102 Views
Действующие лица:
Жанна, 14 лет
Вадим, 15 лет, ее сосед.
Отец Жанны
Мать Вадима
Соседи:
Люцина Станиславовна, 50 лет, учитель географии
Федор, 14 лет, дворовый авторитет
Человек в телогрейке
Необходимым элементом действия является экран, на который проецируется монитор компьютера.
Картина первая.
Сверху, над сценой – лестничная площадка верхнего этажа жилого дома. Мы видим двери четырех выходящих на нее квартир: 47, 48, 49, 50, и довольно массивные перила перед ними. Вниз и вверх уходит лестница.
Нижняя часть сцены – жилое пространство. Там – квартиры, где живут главные герои. Пока не очень понятно, где чья, и разделены ли они вообще. Впрочем, обстановка в них может радикально и не отличаться. Но Жанне необходим компьютер, Вадиму – магнитофон с наушниками, Федору – турник в дверном проеме, и всем троим – большое зеркало.
Герои этой пьесы, вроде бы, очень разные люди. Самостоятельная девушка из хорошей семьи, поучившаяся в Америке и в ней оставившая свои идеалы. Примерный сын матери-одиночки, общительный кривляка, загруженный необходимостью выбора профессии. Душевный хулиган, бомж, учительница «старой закалки», отец героини – образцовый специалист, мать героя – интеллигентка в первом поколении, разрывающаяся между претензиями к новым временам и желанием понять поколение сына. Им есть о чем поспорить, но они – под одной крышей. Поэтому когда фокус внимания зрителей сосредоточен на одном-двух героях, остальные тоже полностью не исчезают из поля зрения. Когда одни в «круге света», прочие могут продолжать жить своей жизнью в других частях сцены. Автор отмечает только некоторые из их появлений, предоставляя остальное фантазии читателя.
Сверху, над сценой, висит экран. На него спроецировано стандартное окошко Windows. Кстати, и пространство сцены можно бы организовать так, чтобы оно неуловимо напоминало какой-нибудь «интуитивно понятный интерфейс».
Для автора этот экран – ключевой образ пьесы. О компьютерных увлечениях молодежи сейчас любят рассуждать многие. Дескать, юноши и девушки уткнулись в мониторы и за яркими картинками не видят людей. Но свои яркие картинки есть у каждого, независимо от поколения, – впечатления вчерашнего дня или ранней юности, вдохновившие на что-то тексты или принятые без критики оценки людей и жизни вообще. За этим «экраном» мы порой не видим своих соседей. Однако если во времена Шекспира герои пытались обратить всех ближних в свою веру, то сегодня предпочитают просто отгородиться от того, что не укладывается в их схемы. Потому вместо борьбы и конфликтов автор выбирает экран компьютера. Мой монитор, как мне кажется, может отразить то, что герои не успевают выразить, и придать действию занимательность. Впрочем, главная героиня компьютером просто владеет, так что для нее он выступает в своей прямой функции. Но всем персонажам есть куда отвлечься, и не хватает им скорее контактов, чем побед. Такая вот гипотеза. Не знаю, каким образом смогут все это представить нам господа артисты, но в жизни сейчас такого, по-моему, куда больше, чем ярких страстей и запутанных интриг.
Курсор на экране нажимает на кнопку «Пуск», затем выбирает из списка программ какой-нибудь графический просмотрщик. На экране появляется несколько иконок графических файлов. Курсор останавливается на одном, невидимый оператор щелкает мышкой, картинка открывается и увеличивается. Это фотография юной девушки. Она подписана: Жанна, 14 лет, продвинутый пользователь. Затем фотография уменьшается до размера закрытых иконок, а на лестничную площадку из 50-й квартиры выходит сама Жанна. Она в джинсах и футболке с английской надписью. Под мышкой у нее папка, осанка прямая, на лице – любезная улыбка, порой кажущаяся не совсем естественной. Жанна звонит в 47-ю квартиру.
Голос из-за двери. Кто там?
Жанна. Откройте, пожалуйста, я ваша новая соседка.
Голос из-за двери. Что случилось?
Жанна. Ищу работу по дому. Помою окна, помогу на даче, наберу текст на компьютере.
Дверь открывается. На лестничную площадку выходит женщина средних лет, скромно, но очень аккуратно одетая. Экран открывает и увеличивает еще одну иконку. Фотография женщины подписана: Люцина Станиславовна, 50 лет, компьютером не пользуется принципиально. Затем, пока персонажи разговаривают, фотография также занимает прежнее место.
Жанна. О, здравствуйте! Кажется, вы у нас в школе работаете?
Люцина Станиславовна. Да, ты не ошиблась. Здравствуй. Какие трудности? Дома есть нечего? А с виду такие приличные родители…Ну, зайди, пообедаешь.
Жанна. (по-прежнему любезно улыбаясь, отступает на шаг). Извините, я чем-то компрометирую мою семью?
Люцина Станиславовна (не слышит вопроса). Вообще-то, понимаю, теперь у всех с деньгами туго. Но в школе же есть родительский комитет, можно обращаться туда. Питалась бы бесплатно.
Жанна. Знаете, у меня есть все необходимое. Я не попрошайничаю, мое предложение ни к чему вас не обязывает. Я просто хочу заработать. Нудными делами, от которых люди мечтают избавиться.
Люцина Станиславовна. (подходит ближе). Вот как? Зачем тебе деньги? На сигареты?
Жанна. (отступает на шаг). На Интернет.
Люцина Станиславовна. На что, на что?
Жанна. Я была в Америке, год училась. Остались друзья. Хочу встречаться с ними в Интернете. А за пользование сетью надо платить.
Свет на минуту перемещается в «жилую часть», где проходит парень, одетый в яркую рубаху из «сэконда» и тренировочные брюки. На экране появляется следующий портрет. Надпись: Вадим, 15 лет, начинающий пользователь.
Вадим говорит на ходу.
Вадим. Мама, ты помнишь, что тебе в сберкассу?
Женский голос из-за сцены. Могу я спокойно по телефону поговорить?
Свет снова на лестничной площадке
Люцина Станиславовна. А почему ты не идешь к социальному педагогу? Школе иногда предлагают рабочие места. Для трудных подростков – но, может, и тебе бы что нашлось.
Жанна. Так мне денег нужно – не на раз в кино.
Люцина Станиславовна. В твои годы? Сколько тебе, кстати?
Жанна. Четырнадцать.
Люцина Станиславовна. Немного.
Жанна. Мой сосед в Америке, моих лет парень, всему городку дорожки от снега чистил.
Снова свет в «жилой части», где появляется еще один герой – Федор, коротко стриженый юноша с хорошо развитой мускулатурой, одетый в спортивные трусы. Он подходит к турнику и начинает подтягиваться, пока сверху разговаривают. На экране его изображение: Федор, 14 лет. О компьютере не задумывался. Подтянувшись несколько раз, уходит.
Люцина Станиславовна. Здесь, слава Богу, не Америка. Советую умерить притязания.
Жанна. А чем я хуже американцев? По хозяйству даже больше могу, чем они.
Люцина Станиславовна. И почем продаешь свои услуги?
Жанна. А вам что-то требуется, или вы так, воспитываете?
Люцина Станиславовна. (Останавливается, делает шаг к двери). Действительно, американка. Раньше пожилым людям тимуровцы бесплатно помочь считали за честь. Ну и ну!
Жанна. Я же не о том, чтобы разок сбегать за лекарством в аптеку. Я предлагаю совсем другое.
Люцина Станиславовна. Совсем другое, вы слыхали! Любой каприз за ваши деньги! Это в четырнадцать лет! Скромнее надо быть. Мы друзьям письма по почте слали – и ничего, доходили.
Жанна. Извините, мне не нравится этот разговор. Я, кажется, не совершаю ничего противозаконного, но почему-то должна оправдываться. Я просто хочу заработать, мое дело, зачем.
Люцина Станиславовна. А завтра захочешь украсть…
Жанна. Почему вы так решили?
Люцина Станиславовна. Деньги не пахнут.
Жанна. Да, так говорили содержатели общественных туалетов. Дерьмо на улицах пахло бы сильнее.
Люцина Станиславовна. Какой кошмар!
Захлопыват дверь. Федор тоже покидает «жилую часть». На площадку из двери 48-й квартиры выходит Вадим, в том же облачении, в котором мы уже видели его в начале, только на шее появились большие наушники. Компьютер на него уже никак не реагирует, там – снова начало сеанса Windows.
Вадим. Привет, соседка. Случайно услышал ваш разговор. Круто ты с заслуженным учителем.
Жанна. В смысле?
Вадим. C учителями у нас обычно говорят почтительнее. Хоть знаешь, кто это?
Жанна пожимает плечами
Вадим. Это Люцина, Люцина Станиславовна. Очень серьезная дама. Ведет географию. (Опирается на перила, указывает вниз, говорит строго, подражая Люцине). Будьте любезны, девушка, какая самая высокая точка американского континента?
Жанна. (С недоумением). Гора Маккинли на Аляске. Вопрос сверх программы. Но случайно знаю.
Вадим. Была, что ли, там?
Жанна. Да ну. Там не всякий альпинист бывал. У одного нашего учителя, в Штатах, любимое сравнение было – «выше горы Маккинли». Он так рассказывал про наши будущие успехи.
Вадим. Вот ведь, страна чемпионов… Учись мечтать по-американски – это лучший способ мечтать на свете! Чем торгуешь? (показывает на папку у Жанны под мышкой).
Жанна. Компьютерным набором по-английски. Это образец. (Открывает папку).
Вадим. Ну-ка, ну-ка. Медленно читает: Blessed is the man who does not walk in the counsel of the wicked. Что это?
На экране в это время открывается еще одна иконка, там изображена Библия. Изображение, в отличие от фотографий живых людей, черно-белое. Подписано: Библия, книга книг. Одна из первых, появившихся в электронном виде. Затем мы видим слова, которые читает Вадим.
Жанна. Начало Псалтыря .«Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых…».
Вадим. Ничего себе. И кто здесь муж, а кто нечестивые?
Жанна. Просто на отвлеченных текстах тренироваться легче.
Вадим. А вообще наберешь какой угодно, без ошибок и даже с редактированием. Здорово! Но по-английски пока не надо. Если бы быстро по-русски, можно было бы моей матери предложить. По демпинговым ценам, конечно.
Жанна. По демпинговым и мне не надо. Мне деньги нужны, а не сам процесс.
Вадим. Так любишь деньги?
Жанна. А ты нет?
Вадим. А я не задумывался. Тебя звать-то как?
Жанна. Жанна.
Вадим. В честь Жанны Д’Арк?
На экране – черно-белый портрет Жанны Д’Арк. Подписано: Орлеанская дева Жанна Д’Арк, лидер освободительной борьбы французского народа.
Жанна. Вот уж нет. Терпеть не могу вождей. Просто имя…
Вадим. А я Вадим, что по-русски значит – смутьян. В честь дедушки, тишайшего из трактористов колхоза «Новый путь».
На экране ненадолго черно-белое изображение крестьянина на стареньком тракторе
Жанна. Не знаю, ты меня с ним пока не знакомил.
Вадим. Ах, простите нашу совковую навязчивость. Это не посягательство на личную жизнь, не sexual harrasment и даже не эмоциональный шантаж.
Жанна снова недоумевающе смотрит на него.
Вадим. Опять сказал глупость. Прости еще раз. Никогда так близко не видел американцев, очень волнуюсь. Да, и как вам у нас после Америки, каково падать с вершин цивилизации на почву неустроенного быта?
Внизу появляется Федор, уже одетый, старательно причесывается перед зеркалом, затем уходит.
Жанна. (Пожимает плечами). Быт как быт… Твоя Люцина всегда такая нервная?
Вадим. Почему моя? У нее сын бизнесмен, и в чем-то не оправдал маменькиных надежд. Темная история. Она с ним уже несколько лет на ножах.
Жанна. Что за страна: у педагога проблемы – а ученики мучайся! (Смотрит на часы). Пока, я спешу. Хочешь поболтать – заходи ближе к вечеру. (Уходит домой).
Вадим. Американка какая. (Уходит)
На лестничную площадку выходит Федор, жилец квартиры 49. Сейчас он пытается изображать примерного ученика. Ради этого начистил ботинки, причесался и застегнул все пуговицы на рубашке. В руках у него большой свернутый лист бумаги – географическая карта. По ходу этой сцены внизу, в разных углах «жилой части», появятся Жанна, Вадим и его мать. Жанна будет набирать на компьютере, Вадим слушать музыку в наушники, его мать что-то возьмет и уйдет. К концу разговора на площадке Вадим встанет и будет танцевать перед зеркалом.
Федор звонит в 47-ю квартиру.
Голос Люцины из-за двери. Что нужно?
Федор. Люцина Станиславовна, я карту принес. Сделал, как вы сказали.
Люцина Станиславовна открывает дверь.
Федор. Вот, починил, теперь как новая.
Выходят к перилам, разворачивают, вешают на перила. Та же карта – на экране
Люцина, удовлетворенно. Неплохо, неплохо. На пятерку.
Федор. В журнал и в дневник?
Люцина. Мы же договорились. По-хорошему, эту карту уже пять лет как списывать пора. А где теперь такую достанешь? Забайкалье, крупный формат, только в пору БАМа такие и выпускали.
Федор. Какого бума?
Люцина. Молодежь… БАМа, байкало-амурской магистрали. Знаменитой всесоюзной стройки. Я там когда-то бывала. Знал бы ты, Федя, какие там люди! Все честнее, искреннее, чище.
Федор. (С сомнением) Чище?
Курсор на экране нажимает на значок кинопроектора. На экране – хроника трудовых будней на БАМе, черно-белая, без звука. Она идет почти до конца сцены.
Люцина. Я про человеческие отношения. Там было не важно, какой ты институт закончил, сколько у тебя денег на сберкнижке. Там важно, какой ты человек.
Федор. Понятно. Все на пятерки учились?
Люцина. У меня там другая работа была. Вот здесь (показывает на карте) Не все пятерками определяется. (Мечтательно). Там о престиже вообще не думали. Там было к чему стремиться, всем вместе. Представляешь, Федор, встаешь утром, и знаешь – день будет прожит не зря.
Федор. Как лыжники из Африки?
Люцина. Какие еще лыжники?
Федор. Ну, они тоже патриоты, хоть их все и лажают.
Люцина. Что делают?
Федор. Ну, смеются над ними.
Люцина. Над бамовцами не смеялись, Федор, их весь народ уважал… А теперь… Выходишь на лестничную площадку – и не знаешь, надо ли домой возвращаться. (Разочарованно машет рукой, затем меняет тон на деловой и оборачивается к Федору). Кстати, ты знаешь нашу новую соседку?
Федор.(Картинка на экране останавливается, Федор складывает карту) Из пятидесятой? Не-а. Она во дворе не показывается. Только слухи ходят – американка. А что?
Люцина. Да вот, предлагает всем помочь по хозяйству. За деньги. Не от бедности. Ее так в Америке научили. Мне ей предложить нечего, твоим родителям, я думаю, тоже. А она и рада подчеркнуть – мол, цивилизованные люди себя от нудной работы освобождают.
Федор. По ушам ей надавать, чтобы не приставала к соседям?
Люцина. Нет, драться нельзя, Федор, тем более с девочками. Вопрос, зачем в нашем дружном дворе вообще взращивать эту акулу капитализма?
На экране загружается игра Counter Strike, но машина зависает. Затем появляется стандартная надпись: программа выполнила недопустимую операцию и будет закрыта.
Федор. Так сама выросла.
Люцина. Что про нее в школе говорят?
Федор. Учится хорошо, но выпендривается много. На спартакиаду не пойду, в театр и без вас схожу, короче, все вы гопники. Но мне это… все равно. Вообще мы в разных классах.
Люцина. Еще и коллектив ни в грош не ставит. Девушка! И одни деньги на уме. Деньги вообще – мужское дело. Все с нашего молчаливого согласия.
Федор. А что сделаешь, если драться нельзя?
Люцина. Можно бы предостеречь. Ненавязчиво, по телефону. Она ведь и объявления с телефоном давала.
Федор. Хорошо, я ее в порнуху сниматься приглашу. А придет – соберемся всем двором и постебаемся.
Люцина. (Морщится) Ну ты помягче.
Федор. Не волнуйтесь, я меру знаю. А реферат по географии мне это заменит?
Люцина неодобрительно качает головой и отступает к двери.
Федор. Карту возьмите.
Люцина. Пусть до завтра у тебя побудет. Лучше к уроку подготовишься.
Федор. (Сворачивает карту, пожимает плечами) К какому уроку? Задавали про ледниковый период. Или это тоже на БАМе?
Затемнение
Картина вторая. У Вадима.
Теперь хорошо освещена нижняя часть сцены. Это квартира, где живет Вадим и его мать: однокомнатная, довольно тесная и не слишком тщательно убираемая. Ее обитатели все время перемещаются с места на место, будто пытаясь компенсировать недостаток пространства избытком движения. Все приходящие тоже невольно попадают в эту суету.
