196 Views
Снегирь, клюющий ягоды с куста, –
Я – красногрудый воин Параклета –
Печалуюсь, что жизнь моя пуста,
Безвидна – инфузория из Леты.
Жена бездвижна. Все никак, не так.
Мать помирает. Худо все до рвоты.
Державин – фанфаронистый мудак –
Его бы к Пахану в штрафные роты.
Жизнь званская. От пуза жри да пей…
Жизнь самозванская оплачена в рассрочку.
Ямбической поэзии репей
Не вырвать с мясом – прорастает в строчку.
Устал я с Богом воевать впотьмах.
Дыхалки нет, силенки на пределе.
Дуркует бес, лупцует в зверский мах.
Стишок пишу – и будто я при деле.
Стихи – фуфло, да не мои, а все.
Нет смысла в сочинительстве сокрытом.
Я – василек в налившемся овсе,
Раздавленный животного копытом.
Смешно, когда пузатый господин,
Уподобляясь птичке и цветочку,
Сказать боится: тяжко, я один,
Я помогу… Не надо ставить точку.
Не ломанусь. Спасение от бед
В пленительной осознанности чуда:
Все есть, как есть. Советской власти нет.
А в арабесках – демонов причуды.
11 апреля 1997 года
Сочится водица в стропильный зазор.
Тоска… как монгольский дензнак.
“Искусство не доблесть, а грех и позор”, –
Гнусаво провыл Пастернак.
Пропел. Прорычал с содроганьем кишок;
Обломен провиденья вал:
Тех ждет кошкодава блошистый мешок,
Кто ангелам в лад подпевал.
Препон для стихов – не петля, не наган:
За гробом рифмуется всласть…
Когда зазвенит звукоряд-ураган,
Скрипит Вседержителя власть.
Когда сочинитель словесный кульбит
В тетрадку срисует и рад,
Планеты слетают с предвечных орбит,
И сыпятся звезды, как град.
Лихая потеха Христа щекотать,
Шутейно валтузить Творца…
Ан бес стережет, как прохожего тать,
И схватит, как кошка скворца.
Когда расклубится кармический шок, –
Добро обмарается злом, –
Рифмач ощутит: инфернальный мешок
Завязан плебейским узлом.
Безумия плаха – вселенский удел,
Кровавая кара за грех
Тому, кто расшибся, взлетев за предел,
Башку расколол, как орех.
Соблазн первородства, как муха, жужжит.
Тщеславье чадит и дымит.
Поэт – не библейский цветаевский жид,
А пакостник и содомит.
Подлец. Мастурбатор. Садист из скопцов, –
Вотще возопит к небесам…
И нет ему чаши на пире отцов,
И сын его выгонит к псам.
И хлебовом песьим утробу снабдив, –
На тысячу разных ладов
Поэт проскулит незапетый мотив
Насельников райских садов.
…Беснуется дождь. Осыпается куст.
Приладожской осени свист…
Я чую оси мироздания хруст,
И строфы ложатся на лист.
В избе захороненный заживо труп, –
Галактика – печь да крыльцо, –
Я слышу орган серафических труб
И Господа вижу в лицо.
19 сентября 1988 года
Д.
Белых мушек круженье в венцовых пазах.
Сладкий иней. Октябрьский мороз.
Я проснулся недужно в соплях и слезах,
Встал впотьмах и к окошку прирос.
Первый снег, – как удар кулачищем меж глаз,
Как стакан первача в один вздох…
Открывает зима инвалидный танцкласс
Для тех ссыльных, кто в зоне не сдох.
Мир – как лагерь, узилище – Логос и свет;
Мир – казарма, ночлежка, дурдом…
Тот, кто яро отринул завет и совет,
Не судим человечьим судом.
Сколь изрядно напилено дров у бобров,
Аж завидки пекут до нутра.
Ходуном ходит ветром колеблемый кров.
Я в печи жгу стихи до утра.
Солнце грозное грянет в окно кирпичом:
Выходи, лежебока, на бой…
Мне и слабость, и боль, и недуг нипочем;
Лишь бы быть невозбранно с тобой.
