169 Views
***
Как круглая дура, считаю остаток дней,
а вешу не кругло, и ветер сбивает с ног.
Мне, знаешь, неведомо, что ты вообще за зверь,
но дом твой похож на гроб.
Любить тебя я не умею – и тем бешу.
К тому же ни плакать не хочется, ни чернил.
Ты в уши мне шепчешь – я слышу лишь белый шум
и голову прячу в ил.
Мы, донные твари, едим без разбору всех,
и я ни одной твоей костью не подавлюсь,
сгрызу тебя, как прогорклый лесной орех,
сжую, как червивый груздь.
У нас тут темно, но зато мы умеем тлеть,
и нас пропускают охранники в Ад живьем.
Мне, знаешь, неведомо, что вообще значит смерть,
но гроб мне, похоже, дом.
Как есть
От мира несёт ванилью, когда весна,
весь ворот в помаде чужого цвета –
я встречу со скалкой его со дна, я не буду спать.
Он будет молить о пощаде долго
своим фальцетом.
На мир не взглянуть без слёз: авитаминоз,
похмелье, бессонница, взрыв гормонов,
хребет – как провод, и скручен мозг.
У меня вопрос:
если Бог – любовь,
то каким куском ему мир подобен?
Час ровен тогда, когда рак на горе свистит.
И чёрт – не шутник, он вообще-то серьёзный малый,
он знает: порядок – абстракция, Бог – абстракция,
мир – погиб.
Потому я пишу не рифму,
не в ритм,
как есть.
Значит – как попало.
Спите, жители Багдада.
…А в Багдаде спокойно, в Багдаде тишь
да гладь. Только знать бы, где тот Багдад.
До него мне по желтым домам идти-
шагать, как шагает по дну вода.
Только смерть до краев, до конца со мной –
внутри. На аорте висит, как гриб.
Буду легче, чем смерть – и стеку на дно,
и вдребезги – тот, кто меня творил.
Там, на дне – только пепел. На дне – гореть
дотла. И потом – не уйти со дна.
Все спокойно и тихо.
В Багдаде смерть да гладь.
Обойти бы мне тот Багдад.