На экране компьютера – Screen Saver c чем-то вроде цветомузыки. Сменяют друг друга цветные фигуры, причем ритм и движение форм должно соответствовать характеру разговора. Входит мать с вязанием в руках, садится, включает телевизор. На фоне «цветомузыки» возникает фотография с подписью: Вера Вадимовна, 39 лет, начинающий пользователь. Через секунду она исчезает, опять мелькают абстрактные картинки. Вадим, танцевавший перед зеркалом, останавливается, снимает наушники. Он возбужден.
Вадим. Мама, как думаешь, сколько зарабатывает чистильщик ботинок в переходе?
Мать. Почему я должна об этом думать?
Вадим. Ну, интересно же. Человек двадцать, как минимум, к нему за день подходят. А когда пятьдесят. Баксов двести в месяц должно быть, не меньше. В людном месте и штука. Если точек десять открыть, возить им щетки, дела с мэрией улаживать, неплохо жить можно. Представляешь? Деньги под ногами, и никто не берет.
Мать. Что, задание в школе?
Вадим. Нет. Интересно, чем я мог бы деньги сделать?
Мать. Да-а. Вырастила гордость семьи. Уже деньги делать хочет. Любой ценой.
Вадим. Девчонки теперь и то зарабатывать не боятся.
Мать. Какие еще девчонки?
Вадим. (Он тоже сел, спиной к телевизору) Да вот соседка из пятидесятой. Даже на год младше меня. Предлагает, кстати, компьютерный набор. Тебе не надо?
Мать. Ты же знаешь, кто мне всегда набирает. А ты уже в менеджеры к бедняжке пошел?
Вадим. Она не бедняжка. Она на Интернет зарабатывает. Похоже, на безлимитный трафик.
Мать. Ничего себе.
Вадим. По-английски набирать может. В американской школе год проучилась.
Мать. Какая экзотика! Пропал парень.
Вадим. Мамочка, я делаю что-то аморальное? Я отнял у младенца игрушку, не уступил место инвалиду, продал родину?
Мать. Да нет, все в порядке. Только лапшу иногда с ушей снимай, что тебе вешают.
Вадим. А почему лапшу?
Мать. А потому что здесь не Америка. Ты мой синий блокнот не видел?
Звонок в дверь. Вадим открывает, заходит вместе с Федором.
Федор. Здравствуйте, Вера Вадимовна.
Мать ( ищет блокнот). Здравствуйте, Федя.
Вадим. (Федору) Ну, что у тебя?
Федор. Свободная тема. Моя будущая профессия.
Вадим. Вот, елки, плановое хозяйство. И про какую писать?
Федор. (Пожимает плечами). Как хочешь.
Вадим. Я же тебе репутацию испорчу. Напишу – хочу, мол, быть высшим математиком, это так романтично. Цифры стали в ряд как болты на вентиле.
Федор. Я тебе дам, математиком.
Вадим. Ну тогда по правде: не знаю, куда податься, как-нибудь перекантуюсь до армии.
Федор. Это цензура не пропустит. В лом писать – так и скажи. Не один ты такой писатель.
Мать Вадима. (Она уже нашла свой блокнот и снова сидит перед телевизором, медленно его перелистывая). А что, Федор, вы еще не думали, куда после школы идти?
Федор. Так еще же есть время.
Мать Вадима. Из вас бы, мне кажется, неплохой тренер получился бы.
Федор. Какой из меня тренер. Сам года не отзанимался.
Вадим. Федор, если повезет, рэкетиром станет. У него мускулы – во!
Федор. Кончай стебаться. Вера Вадимовна и правда решит, что я бандит.
Мать Вадима. А почему сами сочинение не напишете? Глядишь, и определитесь.
Федор. Я, Вера Вадимовна, в писатели не гожусь. Я человек конкретный. Вот прокладку в кране заменить – это на пользу. Если что – зовите. А куда после школы идти – потом видно будет.
Вадим. Ну, давай про милицию напишем. Любая цензура пропустит. Как тебе?
Федор. Нормально. Были у меня с ментами разборки, но вообще мы друг друга поняли. Нормально. Порядок должен быть, под этим я подпишусь.
Вадим. А как сейчас в милиции платят?
Федор. Не знаю. Должны нормально платить. Это же рискованная работа. Должно на витамины и санатории хватать. Тренажеры и форма на службе бесплатные.
Вадим. И это, значит, все, что тебе нужно?
Федор. А что? Не думать, что пожрать и что одеть – и ладно.
Вадим. А для души?
Федор. Пусть моя девчонка о душе думает. А форма девчонкам нравится. В форме любой пацан – защитник. А вообще, что за допрос?
Вадим. Мне же надо понять, о чем писать.
Федор. Уже понял?
Вадим. Понял, Федя. Ты из касты воинов. Ты не из касты купцов.
Федор. Это хорошо или плохо?
Вадим. Это лучше, чем из касты чернорабочих или изгоев. Воины и купцы – примерно равные. А выше – только брахманы. Это как я.
Федор. Тоже мне, пример молодежи. Пиши давай, после новостей зайду (Уходит).
Мать. Не понимаю, что тебя с ним связывает?
Вадим. А тебе плохо – бесплатный сантехник? С соседями надо дружить. Идет к столу, достает бумагу и ручку, садится, начинает писать, диктуя себе. Я еще ходил в детский сад, когда сосед дядя Миша однажды дал мне поиграть с милицейской дубинкой. Нет, с милицейской дубинкой – это слишком грубо. С полосатой палочкой регулировщика. Я в подробностях помню этот вечер до сих пор, вероятно, он и предопределил мой профессиональный выбор. Хотя полное назначение данного предмета я начинаю осознавать только теперь, и пока не уверен, что готов определить его окончательно. В регулировании порядка есть высокий и непреходящий смысл.
Мать Остапа понесло.
Вадим. (Не оглядываясь). А что? Для нашей школы – в самый раз.
Мать. А для тебя? Ты, я вижу, серьезно себя в элиту записал. Можешь издеваться над чем угодно.
Вадим. В элиту, между прочим, ты меня записываешь, с сапожной щеткой людям показаться не даешь.
Мать. Свои ботинки почаще чисти.
Вадим. Да, знаю, сам дурак. В регулировании порядка есть высокий и непреходящий смысл.
Мать. Слушай, а я ведь до сих пор не знаю, куда ты после школы собираешься?
Вадим. Так я же сказал – в бизнесмены. Чисто конкретно делать деньги. А потом тратить.
Мать. Не смеши. Ты парень душевный, по головам не полезешь.
Вадим. (Оборачивается к ней) А с чего ты взяла, что все бизнесмены по головам лезут? Буду подниматься постепенно, начиная с самой простой работы.
Мать. Заклинило, ей-богу. У тебя и работать-то не на чем.
Вадим. У соседки тоже не было, пока не купили.
Мать. У соседки родителям профессия зарабатывать позволяет. А у тебя профессии нет. У меня есть, но не денежная.
Вадим встает, берет толстый том энциклопедии и начинает картинно листать, расхаживая по комнате.
Мать. Это еще что за демонстрация?
Вадим. Приобретаю знания. Из последних сил приобретаю знания. Моей маменьке нужны мои пятерки, хотя бы по гуманитарным предметам, и больше ничего.
Мать. Железная логика. Откуда такой вывод?
Вадим. Филологи, между прочим, тоже, если хотят, зарабатывают. К поступлению готовят, книжки редактирует. А на что я годен, ты уже знаешь (делает жест, как будто чистит ботинки).
Мать. Лучше уж берись за туалеты. На дачах у новых русских. Знаешь, кое-где еще скворечники стоят. Работы – по уши. Покажи дневник.
Вадим. Пожалуйста, прояви родительскую власть. (Достает из сумки дневник, отдает ей). (Голосом диктора).За время, на которое родители выпустили своих детей из-под контроля, те переименовали среднюю школу номер двадцать в общество сомнительных развлечений номер бэ – шестьсот двенадцать и вместо преподавателей точных наук пригласили картежников и женщин легкого поведения.
Мать. (Листает дневник). Я как-то у одного крутого родственника денег попросила – в долг, всего на год. Предложили обмен на двухкомнатную с совсем небольшой доплатой. Что для него тысяча долларов? И жили бы с тобой в человеческих условиях. Извини, говорит, какой бы я был бизнесмен, если бы свободные деньги не в дело, а в родственников вкладывал. На фоне цветомузыки время от времени появляются черно-белые карикатуры про пузатых богатеев. Затем – гора золотых монет, которая тает на глазах, пока не остается одна монетка. Она вплетается в узоры цветомузыки.
Вадим. Правильно, между прочим, сказал. А к тем, кто ничего не зарабатывает, ты даже не обращалась. Вот заработаю – и поменяемся, на что хочешь.
Мать. Вадик, ты не голодный, не голый и не босой, мы покупаем книги, ходим в театр, я плачу за все кружки, где ты пытаешься заниматься. Я не могу одеть тебя от Кардена и отправить отдыхать за границу – но это вообще могут не многие. Ты что, страдаешь по дорогим шмоткам?
Вадим. Нет, больше по компьютеру и музыкальному центру. Хотя и от стильного прикида не отказался бы. В театр мы пока ходим, а вот на концерты хороших групп – не за что.
Мать. (После паузы). Спасибо, просветил. А то живем в нищете, а мать тешит себя иллюзиями. Не обижай меня, сынок, я делаю, что могу. Но не все мне одной по силам. Выучишься – будет легче.
Вадим. Разве я тебя упрекаю? Я за себя говорю.
Мать. За себя скажешь, когда восемнадцать исполнится. А сейчас за тебя отвечаю я.
Вадим. Вот и все, грубая сила закона победила живое человеческое стремление. Ну, пока, ухожу в нирвану. Вольный дух под замок не посадишь. (Надевает наушники, включает магнитофон).
Мать. (Кричит.) Ну, подожди, давай поговорим спокойно. Тебя же совсем не волновали деньги?
Вадим. Я просто считал, это не для меня. (Снимает наушники, говорит тише). А теперь послушал нашу соседку, и думаю – чем я хуже? Почему отвечать за свою жизнь можно только с восемнадцати?
Мать. Ты же не первоклашка – с девчонок пример брать.
Вадим. А с кого мне брать, с Федора?
Мать. Андрюша, Тани Медведевой сын – на год тебя младше, а уже в институт готовится. На международное право. В школе все пятерки, к репетитору ходит, ораторское искусство осваивает, недавно на дебаты в Германию ездил, без переводчика.
Вадим. Бедный мальчик.
Мать. Человек упорно идет к своей цели. А ты с профессией еще не определился. Девчонка поразвлекается – и замуж выйдет, а парню нельзя без профессии.
Вадим. Но я не хочу быть дипломатом. Я бы просто торговал чем-нибудь, а заработанное тратил на хороших людей.
Мать. А зачем я всю жизнь собирала библиотеку, платила репетиторам, водила тебя по студиям и секциям? Чтобы вырастить лавочника?
Вадим. Мамочка, какую «всю жизнь»? Ты же у меня такая молодая. (Тоном диктора). Широкий кругозор, который вы, Вера Вадимовна, дали своему ребенку, помогает ему общаться, завязывать деловые контакты, устраивать личную жизнь.
Мать. Да-а… И чем торговать собираешься?
Вадим. Мало ли. Хотя бы уроками танцев.
Мать. Болтун. Сколько у тебя учеников?
Вадим. Вот, соседку для начала научу. Ей в Америке, небось, некогда было.
Мать. Смотри, не перетанцуй, как та стрекоза, знаешь. Время-то идет. Я, ладно уж, спрошу на работе, может, кому наборщица нужна. Чтобы танцы не все время занимали. А ты за уроки садись. По математике снова тройки.
Вадим. А плейер мне на день рождения будет?
Мать. Посмотрим на твое поведение. Я в сберкассу и в магазин. Особые пожелания есть?
Вадим. Ящик пива.
Мать укоряюще смотрит на него.
Вадим. Ладно, шучу. Хватит и мороженного.
Мать. Пока. Будут звонить – записывай, кто. (Уходит. Узоры на экране тускнеют).
Вадим. Ну и что мы решили? Как всегда, ничего. Смотри, время не трать, но делать ничего не смей. Выбери профессию сам, но оправдай мои ожидания. Конечно, она хочет, как лучше. Да… А люди в Америку ездят. Подумать страшно. Наверное, уже все просчитала – и куда поступать, и где потом работать, и сколько зарабатывать, и когда замуж. Американцы, они такие. И главное, все же получится, а если нет – она будет точно знать, что сама передумала. Но, наверное, скучно так жить. Вот мне повезет – буду рок-звездой. Или космонавтом, как в первом классе мечтал. А эта американка – только профессором кибернетики, и никем больше. Не велика радость. Жизнь трудна, но хороша, Вадик, и впереди у тебя – бриллиантовые дороги. Она еще сама мне позавидует, присмотревшись.
Надевает наушники, падает на диван, раскачивается и что-то напевает.
Звонок в дверь. Вадим отрывает, на пороге – Люцина с газетой в руках. Картинка на экране застывает.
Вадим (теперь он ведет себя преувеличенно почтительно). Здравствуйте, Люцина Станиславовна.
Люцина. Здравствуй. Мама дома?
Вадим. Нет. Пожаловаться хотите? На что? Географию учу изо всех сил. Реферат готовлю к следующей неделе.
Люцина. Ну и что, сложностей не возникает?
Вадим. Пока нет. Зайдите. Не мучайте неизвестностью, что я натворил?
Люцина. (Люцина заходит, ждет, пока Вадим освободит ей 0стул, садится). Я вообще-то к тебе. Присядь и послушай. Ты уже познакомился с новой соседкой?
Вадим. Да, только что.
Люцина. И как тебе понравилась ее предприимчивость?
Вадим. Пожимает плечами.
Люцина. Тебя не тревожит, что такая юная девушка берется за такое опасное дело? Ведь у нас в стране бизнес и криминал друг от друга недалеко. Ты же мужчина, задумайся.
Вадим. Мужчина, но не спецназовец. Да и ее вроде пока никто не убивает.
Люцина. Симпатичная девушка, неглупая, могла бы в классе лидером быть. А получается – всем себя противопоставила. Неужели мы ничего сделать не можем?
Вадим. Вы меня убедили, я буду думать непрерывно. Чайку хотите?
Люцина. Спасибо, нет. Вот еще что. Ты ведь с ней общаешься, я знаю, ты со всеми соседями дружишь.
Вадим. Да, хотелось бы подружиться. Но это не от одного меня зависит.
Люцина. Держи меня в курсе, как у нее успехи.
Вадим. Да бросьте, Люцина Станиславовна, зачем вам лишняя информация?
Люцина. Я педагог и член педсовета. Если она в какую передрягу попадет, на всей школе – пятно. Хоть какие-то у меня возможности остались, в конце концов!
Вадим. Конечно. Мы очень ценим ваши советы. Могу совершенно ответственно пообещать, что воровать ее учить не стану. И если услышу, что кто-то учит – непременно постараюсь возразить.
Люцина. Вот так, значит. А не много на себя берешь, в твои-то годы?
Вадим. В самый раз, Люцина Станиславовна. Знаете, подростки лучше понимают сверстников, а к назиданиям старших относятся скептически. Возраст у нас такой, ничего не поделаешь.
Люцина. Ну, под твою ответственность, Вадим.
Вадим. Буду стараться.
(Люцина уходит, Вадим передразнивает ее походку) Под твою ответственность, Вадим. Нашли надсмотрщика. Подождите, будет вам асимметричный ответ.
Затемнение.
Картина третья. Комната Жанны.
В комнате есть компьютер, магнитофон, телефон, зеркало, диван, какой-нибудь спортивный снаряд, прочая обстановка – любая. Жанна перед зеркалом, тренируется. На экране теперь текстовый файл, начало электронной книги «Секреты делового общения».
Жанна. Елена Алексеевна? Здравствуйте. (С более бодрой интонацией). Здравствуйте. Меня зовут Жанна, я учусь в параллельном классе с вашим Антоном. Нет, при чем тут Антон. Просто здравствуйте, Елена Алексеевна. Я записала ваш телефон на соревнованиях по ориентированию, когда вы всех в секцию звали. А звоню вам вот по какому поводу. Нет, это очень казенно. Я вот почему решилась вам позвонить. Вы на тех соревнованиях еще жаловались, что уже год не можете разобрать книги, которые перевезли из деревни. Я подумала, что могла бы сделать это за небольшую плату…У меня есть время по пару часов в день, и я могу быть достаточно внимательной… Не могла бы я к вам зайти… Нет, отрицания употреблять нельзя. Что, если я к вам зайду, например, завтра, и мы вместе с вами прикинем объем работы и договоримся о цене? Да, и не забыть спросить адрес, а то решит, что я шпионка.
(Подходит к телефону, набирает номер). Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Елену Алексеевну. Меня зовут Жанна. Вы меня не знаете. Нет, я не из секции, я по другому делу.
Елена Алексеевна? Здравствуйте, Елена Алексеевна. Я записала ваш телефон на соревнованиях по ориентированию, когда вы всех в секцию звали. Нет, так я же не в секцию. (Смотрит на трубку, набирает номер еще раз).
