143 Views
В некоторых случаях путь на небеса короче, чем на другую сторону дороги…
– Когда я смотрю на это металлическое ведро, то начинаю понимать всю бессмысленность и поганость человеческого существования, – сказал Пётр Сергеевич.
– Интересно, – ехидно ответил Степан Аркадьевич и захихикал, – а если ты посмотришь на пластмассовое ведро, что ты поймёшь тогда?
– Материал, равно как и цвет, не имеет никакого значения, понимаешь? – произнёс Пётр Сергеевич, не обратя особого внимания на ухмылку своего собеседника. – Более того, я упомянул о ведре только потому, что оно, что называется, подвернулось под руку. Абстрагируясь от нынешней обстановки, можно сказать, что его место может занять кастрюля, горшок, кувшин или стакан…
– … Ночная ваза, кошачий туалет, биде, унитаз, – передразнивая Петра Сергеевича пробубнил Степан Аркадьевич. – Дерьмо собачье!.. Понимаешь?
– Вот у тебя в руке бутылка пива, – вмешался в разговор третий находившийся в помещении человек, Антон Григорьевич.
Пётр Сергеевич и Степан Аркадьевич посмотрели на него, потому как неизвестно было, к кому именно он обратился. Антон Григорьевич разглядывал сигарету, которая тлела у него между средним и безымянным пальцами правой руки, и молчал.
– Ну?! – Степан Аркадьевич заёрзал в кресле. – И что?
– А то, – оторвавшись от созерцания сигареты и посмотрев на Степана Аркадьевича, задумчиво изрёк Антон Григорьевич.
– Что то? – Заорал Степан Аркадьевич. – Что то? А? Отвечай!..
Выдержав паузу, Антон Григорьевич затянулся, стряхнул пепел себе на ботинок, встал с табуретки и сказал:
– А вот что, послушай…
После чего затянулся ещё раз и сел обратно.
В образовавшейся тишине было слышно, как об остатки оконного стекла бьётся муха.
Пётр Сергеевич перегнулся через доску, на которой сидел, достал из кармана валявшейся на сене куртки папиросы и закурил.
Степан Аркадьевич тоже взял папиросу, вытер со лба пот и произнёс:
– Дай-ка мне спичек.
Пётр Сергеевич протянул ему коробок, и Степан Аркадьевич уже собирался его взять, как вдруг Антон Григорьевич вскочил со своей табуретки и сказал:
– Минутку!
Слово прозвучало так властно и убедительно, что Пётр Сергеевич выронил коробок, который провалился в щель в полу, а Степан Аркадьевич тупо уставился на незажжённую папиросу.
Антон Григорьевич бросил окурок в прибитую к косяку консервную банку, медленно прошёлся до угла и обратно, остановился, засунул левую руку в карман своих огромных, висящих на подтяжках зелёных брюк, сложил из пальцев правой руки кулак и поднял его до уровня лиц сидящих.
Затем из кулака вырос указательный палец и устремился в сторону Степана Аркадьевича.
– Вот у тебя в руке бутылка пива, – повторил Антон Григорьевич.
Пётр Сергеевич прищурил глаза и посмотрел на Степана Аркадьевича сквозь облако едкого и вонючего папиросного дыма. Никакой бутылки в руках у него не наблюдалось. Как, впрочем, и у всех остальных.
Был жаркий июльский день.
Мимо сарая, в котором они сидели, пробежала бесхвостая собачонка и удалилась восвояси. Вдалеке катил по дороге старенький “Газ” с грузом кирпича в кузове, поднимая клубы сухой пыли. В кабине водитель, обливаясь потом, пытался поймать радиостанцию на паршивом приёмнике под названием “Юниор”, который был подвешен за лямку на ручку бардачка.
– Ой, люли-люли… х-х-х… ли-люль… х-х… о-о…- хрипело детище советских радиоинженеров и не доставляло водителю грузовика никакого эстетического удовольствия. – Х-х-х…
Внизу у реки деревенские девки полоскали бельё. На воде покачивался бесформенный, появившийся неизвестно откуда, кусок пенопласта. “Газ” подбросило на колдобине, водитель ударился головой о крышу кабины и беззвучно выругался.
– … Вот именно поэтому я и развёлся со своей женой, – сказал Пётр Сергеевич.
