163 Views
Мир на паузе
Ты вылезаешь из ужаса, грохота,
Ты вылезаешь из «плохо» как хохота,
Ты вылезаешь из мяса и хаоса.
Мир этот кто-то поставил на паузу.
Кажется всё, что случилось недавно,
Было все время, было всегдавно,
Как в инфернальной какой-то давильне,
Как в идеальном линчевском фильме.
Сашенька шла по шоссе в никуда,
Русскому аду вторили «Да!»
Некрофилии некропионеры.
Кажется, было всё до нашей эры.
Не доживая до дежавю,
Неоживаемым я доживу,
Неоживаемым вашим и нашим,
Скушала сушку девочка Саша.
Скуку кошмарную, злой колобок
Пряничный кремль. Бешеный бог —
Этот знакомый с детства нам гнозис.
Станет занозой, гнойной занозой!
Саша идёт по шоссе и боится,
Саша идёт по шоссе и двоится.
Входит в сансарную мира петлю
И говорит — «Я тебя не люблю».
Мир не меняется, мир не меняется,
Только сакральное знание знается,
Всякий вопрос подвисал на петле,
Где бытие замирало во зле.
Ибо так ему угодно
Мне кажется, что вечность — чувство зла,
Где помнишь — никогда не размыкалась мгла.
И даже мать, когда тебя рожала,
Как лошадь жадная сухую мглу лакала.
Мы были не бесплотны, но милы,
Когда безропотно валились в мир из мглы.
Сопротивляться жизни нету сил.
Но и не-жизни омут тоже мглою был.
Осиновым уколом, злой иглой
Звонило колоколом всё, что было мглой.
Всё что звонило, всё звонило по тебе.
И мгла завыла, поднимаясь до небес.
Как големов всевластье легетим-
Но, так городу не хватит гильотин,
Чтобы возвысить всех, кто пал на дно,
Не потому, что гибельно оно,
А потому что в бытии крови и пота
В паденье лишь — возможность для полета.
Поэтому от смерти до рождения
Ты на качелях вечного паденья
Как Падов, чей мамлеевский оскал
Нашел себя среди кривых зеркал,
Где знак вопроса до смертельного узла
Завяжет висельник как галстук новомодный
Повешенностью точки став с угла,
Где горизонты раскрывала мгла
И не кончалась, ибо так ему угодно.
Где мерцает мир иллюзий
Где мерцает мир иллюзий,
Там сегодня мир контузий.
Надо сузить, надо сузить
Там, где человек широк,
Где ступаешь за порог —
Умер «бог».
Где-то Ницше веселится,
Потому что зло не злится.
Зло проходит, зло течёт,
Зло похоже на расчёт.
Как ступаешь за порог,
Зло как бытия итог.
Ваши грёзы съюзал юзер.
Ваша цифра — номер груза.
Как чумная муха — муза
Повелителю верна.
Говорили тебе в детстве —
«Если в бездночку вглядеться,
Сам ты станешь этой бездной,
У которой нету дна.»
Вот и смотримся в себя,
Не любя.
В воде
Вы говорите любовь — первейшая необходимость.
Но это манипуляция, чтоб сделать вас должным, оприходовать, поиметь,
Подключить к матрице, к эгрегору,
А потом отключить, убить.
У меня нет такой необходимости,
Как нет необходимости в любой абстракции.
Я и без любви как рыба в воде.
В экстремальных ситуациях
Я как рыба в воде.
Мне все говорили —
Есть что-то важней
Власти, славы, ума, красоты, ресурса.
Говорили — вырастешь, поймёшь.
А на деле — вырастешь — умрёшь.
И правда, нет ничего важней
Красоты,
Ума,
Власти,
Ресурса,
Славы.
В них я как рыба в воде,
Я без них — никто и нигде.
Говорили — будь выше этого,
На самом деле ниже —
Птичкой-невеличкой,
Анной Карениной
Под электричкой.
Вся культура, философия, религия —
Попытка подменить настоящие ценности ненастоящими.
Прощай, кровавая Мария!
Когда атлант затопит печи,
Когда Ильич восстанет вдруг,
Тебе не хватит русской речи,
Чтоб облачить в глагол испуг.
Испуг? Скорее отвращенье
Вот постмодерн, повтор, топор,
Старухи, ждущие отмщенья,
Давно свой пишут приговор.
По три процента с идиота,
Беря из вечности и впрок,
Марию, словно Дон Кихота
Они отводят в уголок,
Не отпускают патриотки.
Напрасно ждал Наполеон.
В России превращали вод(к)у
В залоговый аукцион.
В России превращали воду
В свободу, что прошлась нагой.
