845 Views
Памяти казнённых в зиму 1944-45 в Будапеште
* * *
Каменный берег Дуная плечист.
Кричи, не кричи – уплывать под водой,
В связке танцуя отчаянный твист
Рядом с простреленной головой.
Ребёнка дыхание – двадцать секунд.
Дыхание женщины – роды и смерть.
Лучи волны ласково светом секут,
Как не смотреть! Как не смотреть!
Ботинки и туфли на берегу
Верными псами кинулись б к нам,
Но чёрные твари и их стерегут,
Куклу и ту дёрнув напополам.
Плюшевый мишка всплывает, и глаз
Ниткой пришитый, шире Земли,
Лапой беспомощной в тысячный раз
Тянется к тающей тени вдали.
Станем мы морем. Ори не ори.
Пуля одна на связку в полтос.
Рыба, писатель, упрямый старик –
Может быть, это и есть в вечность мост…
* * *
Полосатая рубаха
Изрезана.
Задета кожа.
Задеты рёбра.
Легко отделались лёгкие.
Тридцать девятый год
Выдался солнечным
В тихой старушке Европе.
Лето было нежарким
В Берлине.
Ветер свободно гулял,
Голуби пили из лужи.
…в ней нынче утром
губами
полными крови и света
муж – блажен, бит и тающ,
почти уже древо при водах –
лежал,
и совет нечестивых
на каблуках и подковах
начал развратные танцы…
Уголь – не лёд, хоть дымится.
Тетрадь полосатая,
Корка
Насущного
Хлеба
(хлеб изведён от земли).
Уже не живая
В комнате чья-то конечность.
На каждой полоске есть имя.
С именем каждым есть цифры.
Рубаха отца.
Блузка мамы.
Бабушки тень
И камея.
Окаменевший ребёнок.
Нет, он живой,
Он остался в этой квартире последним.
Плюшевый мишка не греет.
…всё начиналось так плавно,
лебеди плавали,
лодки
вёслами били кувшинки…
Пастырь мой,
Что изменилось?
Вот – на рубахе – полоски…
* * *
Вышел Ёжик из смога
Городского, тщедушного смога,
Без ножа, без карманов,
Желая в туманы попасть…
Шёл и сел над рекой,
Что текла против
Бурных течений,
Даже вверх иногда
Та дурацкая речка текла.
И дождался дождя.
И тогда звёзды падали с неба,
Марципанами таяли
Или кувшинкой дрожа,
Мягко-мягко качались,
Качались и Ёжику пели:
“Мы – не просто так – звёзды,
Мы чьи-то, вот я, например,
Была ниткою грубой
На кофту девчушки пришита,
А вот я – на пиджак,
Я – на платье,
А я – на пальто…
И ходили мы, шаркая,
Не наступая на тени
Тех, кто гнал нас,
Нельзя было и на тротуары
ступить, хоть лучиком,
хоть краем мизинца в сандальке.
И мы шли прямо в печь.
Прямо в баню.
И это не шутка.
Осталась – вот пряжка
С узором из листьев,
А от меня – лишь коронка,
Такая – не золото, нет,
Ненужная – гайка почти;
А от меня — стрелка секундная
С часиков, что подарила мне
Бабка на скорую свадьбу,
Да я их вот раньше надела,
Надела, и стрелка секундная стихла последней…”
Пели и гасли.
И больше не падали.
Только в травинках
Были заметны
Пуговки моды прошедшей
Иль светлячки.
* * *
…и вылетел он из барака,
и пар изошёл от него,
последняя, Господи, драка
во мраке светлее всего…
Они говорили: “Вы – свиньи!”
И пили Ле-Бон-Савиньи
Даже тогда, когда били
Тех, кто родился людьми.
Углём записал на манжете
Прекрасный и злой Петя Гинц:
“Сначала разрушить прожектор,
Слепящий по тысяче лиц!”
Но мальчик не знал, что убили,
Убили его в сентябре,
И в лучшем писательском стиле
Жить торопился. Скорей
Скорого шли скарабеи,
Скорби на спины взвалив,
Но и они оробели,
Дымку приметив вдали.
Девочки Кафка и Фучик –
Это такие лучи.
Я – тоже жертвенный лучик,
В который память стучит.
Рисунок: Роланд Деволдер (Бельгия)
Мио Гранд
Мила Ильина, москвичка. Окончила Литературный институт имени Горького, семинар Анатолия Приставкина. Работала редактором социально-патриотической телевизионной программы "Улица твоей судьбы" (эфир на канале ТВ Центр). Выступала со своими стихами в Московской филармонии имени Чайковского, в Доме композиторов, в Центре славянской письменности и культуры, в клубе православной молодёжи и других организациях. Сотрудничает с композиторами. Публикации: "Наш современник", "Фома", "Дружба народов", "Эхо Бога", "Поэтический альманах", "Textura", сборник рассказов для детей с ограниченными возможностями "В каждом человеке — солнце" и др. Пишет прозу и стихи. Увлекается живописью, рисованием и другими видами художественного творчества. Псевдоним Мио Гранд (фамилия предка и детско-юношеское прозвище).