Елена Алексеевна, здравствуйте, это снова я , Жанна, ну, та, что только что звонила. Да нет же, я не в секцию. Я вот почему решилась вам позвонить. Вы на тех соревнованиях жаловались, что уже год не можете разобрать книги, которые перевезли из деревни. Я подумала, что могла бы сделать это за небольшую плату. Я в восьмом «Б» учусь. В параллельном с вашим Антоном. При чем здесь Антон, мы с ним почти не знакомы. Вы ведь говорили, что все равно думаете кого-то нанимать, вот я и решила позвонить. Я могу работать внимательно, по пару часов в день. Мне кажется, вам скорость не принципиальна, если вы уже год ничего не делаете. У меня хватает времени на учебу, я хорошо учусь. И не курю. У меня просто есть одно увлечение, довольно дорогое, и я не хочу все время просить деньги у родителей. Почему заборы расписывать? Есть и менее экстремальные увлечения. Интернет, например. Нет, вот в секцию точно не хочу. Ну и что, что бесплатно, я не чувствую себя спортсменкой. Ну, извините. Не сердитесь, пожалуйста, я ведь ничего от вас не требую. Извините. До свидания.
Набирает новый номер, но останавливается на звонок в дверь
Открывает дверь и входит вместе с Вадимом
Вадим. Извини, работой порадовать не могу – у матери вообще сейчас ничего нет. Но обещала сказать в институте.
Жанна. (настороженно) Спасибо.
Вадим. (завывающим голосом). Не бойся меня, девочка, я тебя не съем. По крайней мере, сегодня.
Жанна. Я постараюсь.
Вадим. Покажи, на чем набираешь.
Жанна показывает на компьютер.
Вадим. (внимательно рассматривает) Ух ты. Навороченный. Такой жалко как пишущую машинку использовать. Неужели без модема?
Жанна. Встроенный не круто, часто выбивает.
Вадим. Выходишь по беспарольному?
Жанна. Да, двадцать минут в день за хорошую учебу. Мало.
Вадим. Мне бы хватило.
(Жанна пожимает плечами и вопросительно смотрит на него).
Вадим. Думаешь, чего пришел? Просто так. Звала же заходить. С соседями надо общаться.
Жанна. Ну, общайся.
Вадим. (осматривает комнату). Богато живешь. Свой компьютер, музыкальный центр, телефон, подвесной потолок.
Жанна. Итальянская сантехника.
Вадим. Сантехника?
Жанна. Ну да. Предел роскоши. Больше стремиться не к чему.
Вадим. Я так не говорил.
Жанна. А что тебе мои потолки?
Вадим. Просто. Хорошо так подрабатывать. У нас таких условий нет.
Жанна. А, вариант второй: буржуи бесятся с жиру и отнимают рабочие места у трудового народа. Хотя трудовому народу они даром не нужны. Тоже знакомо.
Вадим. Злая какая. Просто интересно, почему ты бросилась работать, а я нет. Мне бы, по идее, нужнее.
Жанна. Значит, не нужнее.
Вадим. Тебе же и так родители все покупают.
Жанна. Да. А тебе родное государство бесплатное образование дает. И если что – родительский комитет накормит. Можно делать, что скажут, а самому не рыпаться.
Вадим. Да чем я тебя обидел?
Жанна. Ничем. Никто по отдельности меня ничем не обидел. Просто все знают, чем я должна заниматься. Вот, пожалуйста, полный текст стенгазеты. Я должна это набрать, естественно, бесплатно. У меня же свой компьютер. А в свое воскресенье должна идти на день бегуна. Мое же время ничего не стоит. А если у меня остается час-другой, то надо записать меня в секцию спортивного ориентирования. Это куда правильнее, чем позволить заработать. Достали!
Вадим. Мне уже уходить?
Жанна. Извини. Ты пока действительно не при чем.
Вадим. Лично я не собираюсь тебя никуда записывать. Честное слово.
Жанна. А что тебе мои заработки?
Вадим. Просто любопытный я. У человека все есть, а ему мало.
Жанна. Все есть?!
Подходит к компьютеру, включает. На экране загружается Internet Explorer, а затем идут те кадры, о которых рассказывает Жанна. Эта должна быть имитация открытия сайтов через Избранное. Все цветное.
Смотри, что на самом деле есть на свете! Вот, он-лайновая школа программистов. Три года, две тысячи баксов за семестр, плюс поездки на экзамены. Моим родителям это вряд ли по карману. Но там тебе не наши лекции-практические. Фирма гарантирует, что выпускник может решить абсолютно любую поставленную задачу. Лишь бы заказчик смог сформулировать. Сам понимаешь, и заработки у выпускников не чета нашим.
А вот офф-лайн. Любоваться можно бесплатно, а попасть – только за деньги. Феситваль в «Рок ин Рио». Все звезды, полтора миллиона зрителей. Бери билет и вперед. Музей Прадо. Первый из диснейлендов. Школа экстремального туризма. Спуск на каноэ по Амазонке. Деревня индейцев майя. Простая американская Ниагара. Мне пока побывать не удалось. Тоже пару тысяч баксов. Слетать в Антарктиду будет дороже. Было бы за что. Хочешь – накорми всех бомжей, хочешь – снимай собственное кино. И ничего этого вам не надо?
Вадим. Я туризмом не увлекаюсь. А что, ты на тысячи баксов за мытье окон рассчитываешь?
Жанна. Ничего вы не понимаете. Главное начать, почувствовать, что твой заработок зависит от тебя, а не ты от него. А не бегать за каждым рублем – сначала к родителям, потом к бухгалтеру, потом в собес.
Вадим. А чего это ты на вы перешла?
Жанна. Это я во множественном числе. Про земляков, которым хватает подвесного потолка и двадцати минут Интернета.
Вадим. Просто у каждого – свои развлечения. Каждый человек – отдельная страна. Вот, посмотри (подводит ее к окну). Всех соседей узнаешь?
Жанна. Откуда? Я и с тобой только сегодня познакомилась.
Вадим. Вот видишь. А я знаю всех. Вот Галина Ивановна бельишко вешает. Широчайшей души человек. У нее брат – зэк, а зять – милиционер. Зять выслуживается, брат в бегах. Оба не догадываются о существовании друг друга. А она обоих любит и старается понять. Вон Петрович с промысла возвращается, бутылки собирал наш бомжик. Живет на чердаке, никого не трогает, раз в неделю в баню ходит. Так он сегодня понимает хорошую жизнь. А был когда-то крутым карточным шулером. Но любимая девушка его профессию не одобрила, в ласке отказала, и заработки для него потеряли смысл. Вон в беседке Сережка сидит. Маленький да удаленький. У него самая большая в микрорайоне коллекция игрушек из киндер-сюрпризов. Родители – пьяницы, и купили ему максимум десяток. Остальные он наменял или получил в подарок. В свои десять лет знает всех, кто торгует этим добром в городе, и если клиент ищет что-то редкое, сразу подскажет, куда идти. А ему за это покупают очередное яйцо в ближайшем киоске. (На экране в это время черно-белое кино о жизни двора).
Жанна. Зачем ему столько?
Вадим. Многие этим увлекаются. Кстати, не только малыши. Я сам иногда покупаю. Это же как послание от судьбы, каждая игрушка на что-то свое намекает. (на экране – коллекция игрушек из киндер-сюрпризов).
Жанна. Вот. Именно так вы и рассуждаете. Судьба придет и все на блюдечке принесет.
Вадим. А как надо?
Жанна. А надо знать, чего сам хочешь. И только потом– что мешает. Легче чего-то добиться.
Вадим. Ага. (Стирает пыль с зеркала). Каждый американец к пенсии может стать миллионером. Миллиона как раз хватит на искусственные челюсти, сердечный клапан и приличный дом престарелых. (Смотрится придирчиво). Нет, и здесь я не похож на миллионера.
Жанна. Ты думаешь, сидеть и ныть полезнее для здоровья?
Вадим. Я просто не очень гонюсь за чистоганом. Тем более, мне никто и не предложит.
Жанна. Это почему? Нормальное образование и работа доступны всем.
Вадим. А если бог ума не дал?
Жанна. Это ты о ком?
Вадим. (Садится на диван) Да хотя бы о себе. И хотел бы на программиста поступать, а по математике не догоняю. Колледж за две тысячи баксов тоже не по карману. Родители гуманитарии, откуда что возьмется?
Жанна. Только не надо все на родителей сваливать. Школьная программа написана для обычного нормального человека. Есть куча пособий и классные обучающие методики. Смотри. (дает ему диск, в это же время пособие по математике открывается на экране).
Вадим. А, бесполезно. Я и к репетитору ходил, а результата никакого.
Жанна. К репетитору сам ходить решил?
Вадим. Нет, мать настояла.
Жанна. Ну так чего ты хочешь?
Вадим. Как чего? Чтобы все само собой получалось. Как все совки.
Жанна (наконец улыбается непринужденно). Ты шутишь, наверное. Бьешь на жалость для установления контакта.
Вадим. Тебя разжалобишь. А с математикой у меня и правда сложности.
Жанна. Ты просто еще не нашел свой способ. Захочешь – найдешь. У меня вот с английским два года ничего не получалось. Захотела в Америку – и через полгода выиграла районную олимпиаду. Никто из одноклассников не верил.
Вадим. Крутая какая. А я зато танцевать классно умею.
Жанна. Это ты к чему?
Вадим. Ни к чему. Умею и все.
Жанна. Похвастайся.
Вадим. Здесь же не дискотека.
Жанна. Места хватит.
Вадим подходит к зеркалу и делает сложное телодвижение
Жанна. Здорово. А еще. (Подходит к компьютеру, включает музыку (на экране – виртуальный проигрыватель), Вадим танцует)
Жанна. (Уважительно). Профи. Я раньше такое только на сцене видела. Где-нибудь выступаешь?
Вадим. Нет, для собственного удовольствия. Я же не американец. Разрешите вас пригласить?
Жанна. Ты что. Я так не умею.
Вадим. (Снова падает на диван). Учись. Главное – найти свой способ. Это тебе не спряжения зубрить.
Жанна. Ладно, не злись. Я же не говорила, что ты хуже меня.
Вадим. Да, знаю, все американцы за равенство всех перед Америкой. Или за равнение. Равняйсь – смирно!
Жанна. Америка-то здесь при чем?
Вадим. Америка везде при чем. Везде, где люди недостаточно последовательно идут к цели, понятной Америке.
Жанна. А загадочную славянскую душу тупой американец понять не в состоянии. Знаю, читала. Но автор тоже не определил отличия.
Вадим. Очень просто. Не обязательно зарабатывать всем, что нравится делать. Можно чем-то заниматься и бесплатно. Не обязательно все делать целенаправленно, можно просто хорошо проводить время. Люди не средство для достижения целей, а источник радости. И вообще, жить нужно в кайф. Сидишь, к примеру, с друзьями в беседке, травишь анекдоты, солнышко светит, и воздух свежий, и соревноваться ни с кем не надо, потому что в этой компании тебя понимают с полуслова. И если ты рассмешил всех, чувствуешь себя не хуже, чем миллионер после супер-операции.
Жанна. Ого! Не все так страшно, по-моему. Я тоже еще не все спланировала. Хочешь, одну вещь покажу, которую в свободное время делаю?
Вадим. Ты хочешь.
Жанна открывает на экране новое окно. Там плакат с лозунгом «Ты можешь все» .
Вадим. Твоя работа?
Жанна. Да.
Вадим. А чего стесняешься? Вполне прилично.
Жанна. Я рисовать совсем не умею. Это компьютерная графика. Я же программистом собираюсь быть. У меня пару действующих скриптов уже есть, пока отдаю бесплатно, ради рекламы. Все равно счет открыть до восемнадцати нельзя. А это – непонятно зачем. Хобби.
Вадим. Я бы так рисовал – только этим бы и занимался.
Жанна. Ненадежное дело. Может вообще не окупиться. А увлечет – и будешь всю жизнь непризнанным гением.
Вадим. Ты все-таки очень любишь деньги. Много твой отец зарабатывает?
Жанна. Мама иногда и больше. Но вообще им обоим платят, по здешним меркам, неплохо. А зарабатывать буду я. Улавливаешь разницу?
Вадим. С трудом.
Жанна. Что я поняла в Америке – классно знать, что ты сам можешь добиться всего, чего по-настоящему хочешь. Начиная с денег. Деньги – всеобщий эквивалент, это даже коммунисты не отрицали.
Вадим. А говорят еще, друзей не купишь…
Жанна. Их и не надо покупать. Они сами собой образуются. Мы же общественные животные.
Вадим. Потрясающе! Мне бы такую уверенность.
Жанна. Твой характер тоже от тебя зависит.
Вадим. Ну, американская пропаганда. Хочешь, танцевать научу? Бесплатно.
Жанна. А зачем мне твои танцы?
Вадим. На дискотеку сходим, с народом пообщаешься. В неформальной обстановке.
Жанна. Тоже мне, общение – три часа скачек под барабаны.
Вадим. Ах, я не ширпотреб, я эксклюзив.
Жанна. Я тебе, кажется, не указываю, как время проводить.
Вадим. Прости, прости, я знаю, это называется прайвеси. А я, знаешь, называюсь сосед. Соседям у нас тут можно быть слегка бесцеремонными. Если это входит в противоречие с идеей прайвеси, соседу можно вежливо сказать: «Дорогие гости, а не надоели ли вам хозяева?» Все понимают и не обижаются.
Жанна. А что, неплохая фраза. Прямо сейчас потренируюсь. (С вызовом). Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?
Вадим. Понял, уже ухожу (Встает).
Жанна. Я пошутила.
Вадим. Все равно мне пора, еще приятелю сочинение не написал. Звони, если что. Вот телефон (отдает листок с номером). А это тебе местный сувенир. Я у себя в деревне возле речки записал. Типа американской релаксационной музыки. (Отдает кассету)
Жанна. (Удивленно). Спасибо. Смотри, всех не осчастливишь.
Вадим уходит.
Жанна качает головой, перелистывает несколько картинок на экране. Следом на экране появляется надпись – возможностей системы недостаточно для преобразования файлов.
Жанна слегка сердится, затем открывает текстовый файл, там список:
Ада, 14 лет, занимается в театральной школе, может вести вечера и презентации. Любит новые шмотки. Отец крупный чиновник, мать домохозяйка.
Александр, 15 лет, хорошо разбирается в физике, увлекается картингом, в качестве подарков предпочитает железки. Семья рабочих.
Николай, 14 лет, рэппер MC. Разговорчивый, большой словарный запас. Руками ничего делать не умеет. Очень любит сладкое. Мама учительница, отца нет.
Васильева Татьяна Ивановна, 40 лет, инженер. Имеет дачу, где давно никто не пропалывал.
Cадится за компьютер, начинает набирать: Вадим, 15 лет, очень коммуникабельный, умеет отстаивать свои убеждения, хорошо танцует, имеет родственников в деревне, мать – научный работник, сложности с точными науками.
Стук в дверь. Жанна сдвигает текст, так что видна только строка про Вадима. Входит отец, осматривает помещение. На экране ненадолго появляется его фотография. Надпись: Александр Петрович, 40 лет, специалист по компьютерам, профессиональный пользователь.
Отец. Опять бардак на столе!
Жанна. Не на твоем же.
Отец. Девушка!
Жанна. Папа, не придирайся, маме пожалуюсь. Мне так удобнее, и я никому не мешаю.
Отец. Ох, распустил я вас. Снова Джону пишешь?
Жанна. Все тебе знать надо.
Отец. Конечно. Родители имеют право знать, чем занимается ребенок.
Жанна. Нет, не Джону. Сама себе.
Отец. (становится за спиной, читает). Вадим, 15 лет, очень коммуникабельный, хорошо танцует… Это что еще такое?
Жанна. Тренируюсь. Ты что, папа, не знаешь, чтобы все успевать – надо собирать информацию и планировать.
Отец. А файл называется «досье». Побывала девушка в Америке, теперь досье собирает. Можно предъявлять обвинение в шпионаже.
Жанна. (оборачивается к отцу). У Джона тоже такие файлы были. На кого он шпионил?
Отец. Здесь – не Америка.
Жанна. Заладил. Что в этом хорошего?
Отец. Мы американцами никогда не будем. И досье на друзей собирать для мелких личных выгод – прости меня, довольно пошло.
Жанна. Ты знаешь, для мелких или крупных! Другое дело – для компетентных органов, правда? Последнюю рубашку – в Фонд мира.
Отец. Ладно, проехали. У меня вопрос. Хотел бы я знать, зачем ты пенсионеров своим бизнесом пугаешь? Они уж точно тебя нанимать не станут.
Жанна. (Она снова повернулась к экрану и рассматривает карикатуры, которые мелькают на экране. Те же, что были во время разговора Вадима с мамой.). Каких пенсионеров?
Отец. Сейчас встретил соседку из сорок восьмой. Наговорила три короба. Чуть ли ты у нее не последние копейки вымогала.
Жанна. Она не пенсионерка – учительница. Ведет географию. Ей положено фантазировать, вместо путешествий. Какой географ без путешествий? А путевку купить не на что.
Отец. Думай, что говоришь. Все не могут быть богатыми.
Жанна. Что ты ей ответил?
Отец. Сказал, что поговорю с тобой.
Жанна. Уже поговорил?
Отец. Подходит к компьютеру, не глядя выключает, Жанна снова смотрит на него. Не понимаю, зачем нарываться на грубости. Чем тебе помогут эти скандалы? Хоть месяц так ходи – ничего не найдешь.
Жанна. Я еще объявление в газету дала.