Степан Аркадьевич сосредоточенно, даже с каким-то остервенением, исступлённо жевал высохшую травинку.
– Вообще-то, нас это не касается, – заметил Антон Григорьевич, который уже лежал на старом еле живом матрасе.
– Да-да, – промычал Степан Аркадьевич, продолжая пожёвывать свою травинку, – а если и касается, то совсем немного. Так, слегка касается… Действительно, так слегка, что можно сказать, что мы здесь вообще не при чём.
-Так что сиди и молчи, – отозвался Антон Григорьевич, закинув ногу на ногу.
И Степан Аркадьевич молча сидел. И плевался ошмётками травинки, попавшими ему в рот.
Солнце начинало сбавлять тепловой натиск, жара постепенно спадала. “Газ” с грузом кирпичей ехал теперь по асфальтовому шоссе, по обеим сторонам которого высился густой лес, бросая вниз широкую приятную тень. Водитель наслаждался прохладой и слушал радио “Маяк”, которое ему всё-таки удалось настроить. Передавали выпуск новостей. Где-то в Европе встретились два лидера стратегически мощных держав, обсудили особо актуальные вопросы в свете текущих событий и разъехались по своим стратегически мощным державам. В Тульской области развернул свою грязную деятельность очередной маньяк-убийца. Землетрясение в Японии унесло жизни пятерых человек.
Деревенские девки несли домой постиранное бельё, говорили о глупостях и глупо хохотали.
– А о чём, собственно говоря, стоит сожалеть? – Пётр Сергеевич обессиленно рухнул на широкую доску. – Есть ли вообще в этой жизни вещи, достойные сожаления? Наша жизнь – это что? Игра?.. Чёрта-с два, дорогие мои! Наша жизнь – это ничто!
– Многие, однако, ею восхищались, – возразил Степан Аркадьевич. – “Певец жизни” – слышал такое словосочетание? А такое: “Жизнь прекрасна”? Что скажешь?
– Что скажу… Скажу, что возможность того, что жизнь может быть прекрасной, весьма велика… Да, пожалуй, жизнь и вправду хорошая штука. Но разве не бывает хороших, но бесполезных и никчёмных вещей?
– Если вещь бесполезна, то назвать её хорошей нельзя! – Степан Аркадьевич изогнулся, как циркач, извлекая правой рукой из своего левого кармана папиросу. – Дайте спичек!
-Знал, что тебя ждёт и не мог спичками запастись, – с укоризной сказал Антон Григорьевич, протягивая Степану Аркадьевичу зажигалку.
У радиоприёмника “Юниор” садились батарейки…
– Вот это ведро – хорошая вещь по-твоему? – обратился Пётр Сергеевич к Степану Аркадьевичу.
– Ну да, нормальное ведро, – ответил тот, заламывая невообразимым образом мундштук папиросы.
– Нет-нет, подожди. Я не спрашиваю тебя, нормальное оно или нет. Я хочу, чтобы ты сказал мне, хорошее ли это ведро!
– Хорошее. – Степан Аркадьевич выпустил дымное кольцо. – В сравнении с другими вёдрами оно, несомненно, довольно хорошо. Неплохое ведро. – Степан Аркадьевич посмотрел на Петра Сергеевича. Пётр Сергеевич буквально сверлил его взглядом. – Очень хорошее ведро. Отличное ведро. Просто супер.
– Ты в этом уверен?
– Да-да-да, абсолютно уверен. Никаких сомнений. Никогда и ни в чём я не был так уверен, как в хорошести этого ведра! – Степан Аркадьевич, не в силах больше выносить тяжёлый взгляд Петра Сергеевича, поднялся и, отойдя в сторону, повернулся к нему боком.
– Хорошо. – сказал Пётр Сергеевич. – Значит так, если я правильно тебя понял, ты хочешь сказать, что здесь, на полу, в сарае стоит хорошее ведро?
-Да.
– Отлично. А теперь скажи-ка мне, является ли это конкретное, стоящее на полу сарая, хорошее ведро полезным ведром?
– Конечно, – ответил Степан Аркадьевич и вновь повернулся лицом к Петру Сергеевичу, – оно очень полезно. Офигенно полезное ведро, мать твою так!
