153 Views
Зинка тонула. Вода хлестала изо всех щелей, из окон, которые внезапно разверзлись на потолке, выпуская жёсткие пронизывающие струи дождя, заливающего весь её мир – все девять метров, сузившиеся до ветхой узкой кровати, в которую вжалось дряхлое Зинкино тело в попытке спастись от внезапного потопа. Кровать всплыла, хаотично крутясь по рябой нервно дрожащей поверхности озера, внезапно образовавшегося в пустоте комнаты и вздымающегося всё выше и выше, пока уровень убийственно- холодной жидкости не покрыл старушку целиком, оставив снаружи лишь перепуганное покорёженное временем лицо, искажённое вдобавок гримасой несуразного ужаса. Последним отчаянным усилием она приподнялась на локотках и заверещала тонкой пронзительной скороговоркой, обессиленно гаснущей с каждым последующим словом: Боже, спаси, боже, спаси, боже, боже, боже…
Верещание взвилось ввысь снопом разноцветной бисерной пыли, ответно задребезжало оконное стекло, непрочно торчащее в клетке облезлой деревянной рамы. Гарик очнулся от полупьяной дрёмы и вслушался в тихий всхлипывающий вопль из соседней комнаты. «Откидывается, что ли, наконец», – мелькнула в его замутнённом мозгу неуклюжая мысль, приправленная то ли лёгким неуловимым облегчением, то ли непроизвольным сожалением…
Неохотно он отодрал тело от своего лежбища и медленно потащился к бабкиной комнате. По-хозяйски размашисто распахнул квёлую старухину дверь, и вода живым потоком хлынула в коридор, обмочив по пояс Гарика и заставив его смачно выругаться. Мельком он глянул в тусклую предутреннюю хмурь Зинкиной каморки и, кинув ей хрипловатое: «Ща», – бросился вниз, в подвал, перекрывать вентили, потом вверх, на этаж выше, к соседям, колотить и материть их безответную плотно закупоренную дверь, после чего наконец с неторопливой озабочённостью двинулся на свой этаж спасать ЗинИванну, уж очень задержавшуюся на этом свете в пока ещё своём, но давно уже завещанном Гарику помещении. Конечно, добрая половина её пенсии оседала горячительной жидкостью во всех клетках Гарикиного организма… Так что, в общем, ему одинаково выгодна была и смерть, и жизнь бабки, и после некоторых колебаний он решил о ней позаботиться. На данный момент однозначно это сулило ему некоторую пользу, а что там с её гостинкой получится в дальнейшем – вообще пока не ясно.
*
Сергей с Аней занырнули в замызганный подъезд своей свечки, втянув ноздрями привычный ненавязчивый смрад, тянущийся из мусоропровода. «Ах, запах дома моего, – хохотнула Аня, но призахлопнулась да приосанилась, столкнувшись с суровым взором женской особи неопределённого возраста, непонятной наружности и невнятного содержания, спускавшейся к ним навстречу в сопровождении безмолвной отрешённой девочки лет пяти и овчароподобной собаки, посыкивающей по пути и оставляющей за собой резко пахнущий каплеобразный след. «Вы чуть было не убили бабушку», – глуховатым равнодушно-спокойным голосом произнесла тётка, приостановившись на мгновение, чтобы пропустить молодых людей. Девочка пристально, но безэмоционально взглянула на них из-под длинной, неровно обстриженной чёлки, а псина испуганно задрожала, непроизвольно выпустив из себя целую лужицу жидкости.
«Интересно, когда же это мы успели? Нас сутки не было дома», – дружелюбно улыбнулся Сергей, стараясь не смотреть ни на бесстрастного ребёнка, ни на чувствительное животное. «Вы залили её, 92 года всё-таки, не каждое сердце выдержит», – с монотонным безразличием проговорила женщина и двинулась со своими подопечными дальше. «Мы не выключили кран, что ли?» – досадливо поморщился Сергей, а Аня взглянула на зассанную лестницу с тоскливой брезгливостью: «Думаешь, она их бьёт?». – «Я вообще не думаю об этом, – резко отозвался парень, – слабоумное дитя да старая собака, которая скоро сдохнет. Как будто у них есть другие варианты. Пошли разбираться с бабкой. Только этой хрени нам не хватало».