Отец. С домашним телефоном?
Жанна. А как иначе?
Отец. Как? У родителей заранее надо спрашивать, как! Ты же не одна живешь! А вдруг маньяк позвонит, или воришку приведешь, сама того не желая?
Жанна. Папа, я не маленькая, думаю, что отличу.
Отец. Вот-вот, почаще думай. Не забывай говорить, что ты несовершеннолетняя и родители в курсе твоих занятий.
Жанна. Зачем?
Отец. По технике безопасности положено. А вообще отложила бы ты это дело. Мне в Новый год неплохую премию обещали – должно хватить и на модем, и на несколько месяцев абонемента. В качестве подарка на день рождения, если хочешь.
Жанна. Нет. На день рождения я люблю сюрпризы. А несколько месяцев дело не решат.
Отец. Потом еще что-нибудь придумаем.
Жанна. А почему мне нельзя подумать самой? Ты же обещал. (Включает компьютер, он начинает загружаться, Жанна снова сидит лицом к экрану)
Отец. Да, обещал, к сожалению. А кто этот Вадим, 15 лет?
Жанна. Сосед.
Отец. Симпатичный?
Жанна. Какая разница?
Отец. Я бы радовался, если бы ты хоть с одним человеком не из Америки подружилась.
Жанна. А при чем тут симпатичный?
Отец. Да, я кажется безнадежно устарел (собирается уходить).
Жанна. Кстати, тебе привет от твоей подруги Васильевой.
Отец. Какая она мне подруга?
Жанна. Я не говорю – любовницы.
Отец. Ну, дети! Где ты ее видела?
Жанна. Я ей звонила, предлагала на даче поработать.
Отец. Господи, еще и знакомым звонит! А мне теперь отдувайся.
Жанна. Но мы же все вместе были у нее в гостях. Я считала – теперь она и моя знакомая. Она сама мне продиктовала телефон.
Отец. Железная логика. Это же первая сплетница в городе! Сочинит про нас триллер и будет всем рассказывать, как будто сама видела. А мне отдувайся. Я тебя прошу, ищи других клиентов.
Жанна. У тебя никто не клиент.
Отец. Кошмар! И зачем я разрешил это безобразие? Cкоро на работе смеяться начнут: единственную дочь прокормить не могу, в услуженье посылаю. В наше время дверь бы на ключ – и сиди дома, семью не позорь.
Жанна. Так время-то – другое.
Отец. Не дай нам Бог жить на переломе эпох! Сил нет с тобой говорить. (Уходит).
Жанна берет кассету, включает магнитофон, несколько секунд слушает «шумы природы», затем оборачивается к компьютеру. На экране – парнишка в футболке и джинсах с газонокосилкой. Подписано: Джон, 14 лет, виртуальный персонаж.
Затем загружается виртуальный магнитофон. И на фоне птичьего пения и шелеста листвы мы слышим голос Жанны.
Здравствуй, Джон. Буду говорить, а не писать, как будто я там, в Неваде, по которой очень скучаю. У вас все куда понятнее, чем дома. Я часто вспоминаю наши с тобой разговоры, Кэт и одноклассников. Мне кажется, там – моя страна, а сюда я будто бы перенеслась на машине времени. И вернуться назад из прошлого уже нельзя, осталась только вот эта ненадежная связь, и страшно, что она оборвется, и я забуду, где была когда-то, забуду, как твоя семья открывала для меня Америку.
Тебе, наверное, кажется, что я говорю слишком сентиментально. Ты бы здесь тоже стал сентиментальным. Ты говорил, что любое настроение можно изменить делом, но вот делать дело здесь как раз и нельзя. Это трудно объяснить, пока ты не знаешь нашей жизни. (Компьютер умолкает, Жанна садится к микрофону и начинает говорить).
С заработком у меня пока полный облом. В смысле, ничего не получается. Мало того, что заказов нет, так все стараются перевоспитать. Думают, что деньги – это очень вредно. Как алкоголь – и чем ты младше, тем более вредно. Зарабатывать стоит, только когда совсем кушать нечего. Ну, я же тебе рассказывала, как мы в колхоз собирать урожай ездили. По-моему, сограждане даже гордятся, что ничего не хотят от жизни.
Представляешь, Черный Билл не хотел бы переехать из трейлера в нормальный дом, Элен не хотела бы похудеть, ты сам не хотел бы пройти тесты в колледж. А здесь это нормально. Здесь ты просто не успеешь заняться собой, потому что все вокруг знают, что тебе надо. И, кажется, этим гордятся больше, чем собственными успехами.
Звонок. Жанна поднимает трубку. Магнитофон умолкает.
Да. Здравствуйте, Люцина Станиславовна. Чем обязана? Теряюсь в догадках. Если бы вы у нас преподавали – я могла бы думать, что по школьным делам.
(Слушает) И чем я могу вам помочь? Мне? Но у меня все нормально. Не переживайте, я в состоянии ответить на любое предложение. Если мне будет непонятно, о чем речь – посоветуюсь с родителями. Да и если со мной что-то случится – вы же за меня не отвечаете.
Ни на что я не намекаю. Вы спросили – я отвечаю. Вам виднее, ваше это дело или не ваше. Но я здесь при чем? Кажется, мои намерения вашей жизни не касаются. До свидания. (Кладет трубку, пожимает плечами, возвращается к компьютеру, прослушивает последнюю фразу, в это время снова входит отец. На экране по-прежнему фото Джона.).
Жанна. Уже успокоился?
Отец. С чего ты взяла, что я нервничал? Просто синтаксис у нас с тобой разный, слова мне подбирать трудно.
Жанна. Пусть будет так.
Отец. Забыл сказать, мать звонила. Завтра вернется.
Жанна. Уже неделя. А заказов – ноль. Нечем и похвастаться.
Отец. Ты этим хвастаешься?! Мать тебя настолько одобряет?!
Жанна пожимает плечами.
Отец. А я, значит, в меньшинстве. И на мое мнение всем наплевать.
Жанна. Ну что ты, папа, разве я отказываюсь тебя слушать?
Отец. Слушаться отказываешься. А дети должны слушаться.
Жанна. Несправедливо распоряжаться тем, что тебя не касается.
Отец. Не касается! Мои знакомые меня еще как касаются. Мне перед ними за дочку краснеть. Вот мое последнее слово: работать не запрещаю, но звонить моим знакомым прекрати. Узнаю, что кого-то доставала – конец твоему бизнесу. Все.
Уходит. Жанна растерянно смотрит ему вслед, затем швыряет телефонную книжку, падает на диван, бьет кулаком подушку
Жанна. Ну чего они все боятся! Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз. Все не борьбу с чистоганом! Да здравствует колбаса на земле и на небесах! Привет, Джон, я пишу тебе из джунглей, мой модем стоил двести корешков репы и один скальп империалиста.
Снова телефонный звонок, Жанна берет трубку.
Жанна. Алло. Да, это я. Да, что вас интересует. Какая именно работа? Нет, извините, я предлагаю только помощь по хозяйству и компьютерные услуги. Мне еще нет восемнадцати, я не могу заключить такой контракт без участия родителей, а их даже и спрашивать не хочу. У них и так со мной хлопот хватает.
Почему это я выпендриваюсь? Я не могу отвечать за ваших подружек. Сами с ними разбирайтесь. Ну и что, что вы живете по соседству. По-моему, вы преувеличиваете. Я никого звать с собой не собираюсь. Да мало кто и пошел бы, как я понимаю. Так что не стоит беспокоиться.
Жанна медленно кладет трубку и произносит ошеломленно.
Мерзавец. Какой мерзавец. Федечка, человек из народа. Шантажист. Как можно! Неужели он не понимает. Малолетка. В колонии для малолеток сидел бы в нормальной стране. Вместе со своей училкой. Кто же еще мог надоумить! Нет, я этого так не оставлю.
Бежит по лестнице на «лестничную площадку», барабанит в дверь Люцины. Никто не открывает. Экран меж тем гаснет.
Ах так. Тем лучше. Пусть сам же и подтвердит, что училка надоумила. Только кто эти новости возьмет? Если бы руки-ноги связали и кино сняли, тогда можно было бы жаловаться. Ладно, посмотрим, что интернет подскажет.
Звонит в дверь Вадима. Вадим открывает.
Жанна. Привет. Слушай, можешь сказать, в какой квартире живет Федор?
Вадим. А зачем тебе? Какая-то ты встрепанная. Топор войны выкопала?
Жанна. Не твое дело.
Вадим. Мое. Я же даю информацию.
Жанна. Ну и узнаю без тебя.
Вадим. В сорок девятой, у тебя через стенку. Не убивай, Василиса, я тебе пригожусь.
Жанна. Чем, интересно?
Вадим. Я же местный. Не только номера квартир знаю, но и много разного про здешнюю жизнь.
Жанна. Некого опекать?
Вадим. Почему сразу опекать? Я бартер предлагаю. От меня – полезная информация, а ты меня на пару часиков за свой компьютер пустишь. А то мне твой диск понравился, а куда его загрузить – не знаю.
Жанна. Бартер, говоришь. Бартер – это правильно.
(После паузы, на шаг отступив и глядя ему в глаза). Ты знаешь, а мне ведь действительно не с кем здесь посоветоваться. Как будто я и правда американский шпион. Родители считают, что Америка на меня плохо повлияла, с одноклассниками вообще как будто впервые увиделась. А наш американский класс сам ничего не понимает. Ты тоже думаешь, что я зря ездила в Америку?
Вадим. Ты что? Такая халява – и зря? Родители просто не замечают, что дети растут.
Жанна. Ну, объясни тогда, кому я здесь мешаю. Еще ни копейки не заработала, а уже всем не нравится. Звонят, отговаривают. Люцина по телефону учила жить. Федечка сниматься в порнухе предлагал, потом признался, что хотел отбить охоту давать объявления. Что им за дело до меня?
Вадим. Наверное, думают, что ты ведешь себя неправильно.
Жанна. А они тут при чем? Они же – не папа с мамой.
Вадим. Знаешь лозунг такой: мы за всех в ответе?
Жанна. За всех? И как с этим бороться?
Вадим. А надо ли? Может, это лучшее, что у нас есть.
Жанна. Но я ведь их не трогаю. Хочу только, чтобы от меня отстали.
Вадим. На кого тогда работать будешь?
Жанна. А если не вступать ни в какие переговоры? Начинают мораль читать – до свидания?
Вадим. Тогда все эти лекции будут прочитаны твоим родителям. А от них не отвертишься.
Жанна. Да, похоже, здесь и правда полный облом, что ни делай. Надо было оставаться в Америке еще на пару лет, мне же предлагали.
Вадим. И что дальше?
Жанна. А там бы в университет поступила и осталась. И стала бы американкой. Куда лучше, чем здесь всем нервы портить.
Вадим. Так там же все американцы.
Жанна. И что?
Вадим. Будешь рядовой американкой. Это совсем не то, что быть американкой здесь. Ты же отличница, активистка, спортсменка…
Жанна. Какая еще спортсменка?
Вадим. Совсем от жизни оторвалась. Так в Советском Союзе называли супердевочек. Самых крутых.
Жанна. Ты думаешь, я выпендриваюсь?
Вадим. Совсем чуть-чуть. Любой бы на твоем месте выпендривался. Ты не то, что все – конкурсы выигрываешь, по-английски болтаешь, на Интернет зарабатываешь.
Жанна. Но я на самом деле хочу заработать на Интернет.
Вадим. У меня сестрица двоюродная в деревне живет. Спокойно себе на кино и кофточки зарабатывает, хотя тоже годами не вышла. Летом в райцентре грибами-ягодами торгует, зимой семечками.
Жанна. Сколько так заработаешь?
Вадим. Да уж не меньше, чем компьютерным набором без постоянной клиентуры.
Жанна. Да. Как-то мне это в голову не приходило. Спасибо, что подсказал. Попробую.
Вадим. Не врешь? По-моему, у тебя понтов многовато.
Жанна. Хочешь, спорим. Попробую точно, а дальше – если родители не остановят.
Вадим. Ну, и на что спорим?
Жанна. На щелбан.
Вадим. А, что-то все-таки помнишь. Ладно, на щелбан спорим. Федю сейчас строить пойдешь?
Жанна. Бог с ним. Я уже успокоилась.
Вадим. Ну, звони, если что.
Жанна. Пока.
Уходят каждый в свою дверь, затем Жанна возникает в своей комнате и снова говорит в микрофон.
Джон, только что сосед подсказал мне новый бизнес. Продавать народное лакомство – семечки. Семена подсолнуха. Их можно покупать в сыром виде, обжаривать и продавать в несколько раз дороже. Здесь эти семечки все грызут на улицах, так что продавец может, оказывается, зарабатывать больше, чем квалифицированный рабочий.
Мне эта идея нравится. Стоишь на улице, и никому свои услуги не навязываешь. Занятие, конечно, тупое и считается не очень престижным, ну да плевать. Не забывай, что ли. Пока. Хочу тоже услышать твой голос в формате MP3.
Включает музыку, пытается танцевать, подражая Вадиму, но довольно неумело.
По лестнице поднимается Некто в телогрейке и скрывается вверху. Снова освещена комната Жанны, она танцует перед зеркалом
Занавес.
Второе действие
Картина четвертая
Автобусная остановка. Скамеечка, телефонный автомат, расписание на столбе. На скамеечке сидит Жанна, перед нею – пакет с семечками. Рядом – покупательница, это мать Вадима. Она пробует семечки, когда появляется Некто в телогрейке. Экран на прежнем месте, он сканирует свой диск.
Некто в телогрейке. Угощаешь, малышка?
Жанна. Вы уже сегодня угощались, пора и честь знать.
Некто в телогрейке. Не обижай дядю, я тебе пригожусь. За черной полосой бывает светлая. Скоро разбогатею и в лучший ресторан свожу.
Жанна. И каждый день будете водить?
Некто в телогрейке. Ну, ты загнула.
Жанна. Вы же каждый день угощаетесь, а иногда и денег просите.
Некто в телогрейке. Больно ты умная. Не хочешь добровольно – сам угощусь. Всем твоим товаром. Я бегаю быстро.
Жанна резко меняет тон и громко орет. А ну пошел вон, бомж вонючий. Сейчас бомжевозку вызову, и поедешь на сто первый километр. Он мне еще угрожать будет, мерзавец.
Некто в телогрейке пятится. Жанна снова меняет тон на тихий и вежливый. Вы, дядя, если хотите что-то от других получить, научитесь их интересы учитывать. Кормить вас весь день ни один продавец не станет. Надо обойти несколько точек – глядишь, и наберете обед.
Некто в телогрейке разворачивается и быстро уходит.
Мать Вадима. Круто ты его.
Жанна. Да, за два месяца натренировалась.
Мать Вадима. Ну если ты так и с местным рэкетом общаешься…
Жанна. Рэкет не трогал. То ли нет его здесь, то ли стесняется маленьких обижать.
Мать Вадима. А милиция?
Жанна. А с милицией у нас бартер. Они меня как бы не замечают – а я им перевожу с английского разные инструкции к товарам.
Мать Вадима. Значит, все получилось.
Жанна. Почти.
Мать Вадима. А чем недовольна?
Жанна. Как ни кручусь, всегда примерно один пакет за вечер расходится. От качества продукта ничего не зависит. А я уже хороший сканер хочу.
Мать Вадима. Могла бы продавать несколько сортов. Черные, белые, крупные, мелкие, с солью, с чесноком, жареные, сушеные. Еще лучше придумать оригинальный рецепт, чтобы слава пошла в другие кварталы.
Жанна. А зачем вам, чтобы я больше зарабатывала?
Мать Вадима. Да мне, в общем-то, все равно. Но зачем идеям пропадать, если сама я торговать не стану?
Жанна. Спасибо.
Мать Вадима. Собирается уходить, затем решается высказаться. Нет, все-таки не понимаю, что происходит на свете. В четырнадцать лет зарабатываешь больше, чем я. Но я себя на твоем месте и представить не могу. Да и сына тоже. Ему учебу запускать нельзя, он пока не отличник. Но каждый день тебя в пример ставит. Неужели, чтобы тебя уважала современная молодежь, нужно обязательно чем-то торговать?
Жанна. Да я не ради славы, я ради денег. А вам не нужны деньги?
Мать Вадима. Да как-то выкручиваемся и на зарплату. Но другие-то, и не семи пядей во лбу, имеют больше.
Жанна. Ну и что. У каждого свой кайф. Вы знаете, где ваш кайф?
Мать Вадима. Какой еще кайф? Я мать, мне сына растить надо. А деньги… Когда была молодая, большие зарплаты были не в моде. Даже гордились, что за три рубля можем кучу народа угостить.
Жанна. Чем это, интересно?
Мать Вадима. Прекрасная была закуска – обыкновенный хлебушек с солью, на сковородке подсушенный. Ну, картошка, считай, бесплатная – у всех кто-то есть в деревне. Оттуда же и сало. Так что три рубля – только на вино и хлеб.
Жанна. На чернила, что ли?
Мать Вадима. Нет, на очень неплохое сухое вино. Но тебе в этом рановато разбираться. А мороженое было двух главных видов – по 13 и по 19 копеек, сливочное и пломбир. Ну, еще иногда по 22 и 28 – в шоколаде. Но, в принципе можно было брать и по 13. С домашним вареньем – очень здорово. Конечно, теперь варенье варить несовременно. Нужно зарабатывать и покупать готовое. А не умеешь деньги делать – вроде, недочеловек.
