63 Views
* * *
слёзы капали градом и дождём моросили,
ведь болела любовь словно рана сквозная.
я люблю тебя больше всей жизни. в России.
ведь я только ее, к сожалению, знаю.
безрассудная страсть словно вывих – так лихо…
жизнь сердечко рисует. и чертит аорту.
я люблю тебя больше, чем я ищу выход –
ты поможешь найти, или все-таки — к чёрту?
мы ведь всё прозевали, когда нам сказали,
что не склеившим ласты — и море по пояс.
я тебя не хочу отпускать на вокзале,
и я очень хочу опоздать на твой поезд.
на толканье толпы я собачкою тявкаю.
всем нам светит с небес вечный ноль и омега.
что-то есть за бронёй у тебя очень мягкое…
мягче снега. бывает ли так? мягче снега…
это ж правда нужна ничертовая меткость —
покидать ожидания. с точностью в урну.
полюбила тебя… за реснички и смелость
говорить то, что думаешь. пусть и сумбурно.
вновь покроется льдом всё, впитавшее влагу
моих слёз. и сплетутся все тропы в косичку.
я влюбилась в тебя за чудную отвагу
полюбить то, что делаешь. пусть и токсично.
всё мелькают прохожие с постными лицами.
это выбор: погреться, иль все ж отдышаться?
я боюсь тебя сильно, но меньше милиции.
это нам оставляет какие-то шансы.
захочу поделиться с тобой… и забуду чем.
нас просили молчать. а давай им откажем!
я люблю тебя больше, чем думать о будущем.
о моём. и о нашем. и даже о Нашем.
ты ушёл, и с тобою ушло настоящее.
сколько мне тебя ждать — до конца ли, недельку ли?
мысли снова кишат, словно скопища ящериц.
значит всем оторву им хвосты на поделки я.
я боюсь их… попробуем быть неприметными?
лишь приметив тебя, я не верю в приметы.
в моём сердце тревоги несутся кометами —
значит поотрываю хвосты и кометам…
но не знаю я все же, что делать с тоской моей —
сколько лет той печали, и вечно ли длилась та?
я и вправду могу полюбить за оскомину
от хурмы всей обыденной несправедливости.
в дверь ума снова сердце колотится бешено.
коль на нас всё сказалось, и сказка скажись моя!
прорываюсь домой сквозь ментов и гэбэшников
и люблю тебя больше вот этой всей жизни я!
13.12.23
* * *
вот пришёл слабый дождь, а сильного подождем —
непрерывной он даст в блокноты стекать струе.
я в мурашках дрожу осиново под дождём —
листья-ноты дают вибрацию всей струне.
снова капля, как сок отжатый, стекает вниз.
всех нас, кто был силён, ожидание изнурит.
если хочешь заставить меня задрожать — коснись:
этот ритм или дрожь появится изнутри.
здесь мечты нет сильней, чем “в комнате мы одни”,
её не унесёт течением жутких дней.
если что-нибудь вдруг наладится, маякни.
и тогда уж, наверно, я задрожу сильней.
чайной розы закат, как сияние камелька:
он согреет лишь чуть, но избавит от злобы дня.
я хочу как внезапный лазерный луч, мелькать,
чтоб когда-нибудь ты перестал забывать меня.
словно облако — грани перистого листа,
у тебя и у бога клянчила одного:
перестал забывать чтоб — помнить не перестал,
без вопроса вот этого вечного: “для чего?”
я пристану к тебе напрасно, скажу: “прости”,
когда, если увижу. млею — не побежать…
просто даже когда перестанет трава расти,
будет мёрзлый побег ещё под землёю ждать.
я не вижу тебя, но хочется подмигнуть,
расколоть этот камень, видеть тебя живым…
помню, как я сидела — падала в эту муть:
в этот тёмный колодец сквозь пелену листвы…
перестали перста тянуть себя к близнецам,
только все теребили маленький перстенек…
я, рассудком рискуя, хочу не забыть лица,
чтоб отбиться от рук и выпросить быть у ног.
море слёз затвердеет светом, создав кристалл.
я хочу не пытаться что-либо заслужить,
но хочу, чтобы каждый что-то не перестал:
я стремлюсь быть с тобой и не перестану жить.
многоточие — точка, что обернулась вспять.