Мне серебряный Дядька толкует Закон, –
Злоречив, как пророк Даниил…
Все по ветру пустив, все поставив на кон,
Лишь тебя я в себе сохранил.
Затрапезен и горек изгнанья сухарь.
Жду могильной лопаты зимы.
Я с волками живу, чтоб смеющихся харь
Не увидели в ужасе мы.
Для колдуньи-ворчуньи варю я обед
В преисподней темнице котла.
Ожиданье земных поражений, побед
Со стихами сгорело дотла.
Холодает. Я в катанки милые влез, –
Рукотворное чудо ума…
Мне кивает в окно прохудившийся лес.
Хлеб сороки воруют. Зима.
Керосиновой лампы подрежу фитиль, –
Будет свет, как в Господнем раю…
Я разбился, как чашка, – осколки – в утиль,
Раз не смог устоять на краю.
…Приволок два ведерка воды дождевой
В тихом сне избяной маеты;
Накормил псов и кошек, – куражный, живой,
Молодой и бессмертный, как ты.
Наше бедное счастье, как беличий след,
Присыпает пороша снежком…
Нас навеки сковал полицейский браслет.
Не жалей ни о чем, ни о ком.
13 октября 1988 года
А.П., В.К.
Колдует над темой
Смещенья эпох
Банален, как демон,
И грустен, как Бог,
Суров, стоеросов –
Костер между льдин –
Прелестник-философ-
Провидец Ильин…
Темно. Незадача.
Зажгите фитиль,
Чтоб “Наши задачи”
Пред тем, как в утиль
Списать, пролистала
Надменная Русь…
Свобода настала.
Молись и не трусь.
В стране негодяев
И ВКП(б)
Пришелся Бердяев
По вкусу толпе.
В земле живоглотов,
Убийц и воров
Булгаков, Федотов
Смердят, будь здоров.
Газетных лохмотьев
Прорвав пелену,
Катков и Леонтьев
Морозят страну.
Крамола. Кручина.
Кто враг мне, кто брат.
Сия мертвечина
Идет нарасхват.
Болею, седею,
Радетель и сноб,
Я – русской идее –
Привержен по гроб.
Идея убога.
Бессмыслен напор.
Идея у Бога…
Свинцовый набор,
Станок линотипа –
Как пена в устах –
Лишь клюква и липа
В бумажных листах…
Идея – на шелке
Надмирных небес.
Отнюдь не в кошелке,
Что ловко сплел бес.
Идея России,
Идея Руси –
В приходе Мессии…
Не плачь, не проси
Ни жизни богатой,
Ни смерти во сне…
Пусть ангел крылатый
Придет по весне
Засеять равнины
Духовных болот…
Не рви пуповины.
Богат умолот.
13 сентября 1993 года
К. Аз.
Я скоро умру натурально, как вошь –
От жизни, от сердца, от ногтя Господня.
Я – плут и забавник, но это не ложь;
Я – грустен, серьезен и честен сегодня.
Снаряжен исправно: изысканный смерд –
Шнырял я проворно по аду и раю –
Наивен, участлив, учтив, милосерд, –
Попил, поплясал – господа – помираю.
Какую муру сочинил Пастернак
О нежной аорте иль там аневризме…
Господь-охранитель и дьявол-кунак
Скрестились в моей непристойной харизме.
Я стар, от инфарктов, как пень, обалдел.
Давление прет красным танком на Прагу.
Неловкий мне жребий достался в удел.
Лакаю, как пес, мутнопенную брагу.
С напрягом и болью строка сложена.
Я кровью набух – не умыт и угарен.
Прощай, златоустая муза-жена.
До встречи… все знает и ведает барин.
Клянусь оперенною рифмой строкой,
Биением пульса, разрывом предсердья:
Нам будет дарован вселенский покой
В мещанской стандартной квартире бессмертья.
Пусть дух легковейно уходит из жил,
И смерть заполняет прорехи-лакуны…
Сподобил Христос, я допел и дожил
До смрадного краха бесовской Коммуны.
