263 Views
Нипочём не угадаешь, с чего бы одно и то же у дороги зовётся извилиной, а у реки излучиной. Разве что дорога – это что-то крестьянское, а река – военное. Или наоборот: дорога – столовое, а река – огородное. Впрочем, лук уместен и на огороде, и на столе, а вот вилка – далеко не только на столе, но и, скажем, в розетке…
Но тут речь даже не об извилине, а о борозде. Наверное, и вправду что-то крестьянское, только не огородное, а полевое, что ли… Почему-то вспоминается здесь совсем не к месту электромагнитное поле.
Словом, шла как-то иголка по борозде, и вдруг – дёрг! Вроде бы кто-то её вбок толкнул. Право слово, глупость какая-то, не знаю, кто это придумал, чтобы иголки ходить умели. А только все так говорят: шла иголка и вдруг дёрнулась. Ну, и мы поверим.
Только она этого не заметила вообще-то – всё-таки иголка, вещь неодушевлённая. И пошла себе дальше.
И вдруг опять – дёрг!
Она во второй раз тоже не заметила и пошла себе опять дальше. Но раза с седьмого-восьмого начала обращать внимание: мол, что-то не то, борозда какая-то всё одинаковая и одинаковая. То есть не потому, что материал везде один – винил, а совсем по другому признаку: словно бы музыка всё время одна и та же. Причём музыка? Что за музыка? Словом, глупость одна. А только рассказывают это как самую настоящую правду.
Но самая большая глупость была не в том, что музыка была одинаковая, а в другом. Пластинка эта была специальным образом записана так, что вызывала в патефоне какие-то неправильные вибрации. Ну, там, инфразвук, резонанс, словом, весь прибор ходуном ходил и разваливался по винтикам. Но не всегда, а именно от этой самой борозды. Иголка, собственно, оттого и соскочила вбок, что вибрации пошли.
Совсем я этого не понимаю: борозда должна быть на поле, а тут пластинка какая-то. Винил ещё приплели. Ну ладно, за что, как говорится, купил, за то и продаю.
Так вот, соскочила, значит, иголка именно оттого, что от звука, записанного в этой борозде, пошла неправильная вибрация, а оттого, что она соскочила, звук начал повторяться, и вибрация начала повторяться. Всё, вроде, правильно пересказал, уф-ф-ф…
А самое хитрое в этой истории было вообще другое. И вот что: на этой самой пластинке было каким-то специальным образом записано, что этим инфразвуком и этими вибрациями нельзя пользоваться против других приборов. Что-то вроде того, что военные записывали сам инфразвук, хотели использовать в военных целях, а потом весь тираж пластинки попал в руки пацифистам, и они в первую борозду дописали: да здравствует мир, нет войне, другим вреда не приносить, давайте жить дружно.
Что-то в этой истории совсем странно. Как может быть тираж у пластинки? Тиражи, вообще-то, бывают у газет и книг. Ну ладно, поверим, чего только в жизни не бывает…
Так вот, сперва, значит, записывали эту пластинку военные. Давно, говорят, записывали, ещё когда патефоны были в ходу. Хотели, должно, использовать вместо иприта, чтобы защищать свою родину от врагов. Цель и вправду благородная. А пацифисты военным все карты спутали. И вышло так, что есть, вроде, оружие, а обращать его против других ну никак не можно. Только причём тут карты? Глупость какую-то я сказал.
А вот того, что против себя нельзя обращать, пацифисты на пластинку не записали. И вышло, что вроде как можно.
А когда оружие долго без употребления лежит, то оно в третьем акте обязательно выстрелит. Неважно, лук это, пулемёт или такая вот патефонная пластинка. Борозды накатаны, стрелы оперены, патроны в ленте – воюй не хочу. Разумеется, против самого себя. Потому что миру мир и вообще надо быть хорошим. Так ведь говорили пацифисты, а они глупостей не говорят.
Конечно, сам патефон так не думал – он ведь тоже был неодушевлённый. Поэтому думал он совсем о другом. Он думал о том, какую красивую он рождает музыку оттого, что иголка его идёт по борозде. И ещё он думал, что многие патефоны уже себя по винтикам развинтили, и это, наверное, модно. А может, и не так думал – знаете, трудно мне встать на место патефона. Должно быть, у него хорошие мысли, правильные, не те глупости, что я тут вам рассказываю.
И вот, пока патефон думал о том, чего я ни за что не угадаю, иголка его шла и шла по одной и той же борозде, и от этого патефон вдруг захотел умереть. Потому что мир вокруг прекрасен, он просто обязан быть прекрасным, нельзя думать о нём плохо, а значит, плох сам патефон. А если ты, выходит, плохой, то зачем дальше крутить свою пластинку?
С чего бы это патефон решил, что он плохой? А вы сами попробуйте-ка, потряситесь так, повибрируйте! Ещё и не такое решите.
Патефон, между прочим, был не какая-нибудь поделка с Малой Арнаутской, а самый настоящий, французский, фирмы “Пате”. А это значит, что он просто не мог в силу своей конструкции работать как-то неправильно. Ну, там, с трясучкой, с вибрациями. И вот тут дальше такая логика: если трясучка всё-таки есть, значит, вовсе он не хороший, и пора ему на помойку. Да и просто хотя бы потому, что теперь все пользуются mp3-плеерами, а патефон – вещь явно морально устаревшая. Он, собственно, только и держался тем, что столько лет работал без единого сбоя, это для него значило: хорошо собран, добротно. А тут, понимаешь, изъян, да какой!