Антон Григорьевич усмехнулся, увидев, как засияло лицо Степана Аркадьевича.
– И в чём же, позволь полюбопытствовать, практическая польза нашего хорошего ведра? – продолжил Пётр Сергеевич.
– Ну ты даёшь! – захохотал Степан Аркадьевич и посмотрел на Антона Григорьевича, ища поддержки.
Однако Антон Григорьевич лежал на своём матрасе с абсолютно каменным лицом.
Наступал вечер, и смех Степана Аркадьевича стремительно рассекал вечерний воздух, отражаясь от тихо бегущей вдаль реки. Деревенские девки, сидя на бревне с полными ртами семечек, услышали степанаркадьевский смех и переглянулись. После чего непринуждённо заржали, брызгая друг на друга слюной и семечной шелухой.
Перенеся основной приступ хохота, Степан Аркадьевич произнёс, иногда продолжая хмыкать:
– Чем полезно ведро!!! Да воды хотя бы набрать, ёлки-палки!
Теперь ухмыльнулся Петр Сергеевич.
– Ты можешь сейчас набрать воды в это самое ведро? – спросил он.
– Да, могу. Но не стану.
– Ты можешь? Повтори ещё раз.
– Да! – Степан Аркадьевич подскочил к Петру Сергеевичу и, приблизив своё лицо к его лицу, затараторил: – Я могу сейчас взять это ведро и пойти набрать в него воды!
– Никуда ты отсюда не выйдешь! – властно прикрикнул Антон Григорьевич.
Степан Аркадьевич резко замолчал и остался молча стоять в согнутом виде.
А Пётр Сергеевич встал, отошёл в сторону и, глядя в стену, серьёзно произнёс:
– Вот видишь? В нашей ситуации это ведро, будь оно хоть трижды хорошим, абсолютно бесполезно! Теорема доказана.
Темнело.
Они сидели в сарае вторые сутки без еды и питья. Из всех пригодных к употреблению продуктов у них были только сигареты. Они на это пошли добровольно.
“Газ” стоял на обочине, а его водитель сидел в придорожном кафе и пил слабый чай с пирожками.
– Опять ночью будете мёрзнуть, – сказал Антон Григорьевич и залез под матрас.
Наступила неизбежная ночь. Степан Аркадьевич лежал на сене и пытался заснуть. От постоянных разговоров и отсутствия влаги в горле невыносимо пересохло. Едва стоило закрыть глаза, как возникали призрачные картины еды и питья. Желудок перестал существовать. От курева уже просто тошнило. Степан Аркадьевич огляделся. Другие, похоже, заснули. Как он им завидовал!
Водитель “Газа” свернулся калачиком в кабине своего видавшего виды грузовика. Деревенские девки тоже спали.
Степан Аркадьевич посмотрел на лежавшего на доске Петра Сергеевича. Лунный свет падал на его тело, изменял зрительное восприятие и придавал всему нереальные пропорции.
Потом Степан Аркадьевич заснул.
С утра лейтенант милиции Семёнов констатировал факт столкновения грузовика “Газ” с товарным поездом.
Деревенские девки гнали коров на выпас.
Степан Аркадьевич с безумным взглядом тряс Антона Григорьевича и, задыхаясь, кричал:
– Просыпайся… повесился… вставай… повесился… он повесился!..
Антон Григорьевич зевнул и поднялся на ноги. Под потолком на ремне висел Пётр Сергеевич, а рядом на полу валялось ведро с немного помятым дном.
– Надо пойти… сообщить…- забормотал Степан Аркадьевич.
А Антон Григорьевич закурил и спокойно сказал:
– Никуда мы отсюда не выйдем.
– Да ты что?! К чертям собачьим все договорённости! Всё! Конец! Он не выдержал! Он проиграл! Хватит!
– Вот уж нет, – Антон Григорьевич смерил взглядом Степана Аркадьевича, и тому этот взгляд показался презрительным. – Он выиграл…- Степан Аркадьевич замер в оцепенении, а Антон Григорьевич уселся на табуретку и закинул ногу на ногу. – А ведру-то он нашёл применение, смотри-ка!..
Степан Аркадьевич не знал, что сказать и что сделать.
– Ну что ты встал? – обратился к нему Антон Григорьевич. – Присаживайся…