А что будет в сносках – судить не берусь,
Ведь робкая власть в полный рост не окрепла.
Пусть сгинет в пожарище красная Русь,
А белая Русь воссияет из пепла.
Немало блудил я – мудак-диссидент,
Таился, как вор, но востер был и прыток…
Да здравствует мой господин Президент
И слабая власть без расстрелов и пыток.
Недурно прожить бы десяток годов
При новом режиме, в любую погоду…
Коль душу отдать – так я к смерти готов –
Хоть пошло звучит, но в бою за свободу.
1 августа 1994 года
Летних басен множество.
Пиво – из горла.
Что-то мне не можется.
Мама померла.
Истина полезная, –
Мол, все будем там…
Умерла, болезная,
Вздорная мадам.
Жизнь ее невинную
Стоимостью в грош
Вместе с паутиною
Тряпкой не сотрешь.
Гаснет в смерти кратере
Облик, образ, крик…
Нет со мною матери,
Я теперь – старик.
В неземной обители
В бытии ином
Ждут меня родители
С хлебом и вином.
Срок придет и свидимся.
Зарыдает мать.
Встретимся, обнимемся…
Важное сказать
Что-то попытаемся
В сердце и в уме…
И засобираемся
Исчезать во тьме.
21 июля 1997 года
А. Т.
Бог посеял в землю семя
Перемен. Зачем… – Спроси.
Замечательное время
Заканало на Руси.
Пиво пей. Скандаль в охоту,
Хоть на Энгельса стучи.
Атлантистов-доброхотов
Назидательно учи.
Отвыкая понемногу
Без причины убивать,
Вертухаи учат Богу
Нас поклоны отбивать.
Бес! Нишкни! Хвостом, паскуда,
В царстве духа не крути,
Проповедуя нам чудо
Уникального пути.
Русь, царевна, вымой попу
От запекшейся крови,
А потом учи Европу
Правде, праву и любви.
Били. Пили. Били. Пили.
Подрезали стремена.
И откуда накатили
Вдруг такие времена.
Бремя подвигов накрылось
Трансцендентною м…..ой.
Кончен бал. Ступай на клирос.
Повышай души надой.
Стой под ливнем дикой воли
Без штанов – как есть – во, бля…
Отдыхай. Не надо боле
Родине давать угля.
24 июля 1997 года
В. С.
В Петергофе светит солнце.
Плещутся фонтаны.
Ошалелые японцы
Прут, как тараканы.
Парадизы, клумбы, грядки,
Дали, виды – дивны…
Буржуазные порядки
Глубоко противны.
Над Версалем светит солнце.
Плещутся фонтаны.
Ошалелые японцы
Прут, как тараканы.
Парадизы, клумбы, грядки,
Дали, виды – дивны.
Большевистские порядки
Глубоко противны.
Август 1996 года
Я мнил: на жизненном застолье –
Талант – как скатерть-самобранка.
Итог: в удушливом подполье
Меняю жизнь на перебранку.
Казалось: бесов покорив, – мы
Достигнем Царствия Господня…
Растрата. Стершиеся рифмы
Остались в кошельке сегодня.
Проворовались. Просвистали
До оглушительной болятки…
Тела и души – не из стали.
Мне нужно складывать манатки.
Я ухожу к Фата-Моргане,
Я вырываюсь из плененья…
Я поиграю на органе
Божественного песнопенья.
Душа бессмертна. Дар мой тоже –
Не пузырек в вине искристом.
Возьми меня, угрюмый Боже,
В ансамбль поденщиком-хористом.
Спою Тебе стихом Давида,
Как кенар в золоченой клетке,
Про приключенья индивида
На этой маленькой планетке.
15 марта 1982 года
Г.М.
Мной финский берег не воспет:
Залив, и сосны, и поляны,
Где расточился тонкий след
Былых насельников румяных.
Уж не звучит Суоми речь
Над этим богоданным краем,
И истлевает русский меч
Во мху за дровяным сараем.