ветер в листья — я всё летучей день ото дня.
соберу все листочки и буду на них писать,
и вся чёрная туча выльется из меня.
на бумагу все вылью, с собой возьму лишь пяток
слов покрепче, но ты меня больше не огорчай.
у меня в голове отчаянный кипяток,
чтоб тебе заварить из мыслей с дороги чай.
пораженье — проснувшись рано, начать грубить
с недосыпа: нам всяк в убывании побратим,
разве только тирана правда хотим убить
или муху потом убиваем, но не хотим.
сколько вынести нам? наверно, ещё ушат.
всяк, кто мыслит не так, считается наглецом.
а убитая муха оставила мне мушат,
что, как мысль о тебе, садятся мне на лицо.
эта мысль о тебе, всю душу мне теребит:
в этой мысли не листья преют — цветы цветут…
тиранию тоски напрасно хотим убить:
эта злющая муха-феникс все ещё тут.
эта сонная муха должна подождать зимы,
заземлиться, унять внесённую мною дрожь…
и тогда вдруг проснёмся ждавшие жизни мы,
первый снег заметёт все листья, и ты придёшь.
24.10.23, 13. 01.24
* * *
Выплывала душа из-за острова, но не на стрежень,
Жизнь текла, как смола, продвигаясь за сутки на пядь…
Как же жутко во тьме скрежетал мой стираемый стержень,
Я стиралась, как грифель: боялась сломаться опять…
И опять, и опять… И опять я тебя рисовала,
Не умея совсем ни черта — но с чертами везло —
Наблюдая, как прядь сорвалась с лицевого овала,
Позволяя жестоким губам улыбнуться мне зло.
Да, вот так – до мельчайшей черты — интересны мне люди,
А мой стержень, как ствол, истекающий краской, смолист…
Ты вдруг ожил, сходящий с листа… И сказал, что не любишь,
И, закрыв мне глаза, вновь покорно вернулся на лист.
09.03.21
* * *
буду сердцем с тобой,
когда всех поведут на убой:
мне не будет дела до них,
и нас не убьют.
побеждённой виной
буду, небо поднявшей волной…
и мы будем одни.
и нам будет не нужен уют.
жизнь — летящей стрелой…
она будет по-прежнему злой,
но мы будем немного добрее и к ней, и к себе.
нежность — крепкой скалой,
но любовь отыскала мой крой:
твои губы придут и добреют меня по резьбе…
мир ужасен стрельбой,
но я просто останусь с тобой.
даже если не рядом —
тобой пропиталась уже…
ранней-ранней весной
весь уходит мой слой наносной,
превращая в тебя миллиарды моих миражей.
мир по праву ничей,
но твоих чёрных глаз не ночней…
я — твой трос,
твой отчаянный парус сегодня надут.
тьма в дубраве свиней…
но мы будем их просто сильней!
и тогда они все не проснутся…
а просто уйдут.
28.08.24
* * *
меня обвивает тисками плющ,
плющит в лепешку,
из которой будут выпекать маленькую тарелочку.
может быть, будет получше.
может быть, будет поплоше.
с тобою бьётся. моё сердечко. нарисуй стрелочку.
с тобой бьётся оно опять
не на жизнь, а на смерть,
но не надо изображать кулачками его желудочки.
как упасть, чтоб не встать?
и поднимут меня. на смех.
в голове опилки, в ладонях — жёлуди, в сумке — удочки…
на которые я попадаюсь вот постоянно.
не заметь, что со мной происходит,
ну правда… пожалуйста…
я вообще хорошо стою, но я очень пьяная,
и мой мир покидает холод,
а я поражаюсь ему.
и неважно уже, кем ты был
и что со мной сделал.
и неважно уже, кем ты будешь:
никем не будешь.
растопи мою лужу из слёз, что заледенела,
пусть и быть не может любви… один бред и блуд лишь.
не узнает никто ничего: сейчас так и задумано.
не узнает никто. и ты не узнаешь тоже.
в моём дне тонет зарева свод,
и моя мысль заумна,
и язык — мой враг — создан, чтобы меня уничтожить.
и я чувствую, словно шарашит солнца зенит в очки:
так приводятся в чувство, так вывих вправляют плясом…
я стою, окопавшись, но кто-то тянет за ниточку
и мне с каждой секундой сложнее сопротивляться.
