13 Views
«Вот это да! Вот это люди ко мне по утрам заваливаются!»
Атик с Сидинисом о чем-то переговариваются и ждут, пока оденусь… Но какого черта, в такую-то рань?!
Маленькая еще спит. Укрываю ее с головой:
— Потише! Не на плацу… Что у вас там?
— Нисохорм вызывает, — понимающе оторвав взгляд от укутанного комочка на кровати, вполголоса сказал Сидинис.
— Вызывает? Ну, начальничек… Он в лагере?
— Да. — Капитан, чтобы говорить тише, ступил на два шага ближе и злобно глянул на недопустимо шаркнувшую при этом сандалию. — И не он один! Ночью приплыл человек. Софист Исид.
— Я этим не увлекаюсь.
— И напрасно! Крайне умный дядька… И к тому же из Боспора.
— Ах, даже так?
— Только это не официально…
— Иначе мои ребята бы его уже разорвали, — перебил капитанский шепот Атик.
— Так это посольство?
— Нет. Нисохорм сказал, что все тебе объяснит и ему нужно с тобой посоветоваться.
— Ладно! Значит так… Вы пока спускайтесь вниз! Я, покуда оденусь, то-се, — подзадержусь.
Атик вышел, и Сидинис, проводив его глазами, подошел вплотную:
— По-моему, это перебежчик, — строго сказал он.
— Шпион?
— Да вроде не похоже! Слишком гордо держится.
— Если приехал не с пустыми руками и его идеи совпадут с нашими, то выслушаем.
— Но ты все-таки будь поосторожней, — прошептал капитан.
— Ладно.
— Идешь? Нет? — окликнул с лестницы скиф.
— Давай, а то он всю улицу разбудит.
— Не задерживайся: архонт просто места себе не находит, — и Сидинис выставился за дверь.
«То-се» оказалось осторожным поцелуем в теплую макушку.
Натягиваю наш общий свитер и выхожу на лестницу.
Судя по сдержанным захлебываниям внизу, запирательства не нужны.
Спускаюсь.
— Там к Нисохорму сегодня прибыл…
— Я уже знаю, Андроник, спасибо! Да ты ешь, ешь, только потише: она еще спит… Можешь не торопиться, — прохожу за спиной завтракающего раба.
Сдержанная полутьма зала оборвалась выходом наружу.
Всю дорогу до лагеря офицерская тройка следила за тучевыми скоплениями над городом и пробовала угадать, совпадут ли идеи приплывшего с Боспора с «нашими».
За окном идет дождь, и, третий час от него прячась, в капитанской комнате зреет заговор.
— Я, — софист Исид поворачивается к главному зачинщику, — сразу предполагал, что тут что-то не то! Еще когда этот ваш, как его…
— Зидик?
— Да, офицер, Зидик! А потом еще те, кого вы отпустили из степи, говорили странные вещи, — я уже тогда начал задумываться, но действительность, разумеется, превзошла все мои ожидания… Конечно! Если бы я раньше знал, с чем здесь столкнусь, что здесь увижу и услышу, то подумал бы сразу, как приехать в Танаис не с пустыми руками… Пока же мне приходится лишь заявить, что я, в отличие от царя, вполне способен здраво оценивать возможные перспективы… А подкрепленные удивительными доводами — тем более.
Скиф из угла смотрит на окончившего речь софиста и ухмыляется, — наверно, на счет «доводов».
— Напрасно скалишься, Атик! Дело очень серьезное!
Варвар прекращает отсвечивать зубами и делает рожу, соответствующую «серьезному делу».
— Ну, в общем-то, понятно, — обращаюсь уже ко всем, — и если нет других вариантов и возражений, то должно получиться.
Нисохорм, знакомый с моими возможностями больше, чем все остальные, кивает головой.
— Хотя и опасно, — добавляет Сидинис и тут же поправляется, — рискованно.
— А ты что думаешь?
Задумавшийся капитан фаланги, стряхнув молчание и отпустив рукоятки кресла, мечтательно предполагает:
— Уж если получится…
— Значит, дело решенное! — заканчиваю я, и Атик встает первым:
— Вечером я еще зайду с Фазодом.
— Да. Я всех соберу. Обговорим подробности.
В дверях скиф, поплотней запахнувшись в плащ, эдакой добровольной жертвой дождю — выходит наружу. Остальные что-то не торопятся быть мокрыми героями…
— Исид!
— Да,— боспорский политик повернулся к танаисскому.
— Ты когда вернешься обратно, что собираешься докладывать?..
— Царю? Ну, что-нибудь придумаю… В общих чертах, естественно. Можно сказать, к примеру, что я, как и намечалось, прочел перед народом пару своих речей. Поведаю, что в Танаисе, вроде бы, спокойно, посоветую не торопить события… О том, чем я был удивлен здесь, я, разумеется, не стану распространяться. Да мне и не поверят…
— Все правильно, — Нисохорм покивал.