А нынче — статуя свободы
И та — иноагент, изгой.
Среди газонов иностранных,
В буржуйском тленье Лондонá,
Зачем тебе в ГД, Зюганов?
Чтоб слили наши имена?
Где «умное голосованье»,
Там только подлость, только блеф,
Вы были до и с основанья —
Агентами КПРФ.
Нам ничего давно не страшно,
Но среди псевдо-оппов знай —
Каждый второй — латентно красный
И кого хочешь — выбирай!
Прощай, кровавая Мария!
Там, где встающие с колен,
Из года в год, да как чумные,
Всё проклинают ЕБН.
Ни хоррора, ни детектива,
Сплошное no future лишь,
Всё нафталин, ретроспектива
Перловка, Шишкин, просто шиш.
И всё-таки, слегка неловко,
Когда по миру кровь и смерть,
Смотреть, как падает перловка,
Чтоб испариться не посметь.
Она возникла так некстати
Чтоб стать началом всех начал,
Чтоб зритель закричал «Предатель!»
Но зритель нет, не закричал.
Пролетарий постмодерна
Чтоб не лазить по подвалам
Византийского дворца,
Лучше б сразу предъявляли
Счет творению «творца».
Ясно же, кто «первый начал»,
Тот и порчу здесь навел!
В сей логической задаче —
Это словно стул и стол.
Словно А и Б на чёрной
Нефтяной трубе сидят.
Словно здесь в аду Адорно,
Что рифмует все подряд.
Здесь такая очевидность,
Что за чем произошло!
Не за Ельцина обидно,
За добро и, сука, зло!
За последовательность, смысл,
За начало и конец.
Что как в Виндовсе зависли?
Что замкнуло на дворец?
Так в катарсисе летальном,
Замышляя передел,
Постмодерна пролетарий
Пролетал и …пролетел.
Потусторонний
Где прошлое в загадках и отмычках,
Я сожалею о плохих привычках.
Но не о том, что укорачивали дни,
А лишь о том, что брошены они.
А в эти дни привычек лучших трата
Всё делает же из тебя кастрата,
Нет, не инстинктов. Истин, новизны.
Ты ограничен. Чувством ли вины,
Инстинктом страха, самосохранения.
Людей влечёт как антипреступленье
Тупая благостность, иллюзия здоровья,
Подобье нормы. Почвой или кровью
Их всех потом в могилу засосёт
И праведник с убийцею возляжет.
А я из тех, кто знает наперёд —
Меня никто на свете не накажет.
Ни божьего суда и не людского
Я не приемлю ничего такого.
И как субъект качается на троне,
Потустороннего встречает Посторонний…
От молочки до ядерки
Как в реальности гладенькой,
Уменьшая, ласкать,
Как ведущим на радио
Письма счастья писать.
Бытие, сама суть его
Ускользала так зло!
Уменьшительным суффиксом
Мир пронзался светло.
И теперь не заглядывай
За предел, за предел!
От молочки до ядерки —
Передел, передел!
С Строгино до Отрадного
Будто с рейва до Рейха.
От молочки до ядерки —
Запятая как плеть.
Честных правил здесь дяденьки
Изнывают от смеха и
От молочки до ядерки
Присягают терпеть.
Как узка речка Яуза
Симоволическим эхом.
Истерической паузой
Начинается смерть.
От молочки до ядерки —
Всё в эфире помехи.
От молочки до ядерки
Убежать не успеть.
Алина Витухновская
Родилась в 1973 году в Москве. Публикуется с 1993 г., автор нескольких книг стихов и прозы, в том числе «Аномализм» (1993), «Детская книга мёртвых» (1994), «Последняя старуха-процентщица русской литературы» (1996), «Собака Павлова» (1996; 1999), «Земля Нуля» (1997). На немецком языке вышла книга «Schwarze Ikone» (2002), «Чёрная Икона русской литературы» (2005), «Мир как Воля и Преступление» (2014), «Чёрная Икона русской литературы» (2014), «Сборник стихов А. Витухновской ДООС-Поэзия» (2015), «Человек с синдромом дна» (2017), «Меланхолический конструктор» (2017), «Записки материалиста» (2019), «Постмодернистские постстихи» (2020), «Девочка и козел» (2020). Член Союза писателей Москвы, член ПЭН-Москва, член Международного ПЕН-Клуба. Была награждена литературной премией Альфреда Топфера (Германия). Стихи переводились и публиковались в немецкой, французской, английской, шведской и финской прессе. Её стихотворение также прозвучало в сериале "Школа" авангардного российского режиссёра Валерии Гай-Германики.