265 Views
Пуля влетела в голень, распотрошила мягкие ткани, застряла в районе бедра. Артема вынесли из-под огня друзья-разведчики и отправили в госпиталь. Благо, оперативная машина была рядом.
Занавески распались. В нос ударило запахом карболки. Перед глазами стояла серая пелена и дома, похожие на окурки свечей, много домов. Они уходили в обратную перспективу, как на иконах, а в центре картины были заплаканные глаза женщины. “Богородица”, — подумал Артем и взмолился. И снова ушел в себя.
— Война для хирурга — опыт. Смотрите и не говорите, что не видели, — посыпался мужской голос сверху. — Взгляните на снимок. Видите, какие кульбиты она проделала. Пуля со смещенным центром тяжести — не миф. В учебнике вы это не прочтете. Огнестрельный перелом средней трети голени пулей калибра 7,62 мм. Наблюдается отклонение от первоначального направления движения пули. Скорее всего, натовская продукция.
— Как вы думаете, Борис Ильич, он жить будет?
— Идиотский вопрос для будущего хирурга. Но я отвечу. Мы за Бога работу не делаем. Но мы должны сделать все, чтобы оттянуть его встречу с Богом. Душу пуля не задела.
— Душу? Шутите? Где ж она находится, эта душа?
— В сатировой железе. Знаете, где у солдата сатирова железа?
— Опять шутите, Борис Ильич…
Сверху посыпался смех, тяжелый желтый смех, от которого замутило. Задрожали дома, похожие на огарки свечей. Заплакала Богородица.
Артема держали на сильных обезболивающих. Когда просыпался, была ночь, когда засыпал тоже ночь. Таблетки и уколы плохо действовали. Боль захватывала в плен тело и душу. Видения были следствием не только лекарств, но боли, которая способна свести с ума самых стойких оловянных солдатиков. В бреду проплыло детство, озарившееся короткими всполохами ясных ощущений. Почему-то припомнилось то, как однажды его несправедливо наказали за что-то родители—за чужой проступок, — и он молчаливо снес наказание, не уронив за день из гордости ни единой слезинки, а ночью, уткнувшись в подушку, дал волю молчаливым слезам. Вспомнил, как немного спустя, стал живо представлять себе собственные похороны: вот он лежит в гробу, маленький Артемка, убранный живыми цветами. За гробиком идут родители: отец — кадровый военный, мама — медсестра. Убиваются, ломают руки, рыдают, просят прощения у неживого Артемки. Выплакавшись в подушку и насладившись раскаянием родителей, Артем, конечно, прощает их и…с улыбкой встает из гроба. Он воскрес! О, счастье! «Мы прощены!» — ликуют родители. Артемка бросается к ним и тонет в слезах. А позади процессии странная женщина, похожая на Богородицу с иконы. И дома — много домов, похожих на осаленные свечи.
В бреду проплыла юность, взрослая жизнь.
Теперь он умирает по-настоящему — он, переживший три военные кампании, кадровый офицер, счастливчик, которого за пятнадцать лет службы не оцарапала ни единая пуля. И вот одна попала — коварная пуля со смещенным центром тяжести. Он узнал про нее все из бесед, лившихся на него сверху, когда глаза ничего не видели, а кругом была грязно-серая пелена. Теперь он видел и чувствовал—чувствовал, что умирает. Разве это возможно?
Артем вздрогнул и открыл глаза. Рядом с ним на кровати сидела женщина в белом халате и ласково гладила его по волосам.
— Ты кто? — спросил Артем, недоуменно разглядывая незнакомку.
— Я твоя жена Ольга, — ответила женщина. — Тебе нужно меньше говорить и больше спать. Спи, Артемка.
Ольга склонилась к пылающему лбу и нежно прикоснулась холодными губами.
— У тебя жар, — сказала она. — Эта пуля…будь она неладна…она прошла сквозь тебя…эта, гадина, чуть тебя не убила. Сейчас у тебя небольшой абсцесс, но это не страшно. Пуля вышла из бедра. Теперь я выучила цифры семь шестьдесят две как отче наш.
— Я знаю, — ответил он.— Я про нее знаю все. Голос сверху.
— Какой голос? — с тревогой спросила Ольга.
— Не знаю. Мужской. К нему обращались «профессор». Он об этой пуле знает все. Такие кульбиты. Мягкая ткань. Натовская игрушка.
— Это заведующий отделением, Борис Ильич, профессор. Преподает хирургию.
— Мне нужно встать. Хочу пойти на улицу. Ко мне должны прийти.
— Кто? — спросила женщина.
— Мои друзья, они вытащили меня из ада.
— Они не смогут сегодня прийти, — отвернулась Ольга, чтобы он не заметил ее слез. — Они придут позже.
— Я знаю, что с ними, — сказал Артем. — Они ко мне уже приходили. Во сне.
Занавес задернулся. Артем очнулся ночью. Рядом с ним сидела уже другая женщина, бледная, красивая, спокойная, похожая на девушку из его юношеских снов.
— Ты кто? — спросил он.
— Я воплощенная женственность, — ответила красавица.
— Сегодня ночью произойдет встреча, — прошептал Артем. — Я это чувствую. Помоги мне, пожалуйста, встать. Я должен встретить своих друзей сам. Помоги мне, Воплощенная Женственность.
— Кто они? — тихо спросила женщина.
— Они мои друзья. Храбрые сердца, оловянные солдатики…Пойдем, ты увидишь их!
Женщина помогла Артему подняться, и они пошли по лесной тропинке. Женщина покорно шла рядом, готовая в любой миг подхватить слабеющего с каждой минутой мужчину. Его левое плечо вдруг подалось назад, словно кто-то невидимый положил на нее тяжелую руку. Артем так и передвигался с откинутым назад левым плечом, как передвигаются люди с серьезными нарушениями мозговой деятельности. Артем догадался, кто положил ему на левое плечо свою холодную костлявую руку. Это была она — белая, похожая на ледяное облако женщина в подвенечном платье. Артем заметил ее раньше, когда он только поднялся с постели. Позади правого плеча, поддерживая мужчину, шел светлоликий юноша, похожий на веселого мальчика-пажа. Это был Ангел-хранитель, от которого веяло свежим дыханием жизни.
— Я не боюсь тебя, — хладнокровно заметил Артем женщине в подвенечном платье. — Ты всего-навсего избавишь меня от боли. Прошу тебя, не цепляйся. У меня не так много сил, чтобы тащить на себе тебя и свое тело. А эту дорогу жизни мне нужно пройти до конца.
Холодная женщина-невеста улыбнулась бездушной улыбкой и не отпустила мужчину.
Артем остановился и вдруг закричал на весь лес, замахнувшись рукой на ведьму.
— А ну-ка пошла прочь, костлявая! — Он с размаху ударил кулаком ледяное облако, но не удержал равновесия, покачнулся…и — открыл глаза.
В больничной палате было тихо. Лунный свет проникал сквозь занавеску. Положив голову на тумбочку, сидя, спала его жена Ольга. Во сне она чему-то улыбалась. А на тумбочке стояла обагренная отблеском луны пуля калибром семь шестьдесят две. Борис Ильич оставил ее офицеру на память.