— Ну что вы тут, еще не насовещались?
— Наше второе пришествие притопало, — отрекомендовал архонт вошедшего капитана арбалетчиков. — Никак не может выпросить у своего плотника для нас нормальную погоду…
— А главный — тут? — не оскорбился с действительно мокрыми от дождя плечами офицер.
— Я здесь! Какое дело, Аер?
Капитан отвернулся от Нисохорма в нужную сторону:
— Там тебя один приятель спрашивает…
— Прямо сейчас?
— Так… Он из наших: не гражданский — из солдат.
— А это что, не может подождать?
— Я так и говорил: у вас закрытое собрание, а он начал что-то про какую-то школу…
— Про школу? — «Ну тогда не про какую-то… Наверно, Иркин брат…» — Ребята, я встаю! Мне нужно вас покинуть.
— Что-то важное? — забеспокоился софист.
— Скорее личное. А ты… — заметив капитанскую попытку меня сопровождать, я останавливаю. — Давай-ка просушись хоть! Архонт тебя введет в курс дела. А вечером все вместе мы еще обсудим все наши планы на весну. Да! И не забудьте там составить план Пантикапея!
Посмотри — вот будоражат
волны море глубоко
И вокруг вершин Гирейских
круто стали облака —
Признак бури. Ужас душу
неожиданно берет.
Весна. Седьмая декада.
Уже два дня семь кораблей идут на Боспор.
«И, разумеется, без скифа…». Атик, узнав толщину дна корабля, по-варварски, будто первый раз, задумался над этим — наотрез отказался плыть вместе с пехотой. — «Как? Целых два дня быть в четырех пальцах над смертью? — Не смогу!» — Как ребенок… В конце концов, отправился с Фазодом в обход.
Атику вообще многое прощается…
Конница вышла на две недели раньше, и сейчас, по идее, идет где-то впереди вдоль моря. На Боспор.
Сегодня вечером его столица — Пантикапей. И если все нормально и расчеты правильны, встретимся с нашими около города сегодня.
Быстро темнеет. «Только бы Фазод успел…» Вон на горе — сегодняшняя цель!
Небо уже коснулось городских крыш, и только полоска где-то далеко за горой еще довольно ярко смотрит в спину Пантикапея. Калеча волны, занимаем бухту.
В городе что-то не то, и постепенно это «не то» становится похожим на пожары. Что за черт?! У Исида проблемы, что он начал раньше?!
Нас заметили.
Из юго-западных ворот вылетел всадник и поскакал к бухте. Почему-то один.
Конь только начал притормаживать, а человек уже спрыгнул и ему указывают в мою сторону: «Наш»… Подбежал:
— Я от Фазода, — он выплевывал слова.
— Вошел в Пантикапей? — мне стало плохо. — Без меня?
Кивок.
«Что теперь…»
— Строиться! — голос взвизгнул через плечо. — Немедленно к воротам!
«Фазод там что, с ума сошел?..»
— Зачем он влез один? Ну, отвечай!
— Иначе нельзя было, — солдат оправдывается, но и так ясно, что ничего уже не исправить. — Боспорцы узнали, что мы идем, и начали тащить на стены камнеметы. Исид, — солдат от спешки подавился именем, — Исид понял, что…
— Влазь сюда! — я посторонился, давая ему место на тронувшейся вместе с войсками колеснице. Он влез. — Продолжай.
— Мы подошли, — так же сбивчиво, через короткие паузы подбегающих за приказами капитанов, продолжал он.
— Впе-ре-од, — понеслось ,цепляясь за копья…
— Мы подошли, когда второй отряд Исида дрался за городские ворота. Теперь мы закрепились там и сейчас ждем вас.
— Понял. Сейчас на месте разберемся!
Подходим.
В воротах действительно идет бой.
Передние ряды штурмовиков вмешиваются и очищают вход главным силам.
«Еще не все потеряно…»
Я прыгнул, солдат — за мной. На кивок подскочил телохранитель.
— Где сейчас Исид с Фазодом? — Под капающим визжащей смолой факелом разворачиваю перед всадником план Пантикапея. Разобравшись, он показывает.
Приказы капитанам начинают наше углубление в город. На небольшой площади фаланга собралась в несколько кусков, замкнула две улицы, и, используя каждый сантиметр их ширины, чтоб высунуть лишнее копье, двинулась.
И пошло-поехало…
Несколько коротких и быстротечных атак боспорцев отбиваются, — и копейщики постепенно и безжалостно вдавливают врага в глубину кварталов. Мы движемся. Улицы заманивающе поворачивают и понемногу сужаются. На соседней — наши уткнулись в баррикаду. Тяжелая пехота выходит вперед и, лишенная защитной стены фаланги, несет потери.
