12 Views
Тридцать седьмой
Тридцать седьмой. Воркута.
Ветер вгрызается в тело.
Кажется, не заперта
Во временные пределы
Дверь, что скрипит на мотив
Каторжных, лагерных “Мурок”.
Здравствуй, страна перспектив
Новых ГУЛАГов и “жмурок”.
Катишься как колобок
В пасть не медведю, так волку.
Сколько безлюдных дорог
Надо оставить потомкам?
Вены твоих лагерей
В тромбах загубленных судеб.
Вышколен новый халдей
С душами граждан на блюде
По пятаку за кило
Вместе с глазурью победы.
В мае холмы замело,
Где дотлевают скелеты
Прошлой кровавой войны,
Нынче украденной новой.
Те, что лежат без вины,
Стали виною
И доводом.
Мы и они — две страны.
Мы и они — два народа.
Как и тогда, пацаны
Кровью оплатят свободу.
А для победы всегда
Рвётся из клетки наружу
Тридцать седьмой. Воркута.
Ветер вгрызается в душу.
Сниму жильё
СНИМУ ЖИЛЬЁ
до окончания войны,
Мне всё равно: квартиру или домик,
И кто сосед — семейный или гомик,
Пусть даже абстинентный алкоголик —
Мне лишь бы стены с эхом тишины.
Не приведу подвыпивших друзей,
Продажным девам не открою двери.
Любовь и дружба в маске лицемерия
Меня навеки отучили верить
В живительное снадобье страстей.
В быту не привередлив, не курю,
Нет ни одной губительной привычки,
Газ выключаю, экономлю спички,
Оплата вовремя, всегда наличкой.
Дворовое зверьё усыновлю.
Не надо скидок, выбрал свой дисконт
Спасением души, ума и плоти.
А “за поговорить” всегда не против.
Особенно в осенней непогоде,
Когда в ноге с протезом дискомфорт…
Ностальгия
Вернусь на Родину, когда тоской
Накроет как морской волною бухту,
Вернусь в страну, я не её изгой,
Приеду, словно вышла на минуту,
А там срывает лист календаря
Осенний ветер, обнажая поле,
И лес горчит дождями октября
В мозаике родного Подмосковья.
Зовут с собой, курлычут журавли,
А я им привезла благословение
Из тёплых стран. Для птиц чужой земли
Не может быть. И ветра дуновению,
И волнам моря, и разливу рек
Не быть преградам к покоренью мира.
И только лес корнями врос навек
В глубокий слой родного эликсира.
Как этот лес, куда бы ни пошла,
Влюбленная в диковинки чужие:
Болит в разлуке с родиной душа
Сентиментальной, глупой ностальгией.
Правда
Ключевой свидетель явился в суд,
Где закон и совесть лишь правду ждут.
Он идёт к трибуне, шаги тверды —
Чёрный плащ возмездья самой Судьбы.
Холод глаз, дыханья тончайший лёд,
Он на свод законов ладонь кладёт.
Цвет талмуда чёрен и ядовит.
Секретарь застыл и почти что спит,
Жрец Фемиды старчески глуховат,
Обвинитель видит, слеп адвокат.
Подсудимый занят своей женой:
Чертит сердце в воздухе он рукой.
А жена и жертва как голубки:
Шепчут в ушко милые пустяки.
Но суду ни слова он не сказал,
Ключевой свидетель покинул зал.
Вышел в небо птицей, могуч, крылат,
Чёрный плащ отбросив у Божьих врат.
Никому нет дела до правды здесь,
Даже если голос её – с небес.
Развязка
– Как ты вышел из потери?
Выжил, и почти здоров?
– Плакал, пел, колпак примерил,
Шляпу вечных дураков.
В скоморошьих долгих танцах,
Обнимая стул и шкаф,
Я плясал седым паяцем,
Нитку неба оборвав,
Я на дудочке-свирели
Выдувал гортанный крик,
Забывая дни недели
И часы упрятав в миг.
Мне вослед кричали люди:
– Вот он вышел, идиот,
По ночам все чаще будит
Гордо умерший народ.
Надо плакать очень тихо,
Научиться не стонать.
Ночью баба Бабариха,
И мужик её Колиха
Хочут спать…
– Только я не слушал стаю,
Выл собакой на луну,
А они шмаляли сталью
По открытому окну.
Мне шрапнель мешала в плясках,
Кровью пачкая следы,
Так и выжил, а развязка –
Никого, кто был слепым.
Ирина Пахомова-Викторова
Москвичка, пишет стихи и короткую прозу. По образованию библиограф. По роду деятельности — специалист по рекламе с многолетним опытом. О себе: "С 24 февраля 2022 года сражаюсь с драконом в головах моих соотечественников. Силы неравные. Но на моей стороне оптимизм и вера в правду".