Жанна. Ну, никто же не заставляет…
Мать Вадима. Вадик говорит – без денег никуда.
Жанна. Так он пусть и зарабатывает.
Мать Вадима. Страшно. Понравится – всю жизнь будет семечками торговать.
Жанна. А вам-то что? Это его жизнь.
Мать Вадима. Он мне сын. Хочется, чтобы у него все было хорошо.
Жанна. Так ему решать – хорошо или плохо.
Мать Вадима. Нет, как-то ты не по-нашему рассуждаешь. Я так не могу. Что люди скажут?
Жанна. Скажут, парень не промах, нигде не пропадет. Я первая скажу.
Мать Вадима. Родня думает – из него большой начальник получится. Или дипломат.
Жанна. Так он же не для родни живет.
Мать Вадима. Ладно, подруга, хватит пожилую женщину жизни учить. Сами разберемся. Насыпь мне стаканчик.
Жанна насыпает, мать Вадима отдает деньги. Мимо идет Люцина Станиславовна, делая вид, что никого не замечает
Жанна. Здравствуйте, Люцина Станиславовна. Угоститесь семечками.
Мать Вадима. Взятку даешь?
Жанна. Взятку можно дать должностному лицу, а учитель по должности взяточником быть не может. Люцина Станиславовна у нас даже не преподает. Просто хочу убедить, что я не агент ЦРУ, и не патронами торгую.
Люцина Станиславовна. Все насмешничаешь… Нет, угощаться не буду. Хоть и не взятка, а обязывает. Кто знает, может, мне тебя на олимпиаде оценивать придется?
Жанна. Понимаю, Люцина Станиславовна, гуру должен быть безупречен.
Люцина. Хвалю за эрудицию. Как бизнес?
Жанна. Спасибо, нормально. Еще никого не ограбила, и со школой успеваю. А как приятно что-нибудь купить за свои, заработанные. Это ведь не социально опасное удовольствие, правда?
Люцина. Неужели лучше занятия не найти, чем часами на остановке стоять?
Жанна. Это как посмотреть. За вечер много интересного увидишь. Да и технологией приготовления вы просто не интересовались. Есть до десяти способов обжаривания семечек, и к каждому сорту можно подобрать лучший. Не хотите угощаться – купите стаканчик, оцените качество.
Люцина. Ну, молодежь… Некогда нам семечки щелкать. Работы выше головы. Думаешь, учителя даром хлеб едят?
Жанна. Что вы, Люцина Станиславовна, я очень уважаю ваш благородный труд. Такой простор для влияния на умы. Как интеллектуального, так и чисто административного.
Люцина. На что ты намекаешь?
Жанна. В последнее время очень много мне вопросов задают. Шестое чувство подсказывает: скоро национализируют. Волнуюсь.
Люцина. Ну, придумала… Правду говорят: богатым не спать спокойно. Кому нужны твои копейки?
Жанна. Я хорошо сплю, Люцина Станиславовна. Просто надоело объяснять, что я не преступница. Педагоги явно не заинтересованы в повышении престижа бизнеса. Не могу понять, почему, ведь в газетах пишут: частной инициативе – зеленую улицу. Что плохого в моих заработках? Кому они мешают?
Люцина. Так ты же налоги не платишь.
Жанна. Я бы платила – не берут, говорят, мала еще. Хотите, на счет школы буду десятину перечислять?
Люцина. Смотри, какая щедрая. Нет, так просто не откупишься. Есть мнение, что школе нужно создать свое бюро услуг – чтобы все желающие ребята могли подработать. Помощью по хозяйству, как ты когда-то собиралась. Для инвалидов – бесплатно, остальным – за деньги. Взялась бы организовать, у тебя бы получилось.
Мать Вадима. Хорошее дело. Против такого и я бы для Вадима не возражала.
Жанна. А что мне за это будет?
Люцина. Заслуженное уважение. И должность директора-общественника.
Жанна. Оплачиваемая?
Люцина. Нет, все-таки не могу понять твою меркантильность. Опыт организаторской работы – это, мне кажется, дороже денег.
Жанна. Я не планирую быть начальником.
Люцина. А кто твоих товарищей зарабатывать научит и престиж бизнеса поднимет? Все ведь думают – тебя в нем интересуют только деньги.
Жанна. А чем плохо интересоваться деньгами? Без них не проживешь.
Люцина. Но и за них не все купишь. В прошлом году единственный медалист в моем классе был мальчик из малообеспеченной семьи. Живет и сейчас очень скромно, хотя и получает именную стипендию. На приработки времени не тратит. Но, думаю, вырастет настоящим ученым и без длинного рубля.
Жанна. Да, если найдет дуру, которая будет на него пахать. Или сам научится готовить сто блюд из перловки и по пять раз чинить один костюм. Плюс откажется от детей, нормального отдыха и не потеряет здоровье. Плюс всю жизнь будет мучиться, нужны ли кому-то его труды, если их никто не покупает. Вы этого своим ученикам желаете?
Люцина Станиславовна. Я бы, по крайней мере, хотела, чтобы мои ученики не оценивали людей по количеству костюмов. Но кто найдет золотую середину, если ты отказываешься?
Ты ведь уже купила свою аппаратуру.
Жанна. Ну, купила.
Люцина. Так зачем тебе эти заработки?
Жанна. Затем. Например, чтобы потом в институте не зависеть ни от какой стипендии. Если что, знать, где взять денег на платную учебу. А сейчас – чтобы не просить у родителей денег на кино и мороженное. Могут ведь и не дать. Затем, чтобы моя жизнь зависела от меня. Это что, преступное желание?
Люцина. Ты не поняла, Жанна. Я не упрекаю. Я просто хочу понять. Тебе кажется, что я старый человек, и ничего понять не способна, но это не так. Мне еще довольно далеко до пенсии, да и в 55 я не собираюсь сразу уходить из школы. Я действительно хочу понять.
Жанна. Хороший способ понять – натравить соседа. Оригинальный, я бы сказала, с выдумкой.
Мать Вадима. Ну ладно, я пошла.
Люцина. Подождите, сейчас пойдем вместе. Не хочу, чтобы у вас осталось превратное мнение. (Жанне). Что тебе Федор наврал?
Жанна. Ничего, просто слишком часто на вас ссылается. Когда рэкетом грозил, тоже цитировал.
Мать Вадима. С ума сойти. Федя – рэкетир!
Люцина. Клянусь, ничего такого я не предлагала. Да, расспрашивала о тебе, делилась своими соображениями – просто хотела разобраться. Надеюсь, угрозы не осуществились?
Жанна. Пока нет. Но на нервы действует. Могли бы вы как-то ему намекнуть, что рэкет – не ваш метод?
Люцина. Обязательно с ним поговорю. Кстати, и с тобой бы хотела. Зашла бы как-нибудь на чай, на одной ведь площадке живем.
Жанна. Что ж вы раньше на Федора надеялись?
Люцина. Нужен срок, чтобы привыкнуть к новому.
Жанна. Мне тоже. Книжку пока могу предложить, называется «Думай и богатей».
Люцина. (неодобрительно качает головой). Книжку не надо. Идемте, Вера Владимировна, вы ведь домой.
Мать Вадима. Я домой. Только, пожалуйста, идемте молча, я очень устала на работе. (Уходят).
Жанна подходит к телефонному автомату, набирает номер.
Жанна. Хай, Мэри. Ну как, веселитесь? Привет имениннику и всем нашим. А у меня минут через двадцать – самая торговля начнется. Конец смены, народ с работы поедет… Ну, ты совсем как мои одноклассники. Что значит отрываюсь от коллектива? Не последняя же тусовка.
Если честно, просто нет настроения тусоваться. В последнее время все чаще кажется, что мы сами себя обманываем. Мы, понимаешь, такие крутые, а эти чудаки сами не знают, чего хотят. Мы веселимся, а они мучаются. Но я вот замечаю, что они совсем не мучаются. Им нормально, а мы не врубаемся. Можно, конечно, сбежать в Америку, но зачем-то мы здесь родились. Извини, я, кажется, тебя не по делу нагружаю.
В общем, не отрываюсь, просто решила отдохнуть. Всякий человек имеет право на отдых. Звони, после восьми я дома. Баюшки.
Появляется Федор и идет прямо к Жанне, начиная разговор на ходу. У него в руках – тоже горсть семечек, он щелкает их и сплевывает. Пока они разговаривают с Жанной, монетки на экране поочередно пропадают.
Федор. Привет акулам капитализма.
Жанна. Спасибо за титул. Привет.
Федор. Когда заработками делиться будешь?
Жанна. С чего ты взял, что я тебе должна?
Федор. Раз есть бизнес – должен быть и рэкет.
Жанна. И рэкет, значит, твое призвание. Решил, значит, занять нишу.
Федор. А что нам, пролетариям, делать, родители спекулировать не научили.
Жанна. Хотел бы – научился сам. Меня тоже никто не учил.
Федор. Да, понимаешь, наследственный протест. Не по нутру, как мой папаня говорит.
Жанна. А рэкет, значит, по нутру.
Федор. Не учите меня жить, девушка, лучше помогите материально.
Жанна. Смотри. Люцина не одобрит, я с ней советовалась.
Федор. А вот ябедничать нехорошо, девушка, у нас с Люциной почти любовь была, она меня Павликом Морозовым и Маратом Казеем считала.
Жанна. Ну вот, теперь будет считать просто Федей с воровскими замашками.
Федор. Перебьемся. У меня алиби – борьба против незаконного бизнеса.
Жанна. А если я откажусь помогать материально?
Федор. Ну, бить я тебя пока не буду. Не потому, что девчонка: спекулянты к слабому полу не относятся. Просто бить – это милиция не одобрит. Но прием против тебя есть. Ты даже не представляешь себе, какой простой. Откажешься – оценишь.
Жанна. Что я тебе сделала, Федя?
Федор. Да ты всех здесь уже достала своим бизнесом! Где ты видела, чтобы нормальные девчонки торговали семечками? Если ты дочка мажоров, то должна сидеть над учебниками, а по выходным тусоваться в дорогой дискотеке или ходить на вечера дружбы с братскими странами. Если ты без претензий, надо выходить во двор и посещать танцы на районе. Если тебе нужны деньги, попроси у своего парня. В крайнем случае, можно продавать домашние задания, как наши отличницы. А вот это я не понимаю и понимать не хочу.
Жанна. Но Федя, я ведь не указываю, чем тебе заниматься в свободное время.
Федор. А кто твоих указаний спрашивает? Здесь – общественное место. Здесь надо вести себя по правилам.
Жанна. Дурацкие, честно говоря, правила. Кому мешают мои семечки?
Федор. Я бы не хотел, чтобы моя девчонка продавала семечки. Это некрасиво. Но ты зарабатываешь, и это заразительно. Поэтому тебе нужно создать неудобства.
Жанна. А что, твоя девчонка уже собирается стать здесь рядом?
Федор. Много хочешь знать… Это неважно. Моя, моего друга, просто нормальная девчонка… Хватит рассуждать, доставай выручку – и мне половину.
Жанна. Обойдешься.
Федор. Как хочешь. Считаю до трех. Раз…
Жанна. Можешь не тратить время, давай сразу свой сюрприз. Очень интересно посмотреть.
Федор. Как хочешь. (Переворачивает пакет с семечками, высыпает товар на землю, топчется по нему). Я же обещал – очень просто.
Жанна. Ах ты…Ну, так тебе это не пройдет.
Федор. (Продолжая втаптывать семечки в асфальт). И что же ты сделаешь, девочка? Папа твой – тихоня, братьев нет, жениха не завела, каратэ не освоила, а милиция за это не наказывает.
Жанна. Мерзавец. Вор. Гоп вонючий. Все будут знать, что ты гоп вонючий.
Федор. А это никому и не новость, радость моя. У нас во дворе – все гопы, и многие вонючие. Совсем оторвалась от жизни. (Смотрит на свою работу). Эх, почему я не асфальтоукладчик?! Пока. Не дойдет – жди продолжения. (Уходит).
Жанна пытается собрать семечки, видит, что все испорчено, пинает пакет ногой и плачет. Появляется Вадим, подходит к Жанне.
Вадим. Ну что у меня за должность – девчонкам сопли утирать. И ты, американка, туда же. Чего ревешь?
Жанна. Отстань.
Вадим. Не отстану. Не могу смотреть спокойно на женские слезы.
Жанна показывает на рассыпанные семечки.
Вадим. Уронила в речку мячик?
Жанна (мотает головой). Не я. Не сама.
Вадим. Федя, что ли?
Жанна кивает. Вадим садится рядом.
Вадим. Вот мерзавец. Морду ему набить некому. Ничего, когда-нибудь сразу после получки кошелек потеряет. Не горюй, новые вырастут.
Жанна. А морду набить никак нельзя?
Вадим. Если ты мне предлагаешь, то нет. У Феди – авторитет, у меня – нейтралитет. За него весь двор. Можно набрать войско в соседнем, и устроить кровавое побоище, но я не любитель.
Жанна. Трусишь? А он пускай и дальше делает, что хочет?
Вадим. Не ввязываюсь в то, к чему нет призвания. Воюй не воюй, он будет делать все, что народ одобрит. А здесь народ возражать не станет. Вот если бы ты ехала в белом платье на первый бал, вся такая стройная и романтическая, а он тебе подножку подставил, народ бы возразил. И то теперь вряд ли. Не надо было капиталистам продаваться.
Жанна. Да… Даже американец бы не всякий отказался. Хотя бы соврал, что придумает, как наказать мерзавца. И откуда ты такой честный?
Вадим. Климат у нас континентальный, как сказал поэт.
Жанна. А что, кому-то еще не нравится мой бизнес?
Вадим. А ты сомневалась? Люди мучаются – а ты каждый вечер со смены – с заграничным мороженным. Скромнее надо быть, если со всеми страдать не можешь.
Жанна. Это ты серьезно?
Вадим. Серьезно это уже не поможет. Раньше думать надо было.
Жанна. О чем?
Вадим. Чему тебя в Америке учили? Ни одна фирма не выживет без рекламы. Если товар раскупается и сам, вкладывают средства в имидж и изучение рынка.
Жанна. Покупать мороженное на весь двор?
Вадим. Нет, это пошло. Наш человек, хотя и любит халяву, не очень любит того, от кого она перепадает.
Жанна. А что же?
Вадим. Начала – так заканчивай. Другие тоже должны зарабатывать. И так, чтобы родители смирились и им самим это казалось престижным.
Жанна. Вот только что Люцина предлагала организовать школьное бюро услуг.
Вадим. А ты?
Жанна. Отказалась. Нет времени.
Вадим. Ты, наверное, все-таки хочешь заработать на поездку к Ниагаре.
Жанна. Нет. Просто хочу иметь круглую сумму. Чтобы смотреть и радоваться: вот моя добыча.
Вадим. Лучше сундук с золотом и большим замком.
Жанна. Замок как раз не нужен. Добыча должна возобновляться.
Вадим. И ничем, кроме денег, твоя добыча быть не может?
Жанна. От добра добра не ищут.
Вадим. А что с Федором делать?
Жанна пожимает плечами. Вадим достает из кармана маленького тряпичного медвежонка
Вадим. Видала? Одна мадам на этом круто поднялась. Кружок мягкой игрушки у нас в школе давно, а если переориентировать его на мультяшек и сделать хорошую рекламу… Или шить фирменные сувениры для крутых компаний.
Жанна. Но это только для девчонок.
Вадим. Пацаны могли бы работать на рекламе и доставке. Но платить больше портнихам. В портнихи брать без ограничений по половому признаку. Так и случится феминистская революция.
Жанна. Опять смеешься…
Вадим. Я тебя развлекаю, чтобы не ревела. Хотя идея, по-моему, не такая уж и бредовая, если все просчитать. И выгоднее, чем по вызову за кефиром бегать.
Жанна. Да ну. Я не менеджер. И не модельер.
Вадим. Модельера, если захочешь, найдешь. А менеджеры растут в работе.
Жанна. И вообще – не верю. Товар, может, и неплохой, но насчет персонала – большие сомнения.
Вадим. Понимаю. Надо поменять народ.
Жанна. Я так не считаю. Я считаю, что вы всем довольны, и вряд ли я смогу предложить что-то лучшее.
Вадим. Ага. Ты открыла загадку славянской души и опустила руки. Блажен муж, который никуда без спроса не ходит. Но мы далеко не всем довольны. Я, например, очень недоволен своими кроссовками. Я бы хотел настоящий «Адидас», в крайнем случае, «Пуму». А ношу какой-то китайский самопал. Плевать на престиж, но они же сваливаются на ходу! Но если я встану, как ты, на соседней остановке, моя мама поседеет от стыда.
Жанна. А может, она преувеличивает, а ты веришь?
Вадим. Может быть. Но проверять не собираюсь.
Жанна. Спасибо за откровенность. Ты думаешь, к Феде твоя история тоже относится?
Вадим. Она ко всем относится.
Жанна. И к Люцине?
Вадим. И к Люцине. Почти ко всем. Знаешь, почему всех во дворе так напрягает твоя индивидуальная трудовая деятельность?