В так и не наступившей темноте горят дома.
«Наверно, мы уже где-то недалеко от центра!»
И вдруг неожиданно отчаянный бросок боспорцев едва не добирается сквозь копья до щитов. За поворотом все объясняется.
Гора трупов и камней, разбитые баррикады и здания с процарапанными на стенах вмятинами… Один — разбит совсем и рухнувшей стеной просыпался на пол улицы. Исид выкатил камнеметы и бьет вдоль. И мы выносим боспорцев под эти удары.
Не давая пехоте противника подступать к машинам со спины, судорожно бьется скифская конница. Мечется между камнеметами и неотвратимо наступающей с другой стороны баррикадой.
Мы разворачиваемся и выживаем врага из соседнего переулка между двумя улицами. Видно, как лихорадочно бегают у камнеметов люди Исида. Не сразу понимают, что спасены.
Копейщики раздвигают дорогу.
Какая-то перемазанная сажей и кровью рожа протискивается мимо. Ору прямо в нее:
— Где Исид?!
— Там… В том доме.
Фаланга двинулась вдоль улицы, заменяя выдыхающуюся конницу Фазода. Останавливает наступление противника.
Из искореженного дома выбежал Исид. «Едва узнать…» Увидал мой выглядывающий над другими шлем — и ко мне. Кажется, еще не разучился соображать в этом аду. В непривыкшей к таким ситуациям руке — меч. Защитных доспехов — никаких. «Все-таки, он в своем уме?»
— Немедленно! Немедленно в царский дворец! — его голосу перебили хребет.
Мы теряемся в череде команд. Наших, боспорских… Перестроения. В каждом переулке фаланга ищет слабость сопротивления. И не может найти.
— Пока не поздно… — Исид уже не владеет собой.
Я не могу понять. Откуда столько боспорцев.
— Царь вызвал подкрепления, — угадывая, кричит мне в ухо софист. — Это свежие части! Входят в город с другой стороны. К нам тоже сегодня должны подойти на помощь… Феодосийцы.
Давка возрастает. Наши дерутся уже кто где. Отдельными островками в гуще врагов. С боспорцами происходит то же самое, только они погибают чуть быстрей, чем наши. Бессильные арбалетчики пытаются давить в спины передним рядам, стараясь усилить то ли напор, то ли давку.
Теснота еще та! Оглядываюсь…
Головы. Копья торчат над ними в разные стороны, боясь опускаться.
С соседнего квартала к улице постепенно подбирается огонь. Оттуда тоже давят люди — без оружия. «Плохой признак».
Сзади за шлем ухватился крик и повернул мою голову в свою сторону.
Боспорцы разобрали баррикаду, — и под уклон, медленно поворачивая огромными колесами, катится пущенная с того конца улицы громадная машина… Непонятно, для какого способа убийств она предназначалась, но сейчас давит всех подряд довольно качественно. Странно, как до сих пор не остановилась об тела. «А останавливаться, похоже, и не думает…»
Паника.
С ее пути люди спешат раздавиться об стены и давят, давят друг друга не хуже самой машины…
«Да откуда же это?» Люди напирают все сильней.
Крик: «Феодосийцы подошли!» — обстановку ничуть не разряжает.
Мои одинокие всадники на сумасшедше-носимых толпой конях плавают над блестящими огнем соседних домов шлемами пехоты.
«Неужели так всегда берутся города? Сколько погибнет… — Сознание вовремя вспоминает и о своем существовании.— Сейчас вот проломят голову или грудную клетку, — никто и не заметит… Ну уж нет! Быки не будут лизать свою кровь…»
Ко мне прибивает Исида. Машет на соседний дом. Штурмовики кое-как освобождают нам проход, и мы — по камням и трупам — влезаем. «Десятка три, больше не нужно!» — и Исид ведет нас по кривому коридору, показывая дорогу.
Поднимаемся, опускаемся, вновь поднимаемся по лестницам… По чьей-то мятой крыше: с правой стороны продолжает идти бой, с левой — пустой двор, — идем и поскальзываемся на гладкой черепице. Еще лестница, — похожая скорей на разрубленный ступенчатый колодец. И выходим на открытое пространство у стены.
Совершенно свободно.
Софист ведет дальше. По узким ступеням — и мы на городской стене. Никого.
«Внутрь, внутрь…» — Исид опять углубляется в каменную темноту.
Идем какими-то пристройками, переходами… Направление понимается очень условно: «А если это только хорошо разыгранный спектакль и Исид нас подставил?.. Заведет куда-нибудь…» Вот мы опять начинаем приближаться к центру, «кажется»… Еще один поворот. И вдруг натыкаюсь на боспорца.