То есть вы понимаете, какая хитрость? Пока пластинка нормальная, то он, выходит, антиквариат и чертовски надёжная, годами проверенная вещь. А как только не та пластинка, он сразу тебе и морально устаревший, и сам во всём виноват… Ну не дурак, а?
Конечно, все мы дураки. Некоторые даже говорят: Господь Бог был придурковат. Потом только поумнел. Чего ж вы от патефона-то хотите?
В общем-то, дурость его вовсе ему не мешала крутить из себя прекрасную музыку. Может, даже помогала. А может, и не помогала. Крутить этот инфразвук с ипритом тоже не мешала и не помогала. Она просто была, дурость эта, и она была красивой, как и сам патефон.
По крайней мере, со стороны.
Патефон – вещь в общем-то, насколько я знаю, достаточно простая. Ручка, иголка, труба, никакой тебе электроники. Поэтому как это так может быть, чтобы на борозде записано, что против других не применять, и патефон всё это понял, я ума не приложу. Но понял, поверил. И начал, значит, потихоньку рассыпаться, чтобы не было больше этой трясучки, а мир снова стал прекрасен.
И поскольку я точно не знаю, как устроены патефоны (я, знаете ли, не инженер), я вряд ли скажу вам, что за шестерёнка такая нашлась там внутри этого ящичка. Вы можете мне даже не поверить, что это была шестерёнка, а сказать: врёшь, там валики и шкивы. Ну, так значит, это был шкив.
И этот самый шкив от такой трясучки вдруг взял да и закатился куда-то в самый тёмный угол патефона и стал там как-то по-особенному крутиться.
Чёрт, какой шкив? О чём я вообще рассказываю? Глупости несу какие-то, полную чушь. Нет чтобы найти в Интернете данные по производству патефонов, списаться с каким-нибудь историком техники… Лезу, в общем, совершенно не в свои дела. А всё потому, что надо как-то объяснить то, что мне рассказали. Нет чтобы просто взять и пересказать как есть… Словом, писатель я, да и только.
В общем, может, это был и не шкив. Но что-то там заработало так, что из проигрывающего прибора патефон стал вдруг записывающим. Между прочим, вполне могу поверить: я в детстве разбирал телефоны и знаю, что из телефонного наушника выходит неплохой микрофон, если только знать, куда проводочки подсоединить.
Ну, а поскольку играл патефон сам себе и сам с собой, а записывать мог только то, что снаружи… А снаружи, если вы помните, были мир и тишина, потому что против других оружие обращать нельзя… Словом, он на место этой ипритовой борозды взял и записал мир и тишину.
А борозда, если вы помните, была с изъяном. То есть это если считать, что на пластинке музыка, это был изъян. Если инфразвук с трясучкой, так это не изъян, а просто-таки стихийное бедствие. А вот когда мир и тишина – то тоже никакой это не изъян, а безусловный переход. Как в программировании.
И как-то так вышло, что записались мир и тишина на эту борозду, и трясучка от этого прекратилась. И патефон, разумеется, встал как просветлённый и совсем не развинтился.
Он и сейчас там стоит. Вот это уже не рассказывали, это я сам видел. Подсунешь ему пластинку из того тиража – он сперва ещё и спросит: вам, мол, какую борозду переписать, военную или пацифистскую? Кому-то же нужно и оружие, им он пацифистскую переписывает. А кому-то нужны мир и покой, им он переписывает военную борозду. И все довольны.
А сам по себе этот патефон крутит из себя музыку. Действительно, хорошую музыку. И тексты, кстати, на самом деле очень даже неплохие.
И вот тоже, кстати, загадка. Слово “действительно” – оно же происходит от слова “действовать”, так? И выражение “на самом деле” примерно от того же самого. Значит, тут разговор вовсе не о каких-то там трансцендентных сущностях, а о том, какую, типа, нажать кнопку, и какая от этого у прибора будет реакция. Так почему же все решили, что нет никакого самого дела? Есть самое дело, есть! Самое дело – это вот то, как в этот раз получилось. Если нажмёшь на кнопку, и от этого загорится лампочка в коридоре, и станет светло, то вот тут оно и есть самое дело. Да.
Человек, который мне всё это рассказал, почему-то очень мерзко после рассказа хихикал. Я его спросил: чего, мол, смеёшься? А он мне ответил: никто не понимает самого главного. Иголка в этой истории – несомненно, фаллический символ, и история в целом – разумеется, о сублимации либидо и об инфантильной зацикленности на материнской фигуре. Военные и пацифисты символизируют две стороны отцовской фигуры. Труба, конечно, символизирует материнское начало, борозда – вагину, а пластинка, шестерёнка и шкив классической интерпретации не поддаются.
Я не стал с ним спорить.
Сергей Алхутов
Практикующий психолог, мастер НЛП, писатель, член СПМ. Публиковался в журналах «Знамя», «Полдень», «Уральский следопыт», автор трёх книг, лонглистер премии «Национальный бестселлер — 2009»