Жанна. Я им весь вид порчу. На остановке с семечками должны сидеть замотанные в платки бабуси, а не приличные девушки.
Вадим. (Смеется). Здесь ближайший к дому телефонный автомат. Один-единственный, откуда можно поговорить спокойно. Видишь, даже трубка не оторвана. Общественное достояние.
Жанна. Никогда бы не догадалась. У всех же – телефоны дома.
Вадим. Во-первых, не у всех. Во-вторых, дома родственники, которым тоже нужно показывать, что ты всем доволен.
Жанна. Выдумываешь…
Вадим. Нет, знаю. Здесь рядом есть место, откуда все неплохо слышно. Акустическая воронка, или что-то вроде того. Так что можно узнать, о чем мечтает Федя, когда мамы нет рядом.
Жанна. Ты подслушиваешь?
Вадим. Ага, иногда. Я сильно упал в твоих глазах?
Жанна. Тебя оправдывает, что ты не рассказываешь всем, что слышал. И о чем же мечтает Федя? Ой, я не должна была спрашивать. А ты и меня слышал?
Вадим. Не скажу. Хочешь – сама послушай. Только учти – это дело затягивает.
(Уходят)
Картина пятая. Наблюдательный пункт.
Жанна и Вадим уходят, некоторое время разговаривают вне поля зрения, а затем оказываются высоко над сценой – это чердак соседнего дома или верхняя площадка уличной лестницы. Над сценой снова экран, на нем – окошко поисковой системы. В строке поиска слово “Федя”.
Жанна. А нас не вычислят?
Вадим. Вряд ли. Никому в голову не придет. Хотя однажды Федя меня засек и даже погрозил кулаком. Но я тот случай никогда не вспоминал, так что дело на том и остановилось.
Жанна. Ого. Здесь удобно. Наверное, часто тут сидишь?
Вадим. Лучше не спрашивай.
Жанна. Ах да, это дело затягивает. Что ж, вырастешь – Штирлицем будешь.
Вадим. Нет. Это хобби. Я бы не мог по заданию.
Жанна. Ты просто не пробовал.
Вадим. Не отвлекайся. Смотри, Федор.
На экране появляется его портрет, рядом с ним еще несколько фотографий. Федор подходит к телефону, набирает номер. На экране увеличивается фотография девочки лет 8–10 с мольбертом. Подписано: Катерина, 9 лет, будущий пользователь.
Федор. Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Катю из 12-й комнаты. Я подожду… Катюша? Узнала? Ну как ты там? Не скучаешь? У мамы сейчас получше. Голова не каждый день болит. Собираемся завтра вечером подъехать в центр. Да, обязательно зайдем. Я и не сомневаюсь, что твои картины – самые красивые. Ну, извини, я парень неотесанный. Знаю, надо говорить – самые интересные.
Чего тебе привезти? Ого! А в пределах возможного? Ну, с мамкиной премии кофточку какую-нибудь можно бы купить. А краски твои, наверное, как десять кофточек стоят. Ну ладно, придумаем что-нибудь сами, а на краски будем копить. Одноклассники не обижают? Если что, ты мне скажи, я их быстро построю. У тебя же талант. Держись, котенок, оттянемся летом.
Федя кладет трубку и садится на скамейку.
Жанна. Забавно. Это его девушка?
Вадим. Нет, сестренка. Как он выражается, ненормально умная. Учится в интернате для особо одаренных детей. Он в ней души не чает, хотя глупых сантиментов стесняется.
Жанна. Федя – стесняется?
Вадим. Федя даже краснеть умеет, я видел. Однажды застал, как он полчаса своей Катеньке косичку завязывал. Потом, наконец, поднялся, наморщил лоб, сделал серьезное лицо и стал медленно покрываться красными пятнами.
Жанна. Очень интересно. А я думала, он только орать на девчонок может.
Вадим. Если бы Катюша вдруг вздумала семечками торговать, он бы ее день и ночь охранял, я уверен. Но вот, слышишь, ребенок дорогие краски просит. Воровать Федя пока не умеет. Мог бы заработать, да не знает как. Не семечки же продавать, по твоему примеру. Девчонки, какими бы умными не были, нуждаются в опеке, и пример с них брать – верх нелепости. Это он так рассуждает, а не я. А вот, гляди, Федин друг.
Внизу появляется Некто в телогрейке, на экране – его портрет. Вместо подписи – ряд вопросительных знаков.
Жанна. Я его знаю!
Вадим. Федор обожает бомжей и пьяниц. У него отец почти такой, сейчас в ЛТП лечится. Но с родителем приходится быть на ножах – подозреваю, что в прямом смысле, сестренку защищать.
Жанна. Просто мыльная опера!
Вадим. Пришла – так не привередничай.
Некто в телогрейке. Привет, братишка. Закурить есть?
Федор. Нет. Я же говорил, у меня деньги на завтраки – только по понедельникам.
Некто в телогрейке. Плохо. Сегодня – сплошные обломы. И не поел толком, и курева не достал. Думал, у тебя разживусь…
Федор. Прости, друг.
Некто в телогрейке. Ладно, свои люди. Но ты вот скажи, почему так: один день все как по маслу идет, а другой – куда ни кинь, везде клин. Что это, судьба, что ли?
Федор. Теория вероятности. Вчера в карты выиграл – сегодня проиграл.
Некто в телогрейке. Перекинемся?
Федор. Так я же без сигарет.
Некто в телогрейке. Ничего, я из любви к искусству и воспитанию юношества.
(Раздает карты. На экране увеличивается еще одна картинка и оказывается программой игры в дурака. Она загружается и на экране тоже идет игра).
Некто в телогрейке. А я думаю, все не так просто. Я думаю, как сам день начнешь, так он дальше и пойдет.
Федор. У тебя бывает, что день хорошо начинается?
Некто в телогрейке. А почему нет? Думаешь, наш брат не может солнышку порадоваться? Думаешь, нам никогда не везет? Неделю назад какой-то сумасшедший мне пятьдесят баксов отвалил. Говорит, я на его дедушку похож. Выдумал, тоже, я, может, его еще и младше. Но пятьдесят баксов. Если бы не пил, мог бы одежу себе справить. Весь день, между прочим, продержался. А под вечер с ментом повздорил, ну и не выдержал.
Федор. А говоришь: как начнешь день – так и будет.
Некто в телогрейке. Так хорошо было. Я даже коньяка купил, вспомнил молодость. Плохо было на следующее утро.
Федор. Что-то у тебя не вяжется…
Некто в телогрейке. Ладно, замнем. Твой ход, не спи.
Федор. Девять.
Некто в телогрейке. Десять.
Федор. Девять.
Некто в телогрейке. Валет.
Федор. Девять.
Некто в телогрейке. У тебя что, полный комплект?
Федор. Да.
Некто в телогрейке. А вот это неправильно. Никогда не называй карты заранее. Восемь.
Федор. Отбой.
Некто в телогрейке. А ты хитрее, чем я думал. Так, чего доброго, и выиграешь у старого картежника.
(Они продолжают играть)
Федор. Ты этим зарабатывал?
Некто в телогрейке. Да, и неплохо. Если бы только не пил.
Федор. А ты мог бы бросить пить? Чисто теоретически.
Некто в телогрейке. Чисто теоретически человек – хозяин своей судьбы. Я однажды полгода не пил. А практически – зачем?
Федор. Снова бы зарабатывал.
Некто в телогрейке. И что? Кто тратить будет? Моей профессией девушки брезгуют.
Федор. Поменял бы профессию.
Некто в телогрейке. Поздно. Да и не знаю, на что. А ты уже определился?
Федор. Нет.
Некто в телогрейке. Могу научить основам шулерского ремесла. Оплаты большой не затребую.
Федор. Так ты же говоришь – девушки брезгуют. Все, ты проиграл.
Некто в телогрейке. Это потому, что я с тобой без финтов играю, по-честному.
Федор. Я – тоже по-честному
Некто в телогрейке. Еще раз?
Не дождавшись ответа, начинает раздавать карты.
Вадим. Хочешь приколоться?
Жанна. Как?
Вадим. Тебе ведь воспитание все равно не позволит эти семечки продать?
Жанна. Конечно, нет. Я их выброшу.
Вадим. Если посыпать их на голову этим ребятам, это их, пожалуй, удивит. Даже лучше не на голову, а рядом.
Жанна. Ты что? Мусор посреди улицы?
Вадим. Не мусор, а корм для птичек. Через час ничего не будет. Давай.
Вадим берет семечки из пакета и горстями сыплет вниз. Семечки падают рядом с Федором и Человеком в телогрейке, они не видят, кто бросает.
Федор. Черт. Семечки. Как мне надоели эти семечки!
Некто в телогрейке. (Поднимая голову вверх). Ну, кому там делать нечего?
Федор. Пойти построить?
Некто в телогрейке. Наплюй. Может, бабка какая голубей кормит. Этим бабкам лишь бы голуби здоровы были, а люди хоть не живи. А слово скажешь – скандал на три часа. Наплюй.
Федор. Как меня достали эти семечки! Они мне скоро ночью сниться станут. У нас малая с пятого этажа их продает. Капусту косит. Я сегодня ее товар в грязь высыпал. Потом видел – рыдала горючими слезами. Так ей и надо.
Некто в телогрейке. Точно. Так и надо. Милиции на них нет, спекулянтов. (Задумывается). А может, парень, это нам так и надо? Бог не фраер, посылает, что заказываешь. Так нам и надо, пока за халявой гоняемся.
Федор. Не выдумывай, отец, без тебя тошно. За халявой! Я, между прочим, ни у кого ничего не прошу. Вчера фуру разгружал, ящик помидоров заработал. И что? У матери на них аллергия. Просил обменять на что другое – куда там. Так и сгниют. Хочешь помидоров?
Некто в телогрейке. Чем в таз, говоришь, так лучше в вас! Господи, и ты вслед за этой бабкой с голубями. То семечки, то гнилушки с базы. Чем мараться торговать, так лучше бедного нищего облагодетельствовать. Вот спасибо, вот удружил.
Федор. Да не обижайся, я ничего плохого в виду не имел. Я сам их штук десять съел. Совсем не гнилушки. С сахаром, знаешь, вкусно…
Некто в телогрейке. Да. И с мармеладом. Детский сад. А я с ним в карты играю. Растлеваю младенцев. Докатился. (Резко встает, протягивает руку). Прощай, дорогой, наша встреча была ошибкой.
Федор. Да иди ты! Все равно далеко не уйдешь! Сигареты появятся – прибежишь как миленький. За халявой своей…
Некто в телогрейке. Злые дети. Жестокие, злые дети. (Уходит, спотыкаясь).
Федор. До понедельника, папаша! (Уходит).
Вадим. Ну как?
Жанна. Смешанные чувства. Но увлечься и правда можно. Надо же, какой Федя общительный.
Вадим. Если повезет, еще и Люцину увидим. (На экране, в строке поиска – Люцина Станиславовна. Затем тоже появляется ее фотография в окружении других).
Жанна. У Люцины есть тайные грехи?
Вадим. Почему грехи? Люди скрывают не только плохое.
Жанна (насмешливо). Чувствую, скоро побегу, запишусь на географический факультатив. И – прощай, бизнес. Все на тебя останется.
Вадим. Смотри, точно она.
Появляется Люцина, берет трубку, набирает номер.
Люцина. Здравствуй, Настя. Ты в курсе, что в выходные дополнительная репетиция? В воскресенье в час. Ну да, перед поездкой нужно почаще. Костюмы уже сделали, неплохо, знаешь, не вульгарно. Осталось программу обкатать. А как же, нельзя ударить в грязь лицом. Это ж не у костра под гитару. Ох, молодость!
(На экране возникает фотография хора в народных костюмах).
А помнишь, Настя, какие мы в молодости песни пели. Слушались без всякого аккомпанемента. Напевает: «Люди идут по свету, им вроде немного надо…». Жалко, что Наталье Дмитриевне они не нравятся. Но романсы ведь уже поем. Может, и до бардов дело дойдет. А что? Под гитару в наши годы уже вроде как смешно, а на голоса разложить – может, новое слово было бы.
Я недавно слышала – в соседней комнате молодежь Визбора поет. Да, какой-то туристский клуб. Не забывает. Сразу теплее на душе стало. Если еще поются такие песни, Настя, то жить будем. Бог с ними, с учениками, с сыночком новорусским, пусть живут, как умеют. Снова поет: «А будет это так, заплачет ночь дискантом, и ржавый желтый лист зацепит за луну…». Ах, молодость! Выбраться бы в лес с палаткой – наверное, вспомнила бы до последней строчки. Я ведь, Настя, и на гитаре когда-то неплохо играла.
Нет, а в поездку вы уж без меня. У меня уроки. Если бы летом. Я даже поднимать этот вопрос не хочу. Все обзавидуются. В школе почти никто и не знает, что я на репетиции хожу. Засмеют: в артистки подалась. Люди ты знаешь какие. Будут рассказывать, что я на Карибских островах в кабаре танцую и пальцем показывать. Кто теперь поверит в бескорыстное увлечение? Всех только деньги интересуют. Деньги и больше ничего…(Слушает собеседницу).
Жанна. Давай повторим наш фокус с семечками.
Вадим. С Люциной?!
Жанна. А что. У нее это воспоминание – может, еще живей, чем у Федора. Развлечемся.
(Жанна сыплет вниз горсть семечек).
Люцина. Ой! Настя, я, кажется, схожу с ума. Недавно опять схлестнулись с нашей школьницей, что семечки продает. Я же тебе рассказывала. Так тут сейчас как будто с неба эти семечки сыплются. Ей-богу. (Поднимает с тротуара семечку). Знаешь, они настоящие. У меня не изменился голос? Я нормально разговариваю? Может, совпадение? Просто дурацкое совпадение? Ну что ты, Настя, я в такие вещи не верю. Ты уж прости. У меня материалистическое воспитание. И потом, что значит знак? Оставить как есть, чтобы вся школа в торгаши превратилась? Не дождутся! Какой-никакой у меня авторитет есть. Но что не надо зацикливаться – это ты права. Пойду домой, приму ванну, лягу спать – утро вечера мудренее. Пока. Автобус идет, пойду домой с народом, чтобы не так страшно. До воскресенья.
На экране – медитативный Яндекс (только кнопка «Найти». Она нажата – и в строке появляется имя Александр Петрович. Затем – его фотография в окружении других.).
Слышен звук тормозов, и нетвердой походкой к Люцине подходит мужчина. Это отец Жанны. Он пьян.
Вадим. Ну что, пойдем.
Жанна. Подожди, теперь нельзя. Мой папа сразу вычислит, что мы делали.
Вадим. Этот пьяный мужик? Ты что? Дай Бог, чтобы он дорогу до дому вычислил!
Жанна. Он же никогда не пьет.
Вадим. Видно, присмотр хороший. Ты говорила, мама в командировке.
Жанна. На конференции…
Отец Жанны. Здравствуйте, соседушка. Разрешите вас проводить. Не бойтесь, я смирный, к старушкам не пристаю.
Люцина. Между прочим, я даже не на пенсии. Никто бы из моих коллег такого себе не позволил. А, вы просто пьяны. И крепко пьяны. Постыдились бы перед дочкой.
Отец Жанны. Я – постыдился? А она? Она бы, понимаешь, постыдилась, она же девочка. Верите , я уже в дом не могу зайти, везде запах – как на масляном складе. И все как будто так и надо. Отличница, активистка, комсомолка… Знакомым стыдно признаться. Зарабатывай, папа, старайся, а мне наплевать, я сама крутая спекулянтка. Ну так я и нашел применение своим заработкам. Зато сейчас заснуть – и ничего не видеть и не слышать.
Люцина. А я думала – вы ее поддерживаете.
Отец. Да моя бы воля! Ремень в руки – и как миленькая на фортепьянах бы играла. Девочки должны играть на фортепьянах. (На экране черно-белый снимок Жанны за роялем, в длинном платье). Я лично так воспитан. И танцевать бальные танцы. Но, соседушка, ремень в руки взять не могу. Очень поддаюсь влиянию пропаганды. Детей бить нехорошо. Я ее никогда не бил. И поддерживаю, да, поддерживаю. У ребенка должно быть постоянное ощущение успеха. Супруга этим все уши прожужжала. А сейчас уехала: ты, мол, тоже родитель, разбирайся, как знаешь. Но разве я могу вести себя как нормальный родитель, если ребенок себя не хочет вести как нормальный ребенок? Не слушается и все.
Люцина. А почему вы ее не запишете на бальные танцы?
Отец. Я? Почему я? У нормального ребенка у самого должны возникать нормальные желания. А я бы за студию заплатил, не вопрос. Даже за школу красоты заплатил бы, за все эти супердефиле с прибамбасами. (Снова черно-белый снимок Жанны на подиуме). Но кто у меня спрашивал? Кто у меня, главного системотехника лучшей в городе фирмы будет спрашивать про дефиле? Я же не специалист, вы понимаете. А они это прекрасно понимают, будьте уверены.
Люцина. Если надо ребенка направить, я бы просьбы ждать не стала. Я же педагог. А вы отец.
