откликнулся Харьков.
– Skål! – скомандовал Степаничев и звонко прикоснулся сияющим хрустальным бокалом к безупречно прозрачной поверхности зеркала.
Александр Копылов
ХАРАКТЕРИСТИКА. За время предыдущей жизнедеятельности Копылов Александр проявил себя как примерный ученик 1-го класса, активный 2-го, достойный 3-го, всё ещё старательный, уже беспокойный 4-го и 5-го, портящийся 6-го, прогрессирующе разлагающийся 7-го, безнадежный 8-го, непутевый 9-го, неисправимый и поэтому долгожданно уходящий 10-го, вопреки самым оптимистичным прогнозам аналитиков; как поступивший в Университет и далее в течении сначала 4-х лет студент с монотонно возрастающей успеваемостью, неожиданно приведшей к зачислению в ряды магистров. По счастливому стечению обстоятельств Копылов Александр защитил Магистерскую Диссертацию, не попал в аспирантуру и стал специалистом широкого профиля, посвящённым в таинства нарезания зубчатых колес с различным шагом, модулем и шириной венца, как прямозубых, так и косозубых, проектирования червячных редукторов и проливший свет на многие необитаемые уголки современной науки. Свой трудовой путь Копылов Александр начал на позиции сборщика урожаеобильных антоновских яблок в легендарном совхозе-миллионере Богучарово и после небольшого перерыва продолжил его в качестве деятельного менеджера-распространителя полезной справочной программы «Консультант-Плюс». Полученный бесценный опыт, а также врожденные художественные способности, Копылов Александр применил на творческой работе помощника в избирательной кампании и проводил мероприятия по выявлению среди населения сторонников различных партий, движений и блоков, а также на уборочно-полевых работах. Следующим этапом карьеры стало участие в развитии нового производства подпольного типа запускаемого исключительно для обеспечения народного хозяйства страны лакокрасочными материалами, где он зарекомендовал себя как производительный и ответственный оператор линии по розливу растворителя, уайт-спирита, сольвента, олифы, ацетона и прочих химикатов, применяемых при ремонте, стойкий экспедитор-дальбойщик и, наконец, внимательный сторож-кассир. Всю эту многопрофильную деятельность ему удавалось совмещать с преподаванием современного английского языка, хорошо оплачиваемым содействием в создании курсовых проектов, рефератов и рассчёток, а также настраиванием фортепиано. На последнем, кульминационном этапе, практиковал как плотник в дружном коллективе, специализировавшегося на возведении в прямом смысле крыш в окрестностях небольшого датского городка Рибэ, а затем, по возвращении на Родину, поступил на должность инженера-переводчика на всемирно известное предприятие-производитель летающих приборов. Следует отметить, что выполнять служебные обязанности в общей сложности полгода ему приходилось под вечно безоблачным небом юго-восточной Африки, а также в водянистом воздухе Индии. По прошествии полутора лет работы инженером-переводчиком Копылов Александр констатировал появление седин в висках, ощутил мимолетность бытия, переход в другую возрастную категорию, что, в конечном итоге, подвигло его к переезду в Москву и освоению профессии копирайтера.