*
Зинка была суетлива, говорлива, оживлена. Уже 10 лет как артрит беспощадно сковал её тело, лишив возможности свободно перемещаться в пространстве. Уже 10 лет кроме почтальона, приносящего пенсию, Гарика и его постоянных собутыльников, проживающих тут же в их секции в комнатах по соседству, она не видела ни одной живой души. И тут нечаянный сюрприз, неожиданный подарок – молодая парочка, по недомыслию которой она пару часов бултыхалась в ледяной воде, явилась в гости с конфетами, фруктами и желанием сгладить свою вину. Сергей мерил стены, попутно сдирая грязные обрывки обоев с полугнилых стен. Аня невидяще смотрела в окно, рассеянно слушая причитания старушки, вдыхая чужие запахи и чувствуя непреодолимое желание выйти на воздух. Гарик вальяжно подпирал стену, его испитая изжёванная физиономия раздувалась от осознания собственной важности и морального превосходства:
– Ай-ай-ай, – приговаривал он укоризненно Сергею, искоса поглядывая на девушку (ничё такая, жопастенькая). – Надо же, так с бабушкой. Думал, всё, кончится, старая. Как же так можно, молодые люди?
– Ты кто такой? – хмуро взглянул на него Сергей.
– Я? – с достоинством приосанился тот. – Я помогаю Зинаиде
Ивановне, друг, опекун, можно сказать.
– Ты бы чесал отсюда, друг и опекун, можно сказать…
– Эй, паря, на бутылку хоть дай, я ж бабульку с того света
возвращал.
– Перебьёшься, Анубис херов…
– Вот сука.
– Зинаида Ивановна, мы завтра придём с обоями, часам к 10, всё переклеим, потолок покрасим. Пошли, Аня.
*
Первый звонок грянул в 5.25. Он был требовательный, настойчивый, беспощадно продолжительный. «Не открывай, – сонно буркнул Сергей. – Сказали же ей – в 10». Но Аня в лениво просыпающемся любопытстве вылезла из кровати и, прошлёпав голыми ногами по замусоренному ковролину общего коридора к входной двери, высунула голову в душновато-вонючий мрак подъезда, и уши её уловили еле слышное шарканье ног внизу. Она вернулась обратно и рухнула в постель, потиранием стоп о край кровати стряхивая прилипший песок. Потом пронзительный трезвон раздалсяв 5.55, а далее в 6.15, в 6.35… Они лежали на койке, бездумно пялясь в полегоньку рассеивающуюся темень и вслушиваясь в звук, раскалывающий тишину на тысячи мельчайших фрагментов, закупоривающих уши. «Вроде ж неходячая почти. Как она сюда взлетает-то? Главное, я никак не могу её поймать, она улепётывает прежде, чем я добегаю до двери», – озадаченно проронила девушка. «У неё появилась цель в жизни. Или вода оказалась животворной, – отозвался Сергей. – Ты на хрена, кстати, такие дорогие обои купила? Какие-нибудь бумажные в самый раз пришлись бы, с цветочками. Ярко и дёшево». «Да, ладно, пусть…. – небрежно протянула Аня. – Надо вставать, что уж тут, она не оставит попыток нас задолбать».
Выскользнув из-под одеяла да спрятавшись от утреннего пространственного неуюта в плюш халата, она двинулась в душ. «Раньше отстреляемся зато, – хмыкнул в ответ парень, принуждая себя приподняться и прислушиваясь к вяло и прерывисто застучавшему шуму воды. – Не вылазь, я к тебе…»
*
Они работали молча. Зинка наблюдала, как они двигаются. Девка, коротко обчекрыженная, тяжеловато-неловкая, не произносила ни слова, недовольно и придирчиво посматривая по сторонам и только изредка осторожно скользя поверхностным взглядом по Зинке. Парень – симпатичный, сосредоточенный, длинные волосы, очки в тонкой оправе – покорно внимал старухе. А из неё хаотично и оскольчато вылетали воспоминания о былом, неясные силуэты ухажёров всплывали в уме, а какая коса у неё была, ниже попы, а она ни-ни, а парни кружили вокруг, так и называли её – Зинка-змея, потому что она ни-ни, а коса, а глазищи… А Гарик хороший, он ей как сын, злой, правда, иногда, хлеба не допросишься, толкнуть может, двинул как-то, не со зла, по пьяни, но денег дашь – успокаивается, помогает ей, так, хоть помирать будешь, есть кого позвать… И всё-таки девки раньше другие были – настоящие, глаза, волосы, а сейчас что, ну прям смотреть не на что, а тогда реально коса