Отец. Вы не понимаете. Педагогика тут ни при чем. Чтобы у тебя спрашивали про дефиле, надо быть именно специалистом в дефиле. И самому уметь задом крутить, не меньше. Настоящий отец должен уметь крутить задом, если у него дочка. А я не умею. Я даже пирог испечь не могу, вот. Мне было десять лет, когда я попробовал испечь пирог. Как меня облажала мама! Знала бы она, что когда-нибудь у меня будет дочка. И такая сообразительная, что всему без моей помощи научится. И пироги печь, и спекулировать, а возможно, и задом крутить. И на мои триста авторских свидетельств ей будет наплевать с высокой колокольни. Семечками посыпать и сказать, пускай подсолнухи растут (поскользнулся). Да, вот этими самыми семечками.
Люцина. Я как педагог скажу, что иногда строгость и авторитет действуют гораздо лучше. Ремень, может, и поздно, но жестко потребовать – только на пользу пойдет. А то через пару лет больше вас зарабатывать станет – вообще ей слова сказать не сможете.
Отец. Да какой у меня авторитет! Какой у меня авторитет, соседушка. Это на работе у меня авторитет. А дома я пирога даже испечь не могу, вы это понимаете или нет?
Люцина. Многие мужчины не умеют печь пироги, а для детей их слово – закон. Пироги – не мужская работа. Как и семечками торговать – не дело для девушки из благополучной семьи.
Отец. Я тоже так считаю, соседушка, я тоже. Но вот если бы и они так считали, все было бы куда проще. А как они считают, я просто не понимаю. Это же женщины. У них нет никакой логики. Знаю только, что если на нее прикрикну, так она хлопнет дверью и уйдет на улицу.
Люцина. Такая юная девушка?
На экране – фотография взрослой женщины, чем-то похожей на Жанну, сидящей за компьютером. Подписано: Татьяна Владимировна, продвинутый пользователь.
Отец. Да, и юная девушка, наверное, тоже. Я жену свою сейчас вспомнил, а не девушку. И так ее дома не удержать, а вы говорите – авторитет.
Люцина. Неужели она вас бросает?
Отец. По несколько раз в год бросает. Профессиональное общение, как у них это называется, она без этого не может. Мой бы отец такое от матери услышал – бросить мужа и ребенка и поехать на край света языком трепать. И это даже не командировка, вы представляете. За свой счет на конференцию, чтобы не отстать от жизни.
Люцина. Вашей жене можно позавидовать, если вы это терпите. Никуда она от вас не уйдет. А будете верить ее капризом – совсем под каблуком окажетесь. И дочка подрастет – ездить на вас будет.
Отец. Как бы я был счастлив, если бы на мне кто-нибудь поездил! Я ведь просто выдающаяся лошадь – и для верховой езды, и для пахоты. Никто не хочет. Иди, говорят, скачи в чисто поле, рви траву.
Люцина. Нет, все-таки с пьяным говорить невозможно. (Пытается уйти).
Отец. Постойте, постойте же, я вас провожу. Я хоть вас провожу, раз никто в моих заботах не нуждается. Давайте сумку. У вас нет сумки. Давайте я вас зонтиком накрою. Постойте же, соседушка. (Бежит вслед за ней. На экране надпись: компьютер ожидает завершения работы программы.).
Навстречу идет Федор.
Федор. Люцина Станиславовна, постойте. У меня к вам дело. Мне сегодня Жанна, ну, эта, акула капитализма, сказала, типа вы ей какие-то советы даете. Что-то я не понимаю. Если вы разрешите, чтобы я отстал от нее совсем, я и отстану. Мне самому уже все надоело. Голова забита, а ни до чего путного додуматься не могу. Лучше я учиться буду…
Люцина. Федя, я никогда не просила тебя к ней, как ты говоришь, приставать. Запомни – никогда. За свои поступки только ты и отвечаешь.
Федор. Так вы, что ли, уже за ее бизнес?
Люцина. Кто тебе сказал? Но надо не угрожать, а убеждать, надо думать, как направить эту предприимчивость в разумное русло. Вот, попросил бы позаниматься с тобой по физике.
Федор. Ага. Она все бросит и начнет заниматься. У нее уже есть подшефный, Вадик.
Люцина. Вот как? Я не знала. Почему ты так говоришь?
Федор. Да они же друг за другом ходят, как привязанные. Может, у них даже роман.
Люцина. Здорово. Как, уважаемый отец, вы на это смотрите? Тоже молчаливо соглашаетесь?
Федор. Отец?
Отец. Да, отец (он вдруг почти протрезвел). Федору. Я надеюсь, с Жанной все в порядке после твоих наездов?
Федор. Не переживайте, я ее не бил.
Отец. А что Вадик? Такой же тимуровец, как ты?
Федор. Почему тимуровец? Нет. Вадик ни за наших, ни за немцев, он сам по себе.
Отец Жанны. Тогда все нормально. Слава Богу, что дочка не совсем одна, пока папаша пьяный дрыхнет.
Люцина. Вы понимаете, что в этом деле школа вам ничем не поможет? О таких делах учителям не рассказывают.
Отец Жанны. Да о каких делах, что вы меня пугаете?
Люцина. Между двумя молодыми людьми, живущими в соседних квартирах, может быть что угодно.
Отец Жанны. По-вашему, они друг друга зарежут?
Федор. Скажете тоже, зарежут. Вадик мухи не обидит. Разве что, задушат в объятиях.
Люцина. А если этот Вадик завтра скажет, что хочет жениться и потребует, чтобы Жанна бросила школу? За тридцать лет случались и не такие вещи. А начиналось с обычного детского упрямства и родительского легкомыслия.
Отец Жанны. Когда скажет, тогда и обсудим. Если вы намекаете на секс и последствия, то где лежат презервативы, она давно знает. А ты, Федя, не сей панику.
Федор. Опять Федя виноват! Да нужны мне ее семечки, физика и кавалеры!
Отец Жанны. А что же ябедничаешь?
Федор. Так Люцина Станиславовна все время спрашивает. Сами слышали, учителей надо уважать. Кто не может слушаться – не может и командовать.
Отец Жанны. По-моему, это правило эсэсовских войск. Хороший ты себе пример нашел.
Люцина. Не передергивайте, молодой человек. Это всеобщее правило. Пока не станешь на место другого – не поймешь, что с ним делать.
Отец Жанны. Так и стали бы на место этого парня, которому совсем голову заморочили. (Передразнивает ее интонацию). Дорогой Федя, твоя ближайшая задача – вежливо убедить эту девушку сдать все свои деньги в Фонд Мира и пойти нянечкой в детдом. Не справишься – останешься на второй год.
Люцина. Не выдумывайте глупостей! (На секунду замолкает в замешательстве). Федя, ты в чем-то запутался?
Сверху какая-то возня, громкий голос Жанны «Мне наплевать», затем летит пакет с семечками и падает рядом с компанией.
Люцина. Что это? Снова семечки?
Федор. Они. Как меня достали эти семечки! Стойте, это же ее сумка!
Люцина. Точно. А я думала – мне чудится. Чем это она там занимается?
Федор. Подслушивают вместе с Вадиком, как обычно. У Вадика это хобби.
Отец Жанны. Что-о-о?
Федор. Что слышали.
Отец Жанны. Жанна, а ну спускайся!
Вадим. (сверху). Это я ее сюда привел. Не ругайтесь, она сама уже собиралась уходить.
Люцина Станиславовна. Ну уж вы спуститесь, пожалуйста, к нам, объясните свое поведение.
Отец Жанны. Ничего себе, развлечения у молодых людей. Я знал, этот Интернет до добра не доведет.
Люцина. А вы говорите – паника! За детьми глаз да глаз нужен.
Вадим и Жанна появляются на сцене
Люцина. Ну и что вы там делали?
Вадим. Сидели, болтали. У нас там как беседка. Шалаш. Никто никого не совращал. Извините, сумку уронили. Но, вроде, никого не задела.
Люцина. А зачем семечки на прохожих сыпали?
Федор. И на меня тоже. А я думал – бабка голубей кормит.
Вадим. Случайно. Рассыпались.
Федор. Ага, так я тебе и поверил. Сидели, как мыши, а семечки случайно рассыпались. Хотели напугать нас, вот что. Типа карма настигла.
Отец Жанны. Ничего себе, лексика, Федор. Откуда?
Федор. Из Голливуда.
Отец Жанны. А за что карма?
Федор. Ну, я ее товар недавно разбросал.
Отец Жанны. Просто джунгли какие-то. Криминал на криминале. Жанна, ты теперь скажи, что вы там делали. Я знаю, ты врешь плохо.
Жанна. Вам же Федор уже объяснил.
Отец Жанны. Правда следили за нами? За отцом родным? В кои-то веки выпил – и тут же пойман! Родной дочерью! Нет, я окончательно устарел. В голове не укладывается!
Люцина Станиславовна. Я тоже не знаю, что и думать. Как это оценивать!
Вадим. А никак. В правилах для учащихся наш проступок не записан. В уголовном кодексе тоже.
Люцина. Что ты хамишь, Вадим? Такой вежливый мальчик, и не бессовестный вроде. Ведь знаешь, что нехорошо поступил.
Вадим. Не хуже, чем вы, когда просили меня о Жанниных делах информировать.
Люцина. Клевета!
Жанна. Так ты и за мной следил!
Вадим. Нет, я отказался.
Люцина. Жанна, и ты еще можешь ему верить?
Жанна. Знаете, Люцина Станиславовна, кому я точно не могу верить, так это вам. А Вадим, по крайней мере, всех поссорить не старается. (Вадиму)Точно не шпионил?
Вадим. Зуб даю!
Люцина. Ну и выражения. (Поднимает голову к окнам, кричит). Вера Вадимовна, спуститесь, послушайте, что ваш сын себе позволяет!
Мать Вадима. Люцина Станиславовна, оставьте меня в покое! Вы не классный руководитель!
Люцина. Все. Школу можно закрывать. Педагогов ни в грош не ставят. Даже интеллигентные люди, что уж говорить про работяг.
Федор. А что работяги, что работяги-то. Если у меня память похуже, так на мне и ездить можно! Стрелочника нашли (почти убегает).
Отец Жанны. Ну и что, сыновья Ноя, как вам папаша в непотребном виде?
Вадим. Вы же не мой отец. А Жанну я позвал, она не виновата.
Отец Жанны. А по существу вопроса? (он снова на глазах пьянеет).
Вадим. Я лично вас зауважал. Как услыхали, что у дочки трудности – куда хмель подевался.
Отец Жанны. Не врешь?
Вадим. Зуб даю!
Отец Жанны. Что-то я не пойму, ты пай-мальчик или хулиган?
Вадим. Был пай-мальчик. Со шпионскими наклонностями.
Люцина. Не забывайте, чем дети там занимались!
Вадим. А чем занимались, чем занимались-то! Мы вас трогали? Мы мешали вам петь в вашем хоре? Мы просто наблюдали. Просто смотрели – как вы за нами, постоянно. Мы тоже живем в этом доме – почему все обо всех знать должны только вы?
Люцина. Мы старше, мы за вас отвечаем!
Вадим. А за себя отвечать боитесь. Что плохого в вашей самодеятельности?
К пакету с семечками подбирается Некто в телогрейке, берет его и пытается уйти.
Отец Жанны. А ну, положь на место!
Некто в телогрейке. Они же все равно грязные. А мешочек мне пригодится. Мне очень нужен мешочек.
Отец Жанны. Положь на место, говорю!
Некто в телогрейке убегает, отец Жанны за ним.
Люцина Станиславовна. Нет, я ничего не понимаю. Делают, что хотят, и еще доказывают, что правы. И что, по-вашему, все должны друг за другом следить?
Вадим. А кто первый начал?
Люцина Станиславовна. Мне плохо (медленно уходит).
Жанна. Как же, плохо ей. Шантажистка!
Вадим. Да, сам от себя такого не ожидал. Наконец-то настал переходный возраст!
Жанна. Заходи, все нормально.
Вадим. Со временем.
Расходятся в разные стороны. Экран гаснет. Затемнение
Картина шестая. Комната Жанны.
Здесь все так же, как в первом действии, только зеркало не пыльное, но наполовину заклеено изображением со статуи Свободы. Входят Жанна и Вадим. Вадим ставит на монитор медвежонка. Жанна садится за другой стол, без компьютера.
Жанна. Столько времени уже ходишь, включай сам.
Вадим включает компьютер. Загружается диск репетитора по математике.
Жанна. Как успехи?
Вадим. Практически разобрался. Математица уже в пример ставит.
Жанна. Вот видишь.
Вадим смотрит на экран, где содержание учебника. Слушай, я уже все прошел.
Жанна. Поздравляю.
Вадим. А как твои плакаты? Бросила постыдную, неокупающуюся страсть?
Жанна. Даже на конкурс послала. Но ответа нет. А в «живом журнале» кое-кто хвалит.
Вадим. Где?
Жанна. Открой эксплорер.
Вадим открывает, бормочет: чего только эти американцы не придумают.
Жанна. Набирай: www.livejournal.com.
Вадим набирает. Открывается «живой журнал».
Жанна. (Подходит к нему, листает несколько страниц на экране).Видишь? Здесь народ со всего света. Я по часу в день на это уже трачу. О чем хочешь спрашивай, что хочешь пиши. Надоело – вышел из сети, и никому не обидно. Все же понимают – за трафик надо платить. Есть тусовки по увлечениям и разным практическим темам. В дизайне много любителей. Плюс у каждого пользователя собственная страница. Можно оставлять ссылки на все, что тебя интересно в Интернете. И главное – никто не наезжает, что не то читаешь и не тем занимаешься. Рискованно – а вдруг этот персонаж – твоя любимая учительница или сосед с третьего этажа.
Вадим. Ну и физиономии у них (одна из картинок увеличивается, там – совсем даже не физиономия).
Жанна. Кто как себя видит. Ты думаешь, что пишешь молодому человеку, а он оказывается бабушкой лет шестидесяти.
Вадим. А ты что повесила?
Жанна. А я – честная: свою фотографию. Правда, десятилетней давности. (Увеличивается еще одна картинка, там девочка лет пяти с комиксом в руках). Будешь в Интернете – заходи. Это почти личные дневники. Тебе должно понравиться. Хочешь, код тебе устрою.
Вадим. Когда я там еще буду… Живые люди лучше.
Жанна. Да, я забыла, у тебя же свой Интернет. Все тайны нашего двора.
Вадим. Издеваешься? Не думал, что так с твоим отцом получится. Хотел только Федю засечь. Обещаю бороться с дурной привычкой до победного конца.
Жанна. Борись, борись. Я чувствую, это будет столетняя война.
Вадим. Не дождешься! Начнем с тобой настоящий бизнес – и плевать я хотел на чьи-то разговоры.
Жанна. Я тебя спасать не собираюсь.
Вадим. А я и не прошу. Не от чего. Сам кого хочешь спасу. Помнишь, какая у Феди была под конец физиономия? По-моему, он уже начинает задумываться, не присоединиться ли к нашей компании.
Жанна. Почему ты так считаешь?
Вадим. Во-первых, так спокойнее, во-вторых, ты ему нравишься.
Жанна. С чего ты взял?
Вадим. Ты симпатичная, это все пацаны говорят. А если бы ты была совсем не в его вкусе – давно бы схлопотала по шее. На совести у Федора – много фингалов, в том числе и под девичьими глазами.
Жанна. А что ж он так придирается?
Вадим. К любимым женам тоже придираются. Он привык разговаривать с позиции силы, пока не победит – и в кино не пригласит.
Жанна. Ну, выдумал… Мы с ним и говорили-то всего пару раз, все больше на темы зловредной западной пропаганды.
Вадим. Любовь зла, полюбишь и американку…
Жанна. Зачем мне такая любовь?
Вадим. А он у тебя не спросил.
Жанна. Он мне ни на что такое не намекал, ты все придумал.
Вадим. Может быть, может быть (Выглядывает в окно).Смотри, весь двор на танцы собрался. Сегодня в школе дискотека. А Федя не ходит, как и ты.
Жанна. Не понимаю, зачем такие сказки придумывать. Типа ты такой сообразительный, что Федя тебе в подметки не годится?
Вадим. Думаешь, ревную и скоро предложу бросать школу и жениться? Не бойся, я усвоил, у американцев так рано не принято. И вообще, жена у меня будет тихая, слабая и не слишком умная. Это идеал всякого начинающего мужчины.
Жанна. А я, значит, настоящий свой парень, наглый, сильный и умный. Спасибо за комплимент.
Вадим. Это не я сказал. Я сказал, что ты девушка, и очень симпатичная. Но я тебя ни к кому не ревную. Я же не могу на всех сразу жениться, причем в пятнадцать лет. Мне с тобой интересно, не так, как с пацанами. Или ты считаешь, что просто приходить поболтать крутому мачо запрещено?
Жанна. Нет. Не считаю. Мне в Америке рассказывали, что крутые мачо тоже разного хотят. Только не пойму – ты ведь в Америке не учился, как тебе удается так ясно излагать?
Вадим. Я ж говорил – у нас народ тоже не дурак.
Жанна. Колы хочешь.
Вадим. Лучше кваса. Шучу. Не откажусь.
Жанна приносит бутылку колы и два стакана разливает напиток. Вадим ,достает из кармана шоколадку и делит. Дальше они разговаривают и пьют колу.