надоело уже ворошить то, что разворошено…
пора взгляд задержать не там. на секунду даже.
если это случилось, то ничего хорошего…
если это случилось — значит, я буду жить дальше…
все опоры в овраг и кубарем с пьедестала…
я скучала по жизни, как колос по молотьбе.
я тебя перестала любить, но не перестала.
и по правде сказать, этот стих вообще не тебе.
30.10.24
* * *
расплескай меня нечаянно,
не донеси до дома.
жизнь — хлёсткое отчаяние
всевидящего рандома.
поддень ногтем:
увидь, что и так рвалось…
душа — это где нет рук. там нет ног, там…
нет головы и волос.
увидь, что я не застегнула пуговицу
там, где мне хочется что-нибудь рассказать.
я раздеваю слово, как луковицу:
слой за слоем. весь этот издевательский маскарад.
увидь, что у меня в квартире дверь нараспашку,
хоть проверено, что закрыто.
сто семнадцать примерно раз.
и если не хочешь узнать ответ, то не спрашивай,
а неси разбитое корыто.
ведь луковица не уменьшилась. она просто вверх разрослась.
только дотронься, чтоб оно всё распалось —
я очень злой, я бешеный огурец…
ведь у ушей моих хватило б, поди, запала
сразу на несколько вдребезги разбитых сердец.
жаль нельзя перестроить себя, разрушив,
и улыбнуться, услышав: “хорош хандрить!”
принеси мне , пожалуйста, платок покрыть душу,
а то реально страшно на улицу выходить.
я водоворот, я водосток, водопад…
это не грусть. это в себе слеза.
посмотри на меня нарочито, жестоко и невпопад:
я ведь трусиха — я отведу глаза…
просто затмение. мир рушится, как в кино…
я отражаю чарующий свет неземной…
просто заметь меня! я просто никто.
и вчера вечером ты говорил не со мной.
слово простое —
больное моё естество.
мир без него — вороная дождливая жуть.
просто не стоит…
не стоит ждать ничего
и тогда перед смертью, наверно, дождусь…
07.11.24
Дана Надольская
Автор о себе: "Я выросла в зелёном академгородке рядом с Москвой, который впоследствии стал Москвой и менее зеленым, но белки там всё ещё прыгают. В детстве занималась музыкой и играла на скрипке — инструмент впоследствии забросила, о чем теперь жалею, но возможно, это каким-то косвенным образом повлияло на обостренное восприятие поэзии. Стихи мне всегда было проще и интереснее воспринимать, нежели прозу. Я зачитывалась стихами, а мои первые попытки написать собственное стихотворение были в девять и четырнадцать лет. Но тогда это были ещё совсем детские стихи. Полноценно начала писать в восемнадцать лет — тогда решила, что хочу "обточить своё перо" и строчила черновики каждый день около года. Потом отпустила себя и пишу лишь по вдохновению — правда, ему иногда нужно немножечко помочь. Училась писать исключительно самостоятельно, подглядев в детстве где-то пару правил стихосложения, а потом их успешно забыв. Жанр, в котором пишу, я для себя определяю как "лирический абсурдизм": меня обычно побуждают писать сильные эмоции, а дальше возникает калейдоскоп образов и созвучий, который остаётся собрать в своего рода мозаику. Возможно, присутствовало влияние идей формализма как течения на мой способ писать: смысл мне важен, но ещё важнее то, как работают звуки, и нередко они частично формируют смысл. И это не то, чтобы про гладкость и музыкальность — я нередко пишу рваным ритмом. На мои эксперименты с созвучиями несомненно повлияла поэзия Маяковского, при том, что взглядов его я никогда не разделяла. При этом для меня вначале было характерно невежество относительно существования некоторых его произведений, и кое-какие фонетические ходы, которые я считала своей находкой, я с ужасом обнаружила открытыми им. По образованию я культуролог, но редко пишу отсылками: в стихах мне больше важна спонтанность и передача аффекта. А боли в моих стихах было много всегда, но в последнее время я, кажется, осознанно движусь к передаче через слово не только своей боли, но и боли других. Не мне судить, насколько у меня это получается. В целом, для меня стихосложение — это способ переводить грустное и непонятное в красивое. И я думаю, это то, для чего здесь нахожусь я и мои друзья"