16 Views
соком граната
текла по рукам соком граната,
губы криком ломала,
вбирала
и не выпускала
меня
из себя
обратно.
теперь там –
как мир огромная рана
и тянет красным
опасно.
закрою,
закрою её
своими руками.
vivo осенью
Ещё неизвестно, кто за кем наблюдает –
то ли мы за ними, то ли они – когда опадают
и всё норовят прицепиться кровавой раной…
Встав с травы, рассовав туман по пустым карманам,
выйти в осень, напевая amore mio,
и рябиной пулять в ворон, попадая мимо
(мысль о том, что во снах все губы более сладки,
чем наяву). А вернувшись домой, в немой лихорадке
проваляться полночи, глядя в окно и считая фары.
Пробудиться мёртвым. Как и прежде, выкурить пару.
ниибацца
По выходным чувствуешь себя кассовым аппаратом,
поглощаешь деньги, выблёвываешь обратно,
покупаешь – то же, что спишь с чужими телами,
которые старше (не Электры комплекс – вопросы к маме),
отдаёшься сердцем, берёшь, конечно, руками,
а в понедельник каждый встреченный кажется мрамором,
похотливой бездушной мясной машиной,
по течению будней мимо них улыбчивым мимом
плывёшь, и чем-то острым прорвав с нарисованным очагом холстину,
ты заметишь, Пиноккио – твоей ложью нос обратился в огромный фаллос,
ни дверцы, ни ключика, а живых – их так мало осталось,
и, как сорока-ворона, дашь, но не всем и не поровну…
Спи.
Спи с ними так, чтоб они запомнили.
Л_Ю_Б
со свистом
в дверь выстрелила,
неслась, перелистывая
в горящих окнах чужие алиби:
чудище, где твой цветочек аленький?
в гербарии.
принцесса, куда подевала горошину?
потеряла. нарочно.
трезвый прохожий в пьяный осенний вечер
махал кулаками, врывался в вечность,
выл и рвал на куски своё прошлое:
зачем хотеть невозможного?!
потом глотал со слезами: дай!
хотя бы полстолечка!
рваный край.
его рай.
её короткая чёлочка.