Жанна. И откуда все про всех знаешь? Со своего насеста наслушался?
Вадим. Я вообще наблюдательный, с детства. У нас в деревне было за кем понаблюдать.
Жанна. У вас в деревне? За механизаторами и доярками?
Вадим. А чем механизаторы хуже докторов наук?
Жанна. У них же все разговоры – о кабанах и самогонке.
Вадим. Да. А у городских – о получке и пикниках. Не все, но большая часть. В деревне все называют проще, и жизнь понятнее. А по сути та же. Мой дядька, возвращаясь домой после запоя, приносит жене яблок из колхозного сада и конфет из сельпо, и неделю вечерами что-нибудь мастерит дома. А какой-нибудь крутой на районе в том же случае скупает цветочный базар и поет полночи романсы под гитару. По-моему, от дядьки даже больше пользы.
Он подходит к компьютеру, нажимает на значок кинопроектора, на экране – «клип» о том, о чем он рассказывает, черно-белый, но тонированный.
Жанна. Да не обижайся ты за своих колхозников. Я верю, что они хорошие ребята. Просто сомневаюсь, что все люди – такие, как они.
Вадим. Говорю тебе, никакой разницы. У моей тетки с главным агрономом, предметом ее воздыханий, была та же история, что у великого поэта Пушкина с его первой возлюбленной. Тетка – директор клуба, ради него выбила ставку хореографа и открыла танцевальный кружок. Но он посещал репетиции вместе с женой, с которой, как оказалось, познакомился в такой же самодеятельности.
Жанна. Это главное воспоминание детства?
Вадим. Ничего смешного. У меня таких воспоминаний много. Я жил в деревне с трех лет до пятого класса. Мама занималась наукой, а сестра ее была, вроде как, не обременена семейством. Мне приходилось доказывать, что я свой – многим, ведь все в деревне знали, что я тут ненадолго. Вот и сам в конце концов поверил.
(Теперь компьютер показывает пейзажи)
Жанна. Тебе завидовали?
Вадим. Чему тут завидовать? Просто не относились всерьез. Время от времени мама брала меня к себе, в отпуск мы ездили к морю. Я был как бы наполовину дачником, это чувствовалось даже в детском саду.
Жанна. Почти американцем?
Вадим. Почти. Мне моя Америка не особенно нравилась. Иногда и сейчас хочется в деревню. Но приезжаю, и чувствую, что я здесь не свой. Но, вдруг, думаю, пройдет время, и все переменится.
Жанна. Ты же говорил, хочешь в программисты. Какие в деревне программисты?
Вадим. Так это я хотел, пока с математикой не разобрался.
Жанна. Пойдешь в хореографы?
Вадим. Почему ты так решила?
Жанна. Ну…Ты здорово танцуешь.
Вадим. Вряд ли. Это кайф, а не профессия.
Последняя картинка замирает. Телефонный звонок. Жанна берет трубку.
Алло. Хай, Ник! Еще раз с днем рождения. Ну как сейшн прошел? Много было наших?
От Джона? Неделю назад письмо получила. Да, привет передает. Все не соберусь ответить. А что? По телефону? Ничего себе. Ну, сегодня напишу, раз такое дело.
С чего ты взял. Что тебе Мэри наговорила? Скажи ей, пускай не паникует. Все нормально. Просто здесь тоже пошла интересная жизнь. Боюсь что-нибудь упустить. Мы же договаривались, увидимся на следующей неделе. Тогда и отчитаюсь. Я не злюсь, просто пока не знаю, что рассказывать. Баюшки.
Картинка на экране сменяется Screen Saver-ом с «цветомузыкой», как в первом действии.
Вадим. Американец?
Жанна. Да, одноклассник. А настоящий американец по телефону из Америки искал. Прикинь, звоночек, да.
Вадим. Жених?
Жанна. Нет. Просто, приятель. Межкультурная коммуникация, как это теперь называют. Как у нас с тобой. Только он еще богатый и хочет помогать развивающимся странам. Зовет за папашины деньги к себе на каникулы.
Вадим. Поедешь?
Жанна. Наверное, нет.
Вадим. Удивить нечем?
Жанна. Как ты догадался?
Вадим. Я вообще догадливый. Когда танцевать учиться будем?
Жанна. Тебя не поймешь – то менеджмент, то танцы осваивать. И все срочно.
Вадим. Менеджмент – это люди. А танец в молодежной среде – лучшее средство общения. Как ты наберешь персонал, если даже на дискотеки не ходишь?
Жанна. Не на дискотеке же его набирать.
Вадим. А где, по-твоему?
Жанна. Не знаю. Я вообще не уверена, что хочу кого-то куда-то набирать. Нет у меня организаторских талантов.
Вадим. Ну что же, можно на все плюнуть и вернуться к семечкам. Ездить торговать на другой конец города, где нет Феди. Быть на ножах с классом и мечтать об Америке, куда, правда, ехать пока не круто. Но мечтать – тоже занятие.
Жанна. Ты чем-то недоволен?
Вадим. Я всем доволен. Мое мнение, что ничего здесь не сделаешь, подтвердилось. Во всем виновата система, как говорят советские интеллигенты. Я, правда, слышал от тебя другие речи – но, наверное, тебе просто хотелось поболтать.
Жанна. Разве я тебе что-то обещала?
Вадим. Напрямую нет. Но я поверил, что можно по-другому, что ты можешь по-другому, а значит, и я могу. Ты и можешь – пока одна стоишь на остановке. Но я-то в Америку не собираюсь.
Жанна. Да я, вроде, тоже пока не собралась. Ты, между, прочим, старше – сам мог бы мне пример подавать.
Вадим. Так я и спрашиваю – когда пойдем на дискотеку?
Жанна. Ну при чем здесь дискотеки?
Вадим. При том. Скоро сама поймешь.
Телефонный звонок. Жанна берет трубку.
Алло. Здравствуй, Федор. Нет, я уже не обижаюсь. На совков не обижаются. Ничего, там было не слишком много. Я не разорюсь. А зачем тебе точно? Ну, три кило. Почти ровно. Три с половиной, но пару стаканов я уже продала… Что это с тобой? Брось, Федор, не траться. Да, испугал не слишком. Даже на кое-что открыл глаза. На разнообразие жизни. Привет сестренке, Федя. Я слышала, как вы разговаривали. Сверху. Давай, это будет серьезный поступок. Пока.
Вадим. Зачем ты сказала?
Жанна. Заражаюсь здешней склонностью лезть в чужие дела. Федя пообещал замуровать там все дыры. Представляешь? И конец твоему подслушиванию.
Вадим. Да… А зачем ему точный вес семечек?
Жанна. Хочет расплатиться за испорченное. Семечками же. Якобы, у него есть бесплатные, от родственников.
Вадим. Если торговать у тебя больше не будет времени, будешь кушать и кушать.
Жанна. Почему не будет?
Вадим. Так мы же фирму делаем.
Жанна. С Федей и его командой? Сегодня он мой товар портит, завтра штукатуром работает, и все – из идейных соображений. Между прочим, мою коммерцию он по-прежнему не одобряет, просто считает, что надо действовать другими методами. Раскаялся в содеянном. Видимо, Люцина хвалить перестала.
Вадим. Ну, телепортируйся в Интернет навсегда. Там люди вообще под ногами не путаются. Ни наши, ни американцы.
Жанна. Слушай, а что ты меня все воспитываешь?
Вадим. Я не воспитываю, а рассказываю, как здесь живут. Как простой экскурсовод. Помнишь, мы договаривались: мне – время за компьютером, тебе – ориентация на местности.
Жанна. Так это когда было!
Вадим. Какая разница. Ты пока не отказывалась.
Жанна. Нашел подшефную… Теперь точно не пропаду.
Вадим. Что, сестренка, сильно достал? Не переживай, будет тебе и жених с крепкими бицепсами. Федя – первый кандидат.
Жанна. Да ну тебя!
Вадим. Когда пойдем на дискотеку?
Жанна. Далась тебе эта дискотека.
Вадим. Далась. Это обычай. Все ходят на дискотеки. Это обычай, который нравится людям. Если тебе он ни к чему – то и сотрудников не будет никогда.
Жанна. Но я правда очень плохо танцую.
Вадим. Мало кто танцует по-настоящему хорошо. Я же не приглашаю тебя на чемпионат по танцам. На дискотеках не соревнуются – просто развлекаются вместе.
Жанна. Ладно. Скоро. Но мне надо морально подготовиться.
Вадим. Боишься, что будут смеяться?
Жанна. Еще чего! Ну да, немного боюсь.
Вадим. Сил нет с этими отличницами.
Жанна. Еще обещаю на следующей неделе разок не сделать уроки и попросить списать.
Вадим. О, я тобой горжусь.
Жанна. Не издевайся.
Вадим. Ладно, проехали. Сейчас я кое-что принесу.
Вадим уходит, Жанна открывает на экране телефонный справочник, затем набирает номер.
Жанна. Федор? Здравствуй, я нашла тебя по справочнику. Да, акула капитализма. Ничего, я не обижаюсь, и ты за «совка» прости. Правда думаешь семечки возвращать? Готовые? Слушай, я же столько не съем. А продавать другой сорт не могу, у меня уже фирменная марка. Я вот подумала, а слабо нам вместе во двор их вынести. Ну да, типа трубки мира. Для всех, кто захочет. Я и своих добавлю, устроим дегустацию. Да просто надоело воевать, может, договоримся. Ну мало ли о чем. Где еще можно не помидоры, а деньги заработать. Да не нервничай ты так…(Смотрит на трубку, кладет ее, затем включает компьютер и говорит в микрофон. На экране – та же фотография Джона с той же подписью, что в первом действии, только уже черно-белая.)
Жанна. Здравствуй, Джон. Извини, опять не отвечала целую неделю. Я же тебе говорила, заходи в «Живой журнал», там я каждый день. А лично писать – это же время – сосредоточиться, микрофон наладить. Ты не думай, я тебя по-прежнему помню. А в LJ каждый день куча бывших советских, и американцев, и нигерийцев, и малазийцев. Иногда даже отличить невозможно. Или тебя именно это и смущает? Не волнуйся, американским ценностям ничего не грозит. Шучу.
Меня очень тронули твои попытки организовать мне новое свидание с Америкой. Насчет желания твоих родителей оплатить дорогу не знаю даже, что и сказать. Спасибо им огромное. Но на эти каникулы я не приеду точно. Ни ради конкурса, ни просто так. Не знаю, поймешь ли ты меня, ведь образование здесь куда смешнее вашего, и, конечно, в колледже в Америке я получила бы больше. Зато в свободное время я научилась многим бесполезным, но забавным вещам. Я знаю отличие технологий домашнего приготовления семечек из разных регионов бывшего Союза. Я умею громко орать на бродяг и хулиганов и торговаться на рынке. И еще я учусь танцевать. Есть такая местная поговорка: научись танцевать, остальному научит горе. Я тебе рассказывала про моего соседа: он для собственного удовольствия танцует рок-н-ролл так, как у вас бы мог только человек, избравший карьеру профессионального танцора. Причем об этой карьере даже и думать не хочет. Наверное, мне нужно научиться хотя бы вполовину того, как он, чтобы суметь тебе что-то рассказать про эту страну… про свою страну. Здесь все другое, Джон, странное, наверное, с твоей точки зрения, но я не хочу уезжать, не разобравшись. Возможно, на то, чтобы разобраться, уйдет слишком много времени. Извини за патетический тон, на самом деле я верю, что мы когда-нибудь увидимся. Может, даже на нашей территории. А пока – не скучай, новости читай в «Живом журнале». Всегда рада твоим письмам.
Входит Вадим
Вадим. А запирать дверь все-таки надо, даже храбрым девушкам. Смотрит на экран, говорит: привет, виртуальный брат, glad to see you. Ну куда же ты? (Фотография Джона пропадает с экрана, теперь там плакат Жанны, который она когда-то показывала Вадиму Вадим подходит к магнитофону, вставляет кассету).
Сейчас встретил Люцину. Представляешь, про вчерашнее даже не вспоминает. Поняла, что ли, что сама же пример подала?
Но со школьным цехом помогать, похоже не будет. Закинул ей идею – ушла в глухую оборону. Я, говорит, в экономике вообще не разбираюсь. Совсем как ты.
Жанна. А я с Федей помириться попыталась. Не получилось. Опять сдуру вспомнила, что мы с тобой подслушали – а он запсиховал и трубку бросил. Тоже, оказывается, своими секретами дорожит.
Вадим. Здорово. А ты говоришь – совок.
Жанна. А толку?
Вадим. А сразу все по-твоему и быть не может. Это даже неинтересно было бы. Прорвемся!
Жанна. Как, если все против?
Вадим. Люцина – это еще не все. Перед Федей извинишься за невольное вторжение – он и растает. А для остальных аргументы нужно отдельно продумать.
Жанна. Ничего себе. Ты же совсем не умел планировать.
Вадим. Не хотел. Теперь хочу. Узнать, что и от меня что-то зависит.
Жанна. Но деньгами же, как я понимаю, в этом бизнесе и не пахнет.
Вадим. А я не про деньги. Я о том, чтобы начать делать дело. Здесь, с нашими людьми. Американцев сюда никто не выпишет.
Жанна. Это уж точно. С американцами было бы проще.
Вадим. Зато с нашими – веселее. Сама поймешь, если что-нибудь получится. Может получиться не цех, а пионерлагерь, верно. Или команда КВН. Ну и что? Тоже бизнес, только другой. Мы пока не умираем с голоду и не важно, сколько заработаем. Есть время просто освоиться. Как в спорте – сначала научись плавать, а потом бей рекорды.
Жанна. А если здесь не вода, а болото?
Вадим. Не болото. Или болото, в котором ты хочешь жить. Если не хочешь – тогда, конечно, и браться не стоит.
Жанна. Стоит, наверное, но страшно. Никто ведь не обязан мне верить. Когда покупатели говорят, что семечки невкусные, и то обидно.
Вадим. У тебя получится, ты же знаешь, что может получиться все, чего действительно хочешь.
Жанна. Уже не знаю. Вот танцевать пока не получается.
Вадим. Кстати, я принес музыку, подходящую. Может, сейчас ты начнешь танцевать в два счета.
Жанна. Рок-н-ролл?
Вадим. Вальс. Все, кто учится бальным танцам, обычно начинают с вальса. Как говорила хореограф кружка в нашем клубе, именно здесь вы можете понять, что умеете культурно танцевать, хотя раньше не подозревали об этом. А потом будете танцевать что угодно.
Жанна. Ну уж что угодно…
Вадим. Не перебивай, пока я добрый. Вот так выглядит основной и единственный шаг вальса (показывает). Попробуй перед зеркалом. (Снимает с зеркала картинку, приклеенную скотчем, Жанна нехотя повторяет движение).
Скучные типы, которые начинают осваивать его в качестве домашнего задания по ритмике, могут тренироваться три часа подряд, но ничего так и не усвоить. Поэтому тренироваться в принципе не надо. Нужна только подходящая музыка и готовность слушаться партнера. Музыку я, кажется, подобрал, как раз по теме.
(Включает магнитофон, звучит песня “Наутилуса” “Прощай, Америка!”)
Жанна. На что ты намекаешь?
Вадим. Ни на что. Просто трогательная песня. Для тебя, я думаю, особенно. Со словами можешь не соглашаться. А лучше не обращать внимания.
Жанна. Что-то это мало похоже на вальс.
Вадим. Не важно. Для вальса подходит любой ритм на три доли. Слушай ударные, там почти вальс. И хорошо, что он не напоминает тебе о крутых парах с международных конкурсов. Можно не думать, как станцевать лучше всех. (Перематывает кассету на начало). Прошу.
Они пытаются танцевать, у Жанны не получается.
Вадим. Ничего. В танце главное – не сопротивляться. Музыке, но сперва партнеру. Даже парням легче научиться, когда они сначала дают себя водить. Не надо сопротивляться, говорила моя первая партнерша, мы ни за что не воюем. Не бойся, что наступишь мне на ногу – так просто ее не отдавишь. Не бойся, что упадешь, ведь я держу тебя крепко. Не бойся, что делаешь что-то не так: со временем получится, а пока от тебя никто ничего и не требует. Просто слушай музыку и иди, куда она подсказывает, а я веду. Не бойся, что я уведу тебя слишком далеко – музыка кончится, и ты снова будешь вольной птицей.
Они вальсируют, с каждой секундой все слаженнее, и так и уходят со сцены. Во время танца на экране мелькают отдельные фрагменты, которые мы видели раньше: Ниагара, сценки из жизни двора и деревни, кинохроника БАМа, карикатуры на буржуев и изображение виртуального проигрывателя. Когда Жанна и Вадим исчезают, на экране появляется надпись: теперь питание компьютера можно отключить. Затем он гаснет. После затемнения мы видим трогательную картину: Вера Вадимовна и Люцина Станиславовна пьют чай, Человек в телогрейке и Федор тащат какую-то мебель по лестнице, Александр Петрович сосредоточенно пытается соединить кабелем два системных блока, один из которых стоит на ступеньках. Оба этажа стали одним домом. Через несколько секунд артисты замечают, что на них смотрят, и выходят на поклон. «Компьютер» может, как в кино, показать нам «титры» с именами участников постановки.