по пояс, расплетешь– ну, вся как в покрывале, никакой шубы не надо, да, так и называли её парни – Зинка-змея, а она ни-ни… Раньше-то ещё хоть как-то спускалась, на улицу ходила, а сейчас ноги вообще не ходят, с шестого этажа спуститься – как в космос полететь, а Гагарин какой красавчик был, все сохли по нему… Телевизора, плохо, нет, так бы посмотреть хоть иногда, а то скучно порой, прям скучно и поговорить не с кем, Гарик забрал телевизор давно уже, лет пять назад, всё обещался новый купить, да где ему, ему бы женщину хорошую, она бы за него взялась, ведь хороший мужик, но разве ж есть сейчас женщины такие, чтоб собой могли пожертвовать, ведь хороший парень, ведь правда… Да, а коса у неё и впрямь такая была, ну вот все, все завидовали. Да, да, Зинка-змея… Сам начальник… А она ни-ни…
– Вы хоть заходите иногда. – Зинка плелась за ними по коридору, прислушиваясь к бурлению недоговорённых фраз внутри себя, припадая то на одну, то на другую ногу, кряхтя от натуги, но упрямо шкандыбая за ними до самого порога…
– Хорошо, Зинаида Ивановна, – серьёзно ответил Сергей, приоткрывая скрипучую дверь и жестом приглашая толстожопую свою пройти, а девка только искоса глянула, да головой кивнула и шмыг за дверь, обиделась, видать, а что, правду сказала, и впрямь девки не те, вот у Зинки какая коса была, все мужики так и говорили: Зинка-змея, глазищи какие, а косища, а она ни-ни… А это что, ну, смотреть не на что…
Зинка, ковыляя, придерживая расползающиеся стены, снова и снова повторяя бессвязные слова, непроизвольно вспучивающиеся в её голове, вернулась в свою комнату, преобразившуюся за эти несколько часов во что-то чужое и слишком светлое (к чему надо было ещё привыкнуть) и опустевшую враз. Бледноваты обои, пожадничали, видать, её яркие были, в цветочек, но хоть так. Чисто зато, но отчего- то тихо стало совсем. Собачий визг донёсся с улицы, Зинка поволокла себя на звук к окну, солнце больно пронзило её слезящиеся старческие глаза, опустив и прищурив которые, она увидела внизу на спортивной площадке три фигурки – женщина, а по бокам ребёнок и собака. Женщина стояла очень прямо, скрестив руки на груди, рядом в полной обездвиженности примостилась девочка, уставив глаза в землю, собака присела рядом на полусогнутых задних ногах, втроём они застыли, крепко спаянные отчуждением и нуждой друг в друге.
«Почему девочка не бегает?» – обеспокоенно подумала вдруг Зинка. Дети должны бегать. У неё была девочка, давно, бегала, бегала и собака была, была ведь собака… Где только они – девочка, собака? Где? Зинка устало опустилась на шаткий табурет, опрокинув лицо на подоконник… Солнце нещадно палило в окно, заливая холодным светом комнату, ставшую и так слишком светлой, слишком пустой…
*
Когда солнце ярко светит прямо в глаза, хочется лишь одного – принакрыть глаза веками – и сразу мир превращается в сплошное нежно-кровянистое свечение. И больше ничего. И только плавно и замедленно дёргающиеся вверх-вниз, тонущие и всплывающие в многомерном сиянии чёрные мушки, невесть откуда взявшиеся, да какая-то мутноватая рябь, словно призрачная мерцающая лужа, сплющивающаяся и растягивающаяся гармошкой в светящейся вязкой пустоте. Наверно, какая-нибудь амёба, инфузория-туфелька живёт именно так – подзависнув в густой и тягучей глухо-слепо- немоте, растворённая в жизни, как в ампуле с физраствором. Жизнь как жизнь, незаметная и торжественная, неизменная раз и навсегда. Хоть нанизывай её на ниточку, хоть насаживай на вилочку, хоть прожигай спичечкой. Лопнет на мгновение и вновь вздуется рядышком беспечным пузыриком, наполненным неведомым смыслом…
Дина Измайлова
Дина Измайлова — 03.01.1980 г. Проживает в г. Владивосток, Приморский край. Публиковалась в журналах «Дальний Восток», «Новая литература», "Топос", "Гостиная". 2008 г. — Сборник рассказов «А из пуза — карапузы», издательство «Русский берег», Владивосток. 2022 г. — «Всё, что над землей — небо» — Издательство «ПЛАНЖ», Москва. Член Союза писателей ХХI века с 2023 года.