Расшвыривал так валуны
Какой неведомый метатель…
Я – гость полуночной страны,
Пришелец, не завоеватель.
Сюда бегу я, словно тать,
В оцепененье, в пароксизме,
И тут со мной не совладать
Ни откровению, ни схизме.
С собачкой дряхлой, спи, жена,1
И не спугни стихотворенья.
Вокруг такая тишина,
Как за мгновенье до творенья.
Луна сквозь стекла метит в лоб
Виршеслагателю угрюмо,
Ведь здесь опущен в землю гроб
Равноапостольной Акумы.
На кладбище – учителя –
Магистры ангельских ликеев…
Благословенная земля
Богов, титанов и пигмеев.
Пол долгой ночи печь топлю.
Дрова чадят. Стихи – насмарку.
За что я родину люблю? –
За комаровскую хибарку.
14 октября 1978 года
1 Автор мысленно аплодирует (и во всех иных случаях) остроумию читателя.
Опять над литою строкою
Качаю башкою седой.
Оставьте меня в покое
Вдвоем с неизбывной бедой.
Придурок, я думал: нас двое.
Осечка. Один я. Один.
Беззвучно утробно завою
И выгрызу дырки дробин.
Свистела, взрывалась и крепла
Фонемная звонкая вязь.
Сгорела. А горсточку пепла
Сдул ветер в житейскую грязь.
Поэт изрешечен навылет.
В чем теплится душка-душа?
Проклятые бесы, не вы ли
Сценографы всех антраша.
Я в волчьем колледже задачник
Любви не сумел одолеть
И сдуру кусал, неудачник,
Судьбы костоломную плеть…
Один я. Беззубый и лысый.
Мех вытерся. Нечем жевать.
Торопятся жирные крысы
Живого меня свежевать.
Как лист из разорванной почки,
Я выну из шкуры скелет…
Господь мне за странные строчки
До рая даст лишний билет.
24 января 1982 года
Т.К.
Я горько думал о тебе
В дыму мишурных кривотолков.
Курил, ощеривал судьбе
Оскал слюнявый полуволка.
Седая осень. Льда крупа
Сечет прохожих злые лица.
Тобой протоптана тропа
Наискосок моей, сестрица.
Сквозь пелену чумных годов,
Как песенку твою услышу,
Я над тобой раскрыть готов
Крыло свое летучей мыши.
Нева привычно бьет в гранит.
Заледенелый сон в колодце.
Сырой шутихой век трещит,
Чадит и пламенем плюется.
Никто – тверезый иль пьян –
По-водолазному, до крика –
Не смеет бедных россиян
Костить, что мы не вяжем лыка…
Сестра, ничто не стоит грош
В стране, где деньги пахнут калом…
Но кровью вмиг не изойдешь,
Свинцовым поперхнувшись жалом.
26 ноября 1977 года
Сергей Гречишкин
Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Родился 24 марта 1948 г. в Берлине. В 1971 году окончил отделение русского языка и литературы филологического факультета Ленинградского государственного университета. В 1971-1973 гг. работал старшим редактором в журнале "Правоведение". В 1973-1985 гг. служил в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР. Автор трех сборников стихов: "Картонные личины", " Пришелец земли" и "Ветер в ничто". Автор 120 "бумажных" публикаций (статьи, публикации документов, подготовка текстов, комментарии), посвященных творчеству Андрея Белого, Александра Блока, В. Брюсова, М. Волошина, А. Ремизова, Ф. Сологуба, В. Зоргенфрея, Ю. Балтрушайтиса, Б. Пастернака и т.д. Публиковался в издательствах: "Наука" ("Литературные памятники"), "Художественная литература", "Советский писатель", "Советская Россия" и др. В сетевом журнале "Русском переплет" ведет обозрение "Кошачий ящик Василия Пригодича". Печатался в журналах и газетах: "Новый мир", "Звезда", "Русская литература", "Новое литературное обозрение", "Новый журнал", "Wiener slawistischer Almanach", "Вести" (Израиль), "Вести" (Таллинн), "Лондонский курьер" и др...