Так и не успев узнать, кто перед ним, он врезался грудью в короткий меч, отступил в предмогильном непонимании, давая дорогу, и съехал вдоль стены на пол.
Выскочил еще один.
Мечом — только гулко чиркнул по шлему, и тут же начал безопасно отступать с раздробленным стрелой — в упор — плечом.
Исид тащит за рукав: почти пришли… Поднимаемся по ступеням, — софист открывает двери и вбегает первым. «Неужели этот ступенчатый бред кончился?..»
Проходим в пустой зал, на второй этаж. Значит, мы уже во дворце? В одно оконце видно внизу огромную площадь зала с бегающими людьми. Отрываюсь, — нам навстречу бежит человек двадцать: царская охрана. Поэтому даже штурмовики не сразу с ними справляются. По лестнице колодца — вниз, и вбегаем в царские палаты.
Этот человек стоит в окружении пышных кретинов и охраны. «Похоже, мы пришли».
Теперь быстрее…
Те поворачиваются к нам, и у многих редко вынимаемое оружие уже обнажается драгоценной сталью.
Навстречу им, два раза зацепившись, снялся с плеча АКМ.
Мои люди рассыпаются по залу.
Пространство для атаки занимает первый подбегающий…
И в грохоте пятерки первых пуль своим падением опрокидывает у всех все представления о видах смерти. Ствол переводится от трупа на живых. Грохот бьет во все стороны. И, кажется, во все стороны летят и пули… Разбивают мрамор, фрески, рикошетят по нескольку раз. Еле держусь, чтобы не лупить вкруговую — лишь бы поскорей! Но чувства падающих, их предсмертные движения, пробитые красными пятнами по одежде, все-таки до ужаса четко — «на всю жизнь» — вбиваются в глаза и через сдавленные крики — в уши. Их поднявший со сна голову, еще не понимающий, но уже со смертельными ранами ужас передается и мне. Будто мы — связанные трассами пуль — одно целое.
Валятся, валятся…
И царь, было кинувшийся к колонне, рухнул, так и не поняв причину, вид, факт своей гибели… Все!
Подхожу — да, это он. Складки парчового халата раскинулись и, с отвращением боясь намокнуть, плавают по луже крови своего хозяина, — мертв.
Никакой схватки вокруг нет. Трупы кажутся дымящимися, и между ними, потрясенные скоростью и криком прошедшей мимо них по залу смерти, бродят танаисцы.
Очнулся и запрещаю преследовать оставшихся в живых. Сейчас каждый из этих уцелевших боспорян стоит десятка наших всадников.
Ночные кошмары, в целом, закончились не сразу…
Под утро кое-как удалось разобраться с частями и наладить связь. Конечно, только в этом наше преимущество… Пришедшим в себя войскам постепенно удается отжимать противника к тупикам городской стены.
Каждый поодиночке, они, может, и понимают это, но трудно где-то зацепиться, не зная, что происходит на соседней улице.
Утром донесли, что боспорцы полностью заблокированы в соседних со стеной переулках. Отдаю приказ о прекращении продвижения, чтобы где-нибудь случайно не разорвать наших позиций. А пока — пусть боспорцы сами поймут всю сложность своего положения! Сейчас их мозги — им больший враг, чем мы.
Подождем.
Наши бродят по залу: кто рассматривает богато одетых мертвецов, кто собирает оружие.
— Мидоний! — Мидоний оборачивается на мой крик. — Где капитан Сидинис?
— А он в соседнем зале!
— Позови его ко мне.
Солдат разворачивается уходить:
— Да вон он идет!
Капитан вместе с Исидом вышли через забрызганный одной стороной кровью проем. Сидинис не в себе.
— Что?
— Там царская сокровищница…
— Наполовину пустая, — перебил Исид, — успел спрятать, сволочь!
— Сидинис! Оставь… — («а черт, скользко») — оставь несколько человек охраны, — Исид присмотрит, — и пошли к стене! Здесь больше делать нечего…
Город, улицы, дома — подпертые бордюрами трупов. Наши заслоны.
«Кажется, в самый раз!» Посылаются глашатаи на стены с призывом к сдаче.
Город наш.
Теперь — главное.
Через издерганных за ночь гонцов первым найден капитан фаланги, и он получает приказ рассредоточится со своими частями по улицам: следить, чтоб не было беспорядков.
Аеру ставится задача поконкретней, — арбалетчики посылаются на тушение пожаров, и еще…
— Капитан!
— Да….
— Мародеров с любой стороны… Повтори…
— С любой стороны.
— Расстреливай.
— Понял.
— И если нужно не скупись на стрелы!
— Хорошо.
Сам с Сидинисом и несколькими солдатами — возвращаюсь во дворец.
Утренняя усталость поднимается к голове, и глаза режет яркостью Пантикапея, занятого нами